Александр Зорич - Пилот особого назначения Страница 10

— Знаешь, Андрей… Создатель вообще такой шутник!

— Ого! Сам придумал?

— Только что.

— Не могу не согласиться.

Эта шутка Создателя сделала мне так хорошо, что я готов был целовать Иванова в отсутствующие ГАБовские погоны и безропотно снес бы имплантацию в череп не одной, а десятка миниатюрных бомб!

Бомбы, кстати, вшили. Маленькие такие штучки, размером с крупинку сахара. Не соврал Иванов.

Ну и Сашу я готов был целовать. И в погоны, и куда угодно. Да только она редко показывалась, а когда снисходила, всегда отгораживалась субординацией и казенным «вы».

Да, зацепила меня товарищ капитан, ох зацепила. До сих пор вспоминаю наше с ней свидание на орбитальной крепости «Амазония», что стережет покой системы звезды Лукреции изо всех своих антикварных сил.

О чем я думал? Любовь к Рошни Тервани никуда не делась и не думала даже. Но, по меткому германскому определению, душа и тело разрывались между «Ich liebe» и «Ich will» — «я люблю» и «я хочу».

Скотина вы, товарищ бывший кадет, а теперь товарищ непонятно кто. Форменная скотина.

Слава Богу, ни времени, ни каких других резервов на душевные страдания не оставалось.

К вечеру второго дня наши машины в красивом строю зашли на посадку и замерли на ВПП Сектора 13. Согласно распорядку товарищи пилоты выстроились в шеренгу и предоставили себя товарищам техникам, так как разбирать летные скафандры самостоятельно мы не имели права.

— И что мы такой кислый? — Поинтересовался Разуваев, которого распатронивали по правую руку от меня.

— Оставь, Арсений, человека в покое. — Прогудел Настасьин. — Человек в телесном удручении пребывает.

— Не, ну а шо я такого сказал? Я ж с целью пообщаться, поддержать, посочувствовать и все такое!

— Ты когда шевелюру пострижешь, сочувствующий? — Спросил Ревенко на правах командира.

Принятый техником шлем явил миру роскошный сенин чуб, упавший чуть не до носа. Завязалась перепалка, за что Артему большое спасибо — прилипчивый одессит отлепился.

Удручение меня накрыло внезапно, так сказать, второй ударной волной. Я просто посчитал сколько времени пришлось провести в космосе — на адреналине, на нервах, когда жизнь на кончиках пальцев…

Штурм Шварцвальда, разведка в районе Тирона, взрыв звезды Моргенштерн, клонский карцер и клонская допросная, а потом сразу захват «Левиафана», гибель Тойво Тосанена и Фэйри Вильсон. О первом слова хорошего не найдется, а о второй не грех бы и всплакнуть.

Это ж я, выходит, почти три недели в боях и походах. Или, точнее, в боях и допросах. Не вынимая! Устанешь тут! И хорошо еще, что есть Сантуш, с которым всем этим можно поделиться! Так как нас очень настоятельно попросили насчет своих биографий друг с другом не откровенничать!

Кстати, как Комачо переносит эти нагрузки? Ему ж крепко за тридцать — возраст для истребителя совсем не юношеский.

Пока я страдал в руках техников, пока они паковали скафандры в рундуки, на взлетку вырулил легкий двухместный мобиль с Александрой на борту. Она выскочила на бетон, невыразимо свежая и прекрасная среди всеобщей армейской серости. Серая взлетка, черные истребители высятся заснеженными скалами, серый вечерний воздух и она — такой контраст!

— Мужчины! Товарищ Иванов прибыл, ждет вас немедленно на пятом складе. Будем новую матчасть принимать! — Воскликнула она и улыбнулась.

Так улыбнулась, что никто даже не сказал ничего матерного, приличествующего моменту. А я сперва хотел! Да сразу перехотел — умеет подкатить!

— Все слышали? Тогда в одну шеренгу и за мной — шагом марш! — скомандовал Ревенко, дыша морозным паром.

Ну что же, потрусили на Склад — в нашу секретную замызганную штаб-квартиру. Оно и хорошо, ибо снимать скафандр на поле зимой, даже такой мягкой, как новогеоргиевская — удовольствие ниже среднего. Только ничего не попишешь — наша шестерка квартировала на космодроме сверх штата, все помещения оккупированы пилотскими сменами, а «Дзуйхо» зачем-то висел на орбите.

Космодром, забор, КПП, хмурые осназовцы, елочки-араукарии, робот-уборщик борется с хламом, два поворота направо, полкилометра по прямой, и вот он — Склад № 5. На отшибе, уродливый, огромный, возвышается над пейзажем полукруглым гофрированным сводом.

На входе нас проверили еще раз, для порядка. Мы вошли. И увидели нечто такое, что просто нет слов.

Техники муравьями облепили… нет, на техников мы не обратили никакого внимания!

На обширной палубе стояли они.

Крупные, побольше «Хагенов». Оливково-зеленые. Без намека на фонарь пилотской кабины. Короткокрылые настолько, что непонятно вообще, где корпус, а где крылья. Вместо посадочных опор вывалены на штангах элементы бронирования днища. А сама броня такой фактуры, что и описать невозможно — не хватит слов — констелляция каких-то жгутов, утолщений, канелюров и наплывов непонятного технического и аэродинамического назначения.

Мы подошли.

Мы издали удивленные звуки.

Нехорошие слова говорил даже Клим, не жаловавший мат, как и все муромчане. За процессом любования нас застал Иванов.

— Ну что, кто опознает данные летательные аппараты? — Спросил он и улыбнулся.

— Это…

— Это…

— Это развлекательно-боевые планетолеты чоругов! — Выпалил я, так как совсем недавно потел над «Техникой ксенорас».

— Только этого не может быть, — резюмировал Кутайсов. — Как вы их достали?!

Иванов довольно хмыкнул.

— Слова «бета-каталитический крекинг люксогена» вам о чем-нибудь говорят, Павел Сергеевич?

— Нет… То есть я знаю, что люксоген в промышленных объемах синтезируется при использовании катализаторов, которые заставляют ядра урана трансмутировать в странглеты. И что одним из популярных катализаторов выступает эмпориум. Но без подробностей.

— Конечно. Новейшая установка бета-катализа — это гостайна. И я отвез подробную техдокументацию… в некое место, где обменял ее у восхищенного чоруга первого ранга Автандила вот на эти машины. Если вы не в курсе, обмен техническими достижениями с нашими братьями по разуму поставлен на широкую ногу. Хотя и не на такую широкую, как в Конкордии. К сожалению.

Иванов словно проснулся, заговорил живо и даже начал прохаживаться, заложив левую руку за спину.

— Чоруги, друзья мои, совершали межзвездные перелеты тогда, когда у нас на Земле король Харальд Хардрада погиб в битве при Стэмфордбридже, когда христианскую церковь постиг раскол, а толпы немытых франков с крестом и мечом жгли Иерусалим. Нам сильно повезло, что чоругские сообщества склонны к гомеостазу и далеки от мыслей об экспансии — как научной, так и военной. В основном, ими движет любопытство. На котором мы и играем.

— Зачем им наша технология? — Спросил я. — У них фора по времени — две тысячи лет! Целая бездна!

— Любопытство! Чоруги, особенно из касты восхищенных, обязаны каждодневно перерабатывать новую информацию — это залог физического выживания мозга. Не знаю, зачем именно им наша установка. Может быть, они ее в производство запустят. А может, им просто интересен ход человеческих мыслей.

— Так спросили бы у него… у Автандила этого! Он, кстати, шо, чоругский армянин? — Поинтересовался Разуваев.

— Автандил — гостевое имя, — автоматически откликнулась Саша, хотя у нее ничего и не спрашивали.

— Именно! — Подхватил Иванов. — Чоруги всегда берут имя из той культуры, с представителями которой собираются общаться. Да не просто берут! Как бы перерождают сознание! Так что Автандил — не просто кличка. Это вполне нормальное, полноценное имя, полученное в ходе особой церемонии. Насчет второго вопроса: Арсений Ростиславович, вы когда-нибудь общались с чоругом? Особенно, восхищенным? Докладываю: занятие специфическое. Представьте себя наедине с двухметровым прямоходящим скорпионом, который живет на свете уже лет сто пятьдесят, а знает и помнит больше всего Совета Директоров вместе взятого. Острейший ум, логика безупречная и настолько же нечеловеческая, плюс не вполне ясная мотивация… Могу сказать, что человек неподготовленный за пару-тройку дней такого общения может загреметь в психиатрическую лечебницу на пару-тройку месяцев. Бывали прецеденты. Вызнать у восхищенного нечто, если он сам не захочет рассказать — дело абсолютно гиблое. Вы лучше спросите, зачем нам уникальная матчасть!

Ну, это скучно. Это даже мне, с моими недоделанными тремя курсами, понятно.

Разведка же! А машины чоругские!

То есть, мы вне подозрений — пускай чоругов подозревают. А это бесполезно, так как их любознательность, экстерриториальность и наплевательское отношение к космической собственности известны от Цихлиды до Кай Аракса и от Вайтштраля до Армаити. К тому же до сих пор никто не знает, располагают ли космораки унитарным государством… И, соответственно, неясно, кому могли бы адресовать свои возмущенные дипломатические ноты наши сверхдержавы.