Михаил Ахманов - Ответный удар Страница 10

– А она сама… то есть вы оба… ты и она…

– Нет, Эби, нет, у нас детей не будет. Ее каста тхо бесплодна.

– Но бесплодие лечится!

– Это не болезнь, не бесплодие земной женщины, Абигайль, ее организм просто не вырабатывает нужных гамет[15]. С этим ничего нельзя поделать, милая. На Лунной базе и здесь, на Земле, ее смотрели лучшие специалисты… смотрели тщательно, ты уж мне поверь! Да и не в этом дело.

– Не в этом? Ты меня пугаешь, Павел! В чем же?

– В том, что мир фаата рационален до конца. Старость так же непродуктивна, как юность, и поэтому тхо долго не живут. – Долгая, долгая пауза. Затем: – Я не знаю, сколько ей осталось.

– Скажи, Пол: т'тайа орр н'ук'ума сиренд'аги патта.

– Тетайя оррр нукума сирентахи пата… Похоже, тетя Йо?

– Нет, малыш, нет. Не тетайя, а т'тайа, не нукума, н'ук'ума… У тебя такой хороший, такой гибкий язычок, щелкай им в нужном месте. Послушай еще раз: т'тайа орр н'ук'ума сиренд'аги патта… Теперь повтори.

– Т'тайа оррр н'ук'ума сирент'аги патта!

– Уже гораздо лучше. Орр, орр, орр… Не надо сильно раскатывать звук. А в слове «сиренд» окончание звонкое – сиренд, сиренд, сиренд'аги. Лучше, если ты будешь не говорить, а петь. Споем вместе?

– Да, тетя Йо. Т'тайа орр н'ук'ума сиренд'ага патта!

– Замечательно, мой хороший! Ты понимаешь, что это значит?

– Сиренд вылез на солнце и греется на теплых камнях. Сиренд – такая ящерица с блестящей синей шкуркой… водится в Новых Мирах, про которые ты мне рассказывала…

– В одном из Новых Миров, малыш. На Т'харе… Это мир, в котором я жила.

– Он дальше Марса?

– Дальше, Пол.

– Дальше Юпитера?

– Гораздо дальше. Он лежит у Провала, на границе галактического рукава, и свет до него идет целых два столетия.

– Ты скучаешь по нему?

– Нет. Пожалуй, нет… Там у меня не было близких, а здесь ты, и твоя мама, и Павел… И на Земле гораздо красивее, чем на Т'харе.

– Но я все равно хочу увидеть Т'хар. Когда я вырасту и стану астронавтом, мы полетим туда все вместе – ты, я, дядя Павел и мама.

– Боюсь, Пол, нам не будут рады.

– Почему?

– Я объясню тебе это, но не сейчас, как-нибудь попозже. Сейчас мы должны говорить на фаата'лиу, чтобы ты все понял правильно. Ты не забыл, что такое фаата'лиу?

– Конечно, не забыл. Это язык бино фаата.

– Мама, почему дядя Павел плачет?

– Разве он плачет, сынок? На его лице нет слез.

– Он плачет. Я чувствую. Здесь. – Детская ладошка касается лба. – И ты тоже плачешь. Мама, почему?

Долгое молчание.

– Наверное, ты прав, мой мальчик. Мы оба плачем, дядя Павел и я. Люди горюют, когда уходят близкие, уходят навсегда. Я не хотела тебе говорить… Йо умерла. Ты ведь понимаешь, что это значит?

– Касс'иро тан… То есть я хотел сказать – я понимаю и не понимаю. Умирают старые, а тетя Йо была молодой и такой красивой… Как она могла умереть?

– Ты же знаешь, Пол, что она не человек… не человек Земли. Мы живем семьдесят, и восемьдесят, и даже сто лет, а Йо не могла прожить столько. Она была фаата.

– Но она говорила мне, что фаата живут очень долго и никогда не стареют. Разве это не так?

– Есть разные фаата, милый, как разные народы на Земле. У таких фаата, как Йо, жизнь недолгая.

Молчание.

– И она больше к нам не придет? Никогда-никогда? Не будет меня учить, говорить со мной на фаата'лиу, рассказывать о Т'харе, о Новых Мирах и большом корабле, на котором прилетела на Землю? Я не хочу так! Я хочу, чтобы она жила! Разве это трудно – просто жить?

– Есть вещи, Пол, которые нам неподвластны. С ними надо смириться и перенести горе с терпением и мужеством. Посмотри на дядю Павла… посмотри, он сидит на скамейке в нашем саду, глаза его печальны, но слез в них не увидишь. Он сильный человек, наш дядя Павел…

– Но внутри у него темнота. Я чувствую, знаю… Слез нет, но он плачет… – Пауза. – Я пойду к нему, мама?

– Иди, сынок.

– Пол, это господин Клаус Зибель из ОКС. Он будет…

– Простите, мэм, просто Клаус. А ты – Пол… Пол Ричард Коркоран… Знаешь, ты очень похож на свою маму. Какая у тебя интересная комната… столько снимков, и все голограммы… Я вижу, на них капитан Литвин… здесь – на Меркурии, а здесь – в Поясе Астероидов… А это где?

– На Аяксе. Там два солнца, господин Клаус, зеленое и красное.

– Называй меня Клаусом, Пол. Я, конечно, старше тебя, но ненамного, всего лет на двадцать. Сущий пустяк, не так ли? Хорошая у тебя комната… и окна прямо в сад… а в саду еще астры цветут… Скажи, почему погашены эти два снимка – тот и вот тот?

– Мама говорит, такой обычай – не включать голограммы сорок дней. На них тетя Иоланда. Она умерла, Клаус.

– Ты хотел сказать – Йо?

– Я хотел сказать Иоланда, потому что так ее все звали, кроме нас с мамой и дяди Павла. Но ты из ОКС, и ты знаешь, что она была Йо.

– Знаю. Включи, пожалуйста, эти снимки. Включи для меня, на пять минут.

Молчание.

– Красивая… Жаль, недолго у вас прожила…

– Она здесь не жила. У нее и дяди Павла есть свой дом.

– Я оговорился, Пол. Я хотел сказать – у нас на Земле. Она была твоим другом?

– Да, Клаус.

– А другие друзья у тебя есть? Кто они?

– Коля. Он в том доме живет, где башенка. Видишь, Клаус? Во-он, над деревьями… Еще Серега и Петька. Они братья, но Петька маленький, а с Серегой мы вместе в гимназию пойдем, так мама сказала. Еще не скоро… еще целый год… почти…

– Но ты не забудешь того, чему научился у Йо? Фаата'лиу, например?

– Я постараюсь не забыть, но кроме тети Йо никто не знает фаата'лиу, даже дядя Павел. Серега… я хотел научить Серегу, но он все говорит неправильно и не умеет щелкать языком. И теперь, когда нет тёти Йо…

– …Теперь есть я. Я немного знаком с фаата'лиу и умею щелкать. Тц, тц, тц… Слышишь? Знаешь, зачем я пришел?

– Зачем, Клаус?

– Я пришел, чтобы говорить с тобой на языке бино фаата. Нам нужно говорить, тебе и мне, иначе мы его забудем, а это не годится. Язык врагов надо знать… врагов или союзников, смотря по тому, как повернется судьба. Понимаешь?.. Вижу, что еще не понимаешь, но поймешь со временем. Мы будем говорить с тобой, Пол. Конечно, я не заменю тебе Йо, я совсем некрасивый, и я не похож на фаата, но знаю о них многое. Все, что знаю, расскажу тебе. И мы… может быть, мы станем друзьями.

Молчание. Почти бессознательно ментальный щуп коснулся чужого разума, приник на мгновение и отпрянул.

Странный этот Клаус Зибель… Странный, но, кажется, плохого не желает… Хочет говорить… в самом деле, хочет говорить…

– Айт т'теси, – произнес мальчик на языке фаата. – Я рад.

– Пол? Тебя зовут Пол Коркоран? Значит, Паоло. А я Хосе Гутьерес из Барселоны.

– Испанец?

– Ха, испанец! Я каталонец, Паоло! Мой дед говорит, мы настоящие иберы, не то что эти… – Презрительный жест. – А ты откуда? Из Швеции?

– Почему ты так решил?

– Все шведы рыжие, и ты рыжий.

– Я из России, Хосе.

– Ха, врешь! У русских таких имен не бывает! Ты точно швед! Разве плохо быть шведом?

– Наверное, хорошо, но я не швед. Моя мать – ирландка, отец был австрийцем, а живу я в России, в Смоленске.

– Почему? И почему твой отец – был?

– Потому что он умер, и мама решила, что в Смоленске нам будет лучше. Там дядя Павел.

– Твой новый отец?

– Нет, друг моего отца, капитан Пол Литвин. Сейчас он командует «Дрезденом».

– Ух ты! Капитан космического флота, да? Я читал про Вторжение… Он тот самый Литвин? Венок Славы, Пурпурное Сердце, Орден Кометы и… и…

– Он тот самый Литвин, Хосе. Он был десантником… и мама, и мой отец… Они летали на «Жаворонке».

– Десантники, ух ты! Я видел утром, как ты прыгаешь в этом… как его… да, в блоке невесомости! Здорово! Это у тебя от родителей, верно? От десантников? А мои… мои всегда торговали вином. Дед торговал, и прадед, сейчас отец торгует… А я не хочу. Я, как вырасту, – делает большие глаза, – отправлюсь на Плутон. Туда прилетели эти… как их… лоона эо, вот! Им наемники нужны, бойцы! И я…

– Хосе, зачем тебе идти в наемники? Разве плохо на Земле?

– Хорошо. Хорошо, но скучно! А дед говорит: мы, каталонцы, такие непоседы…

– Почему мы встретились здесь, Клаус?

– Потому, что мне надо сказать тебе нечто важное, Пол, и это самое подходящее место. Твоя мать и дядя Павел тоже так считают. Мисс Эби, твоя мама, очень боится, не знает, как ты отреагируешь… Возможно, решишь, что нужно побыть одному. Есть вещи, с которыми мужчина должен справляться в одиночестве, а ты уже мужчина, Пол, тебе четырнадцать лет. Если захочешь здесь остаться, вот пароль и ключ. Коммодор Литвин оставил их для тебя.