Андрей Ливадный - Форпост Страница 10

Первым чувством, вернувшимся вместе с прояснением рассудка, была злость.

Ивану вдруг отчаянно захотелось выключить мнемонический блокиратор, чтобы иметь возможность задать один вопрос: какого фрайга вам здесь нужно?!

Действительно, поведение инсектов трудно было объяснить или назвать разумным. Их никто не трогал. Данная планета насекомоподобным не подходит, так в чем суть конфликта? Почему они даже не пытаются предъявить каких-либо претензий, а тупо и нагло лезут в бой, словно поставили перед собой задачу уничтожать все, что относиться к человеческой цивилизации…

Бред какой-то.

Мысли вихрем пронеслись в сознании, пока взгляд жадно вбирал резко изменившуюся обстановку.

Как оказалось, его беспамятство не являлось кратковременным, - на экранах сканирующих комплексов уже не фиксировался «Нибелунг», а обе серв-машины, огрызаясь короткими очередями, отступали к цокольному этажу мегаполиса.

Земля и огонь смешивались в неистовстве разрывов, корабли инсектов держали двух «Хоплитов» под постоянным ракетным обстрелом, сменяя друг друга в конусе атаки.

Гибель «Нибелунга» еще стыла в сознании фантомными ощущениями травматического шока, и Дорохов, окончательно приходя в себя, вдруг подумал: как мы еще живы в этом аду?

Стоило бросить беглый взгляд на экраны обзора, увидеть, как одна стена разрывов опадает тоннами сгорающей на лету почвы, а ей на смену уже вырастает новая аллея оранжево-черных султанов, высотой в десять-пятнадцать метров, заметить стробоскопические вспышки от тактовой работы орудий серв-машин, услышать разнотонный вой гироскопов самостабилизации, пытающихся выровнять «Хоплита», удержать его от падения, компенсируя рвущиеся со всех сторон ударные волны, как рассудок тут же погрузился в сумеречный ад, который нельзя было назвать боем - их пытались уничтожить, стереть с лица планеты, но ракетные залпы раз за разом ложились мимо, оставляя уродливые шрамы на перепаханной серой земле.

«Хоплиты» маневрировали, уклоняясь от стреловидных росчерков НУРСов[8], - кто-то крупно подгадил инсектам, недопоставив им систем самонаведения, либо они слишком поторопились, не разобравшись в нюансах устройства чуждой для них техники.

Однако, долго так продолжаться не могло. Иван отчетливо понимал, что обе серв-машины сейчас находятся под управлением Лагутина, который с завидным хладнокровием вел «Хоплитов» под основание наклонной стены цоколя, где зиял провал огромного шлюза, предназначенного для продвижения тяжелой планетарной техники.

- Иван, очнулся?!

- Да.

- Не трогай ничего на пульте. - Голос Лагутина был бодрым и злым. - Извини лейтенант, как говорила наш президент, Шейла Норман, - «нет времени на медленные танцы»[9]. - Прорвемся в цоколь, отдам управление. Подружись с «Одиночкой», мой совет. У нее есть имя, это если ты не знал…

Окончание фразы потонуло в грохоте близкой серии разрывов.

Хладнокровию Лагутина оставалось лишь позавидовать. Складывалось полное впечатление, что, оказавшись в рубке серв-машины, Илья Андреевич полностью преобразился, словно попал в родную для него стихию.

«Хоплит» Дорохова на миг потерял равновесие.

Рубку резко качнуло, вой осколков, уходящих в рикошет от покатых бронеплит корпуса, казалось, въедается в разум тонкой, безысходной нотой…

На виртуальных мониторах отчет статуса систем цвел погребальным узором алых индикаторов, - внешние датчики срезало как бритвой, и лишь бронированные кожухи, за которыми скрывались основные сканирующие комплексы, еще держались, принимая на себя удары осколков.

«Хоплит» пошатнулся, но не упал.

Иван, не в силах оставаться вне полыхающего вокруг боя, мысленным усилием включился в цепи управления серв-машины.

…

Он больше не пытался абстрагироваться от «Хоплита».

Эффект оказался мгновенным, потрясающим, рассудок тут же наполнился совершенно новой для него гаммой ощущений, которые не несли фантомного травматизма, как оказалось в момент гибели «Нибелунга», напротив, он вдруг испытал перерождение: кристальная ясность мышления, иное видение окружающего мира, спокойное осознание собственных возможностей, мгновенный расчет каждого совершаемого действия, - непередаваемый, не подающийся точному описанию ритм боя, когда рассудок человека и модуль «Одиночка» внезапно начинают осознавать себя, как единое целое.

Стопроцентный нейросенсорный контакт.

Пилотами не рождаются, ими становятся, однажды и навсегда, в момент наивысшего напряжения, когда натужный вой сервоприводов вдруг вызывает рефлекторное сокращение мышц, а гулкая вибрация поврежденного двигателя точной наводки орудия натягивает нервы, грозя порвать их за секунду до выстрела…

Он больше не видел сплошной стены разрывов, комья барабанящей по броне земли, воспринимались как удары по собственному телу, но расширившееся восприятие не концентрировалось на несущественных ощущениях, - Иван сумел сконцентрировать внимание на кораблях инсектов: непосредственное влияние сенсорных систем на зрительный нерв оказалось намного острее, чем любая, самая подробная модель, построенная в сфере голографического монитора.

Он видел их, не смотря на дым, тонны поднятой в воздух земли и яркую засветку от множества полыхающих вокруг разрывов.

Шаг назад…

Вибрирующая работа поворотной платформы, тихое напряженное гудение электромагнитных фиксаторов, удерживающих приподнявшуюся рубку в заданном положении, едва ощутимое движение подвесного орудия правого борта и…

Залп.

Пятитактовая очередь восьмидесятимиллиметровой спаренной установки, две зримые снарядные трассы, точечные вспышки разрывов осыпавших борт корабля инсектов, клочья черной органической брони, разлетающиеся как размягченное температурой вулканическое стекло, и среди этих мгновенных ощущений - блеск обнажившегося металла, на котором тут же фиксируется внимание кибернетической системы.

Левое орудие резко приподнимается, разряжаясь с утробным воем, мимо рубки, наискось, отлетает выброшенный лоток израсходованной обоймы, гулко вибрируют боевые эскалаторы перезарядки, но эти ощущения внезапно становятся фоном, скользят по периферии сознания; взгляд Ивана молниеносно следует за выпущенными снарядами в точку попадания, где с тяжким грохотом разрывов сминается, крошится металлокерамический сплав пусковых шахт ракетных комплексов.

Эбеново-черный корабль, похожий на парящую в воздухе кисть руки, вдруг начинает крениться, приподнимая искалеченный нос, из трех перпендикулярно расположенных относительно корпуса «выростов» тщетно вырываются струи холодного пламени, - центр тяжести критически сместился и чужеродному кораблю уже не удержаться в режиме горизонтального парения…

Иван успел отчетливо рассмотреть, как в глянцевитой броне открываются похожие на безгубые рты щели, и оттуда, словно муравьи, начинаются сыпаться крошечные фигурки инсектов. Их сотни, они падают с небольшой высоты, не разбиваясь, тут же стремительно начиная удирать от места падения, куда после отчаянной, но бесполезной борьбы грузно оседает масса подбитого корабля.

По субъективным ощущениям бой растягивается в вечность, но в действительности прошло не более минуты с того момента, как Дорохов разговаривал с Лагутиным.

В поле бокового зрения внезапно попадают древние, покрытые окислами конструкции, за которыми царит вязкая тьма, - это покосившаяся рама рухнувших створов, некогда запиравших проход в недра цокольного этажа.

Все…

Вырвались.

«Хоплит» разворачивается, разгоняя мрак, включаются два уцелевших прожектора.

Еще шаг и Иван начинает ощущать, как тяжкая поступь серв-машины переходит в подчинение его воле: Лагутин, как и обещал, отключил дистанционное управление.

Дорохов не прерывая нейросенсорного контакта, на миг остановил «Хоплита».

Он понимал, что минута боя полностью переродила его сознание, и, прежде чем двигаться дальше, вглубь мрачной древней постройки он, не напрягаясь, как прежде, мысленно спросил, не заметив, сколь естественно, по-человечески тепло , сформировал его разум запрос кибернетической системе серв-машины:

Я знаю, у тебя есть имя?

Нет. Есть только серийное название модели.

Назови его.

«Беатрис». СИИНТ[10] «Беатрис27».

Красивое имя. Позволь, я буду называть тебя просто - Беат?

Конечно…

Кому-то это могло показаться абсурдом, излишеством, но Иван, понимал - все гораздо сложнее. Она осознавала факт собственного бытия, и имела право, на адекватное обращение.

Два часа они, не останавливаясь, углублялись в недра древнего цоколя, прежде чем «Хоплит» Лагутина остановился, поджав ступоходы.