Дмитрий Володихин - Мой приятель Молчун Страница 10

Ну эта... Хихикает Молчун. «Что хихикаешь?» – говорю. «Как это по-русски... Гляза завэдущиэ, руки загрэбущиэ. Тут уже были желающие. Женевскую эскадру мы спалили на орбите. Полвека назад. А потом десантный флот новых арабов. Боюсь, они даже сами не поняли, как это произошло. При мне было... Еще до рудника. Как ты думаешь, сколько стоит подобного рода система обороны? Особенно если она не должна осквернять своим присутствием поверхность планеты?» – «Понимаю. Немерено». – «Рад, что понимаешь. Теперь наша жертва не кажется тебе столь бессмысленной?» – «Молчун, да по-моему, какой-то ваш управленец типа с катушек съехал, и вы все вслед за ним едете. Ну раз, допустим, отсрочили, ну, другой... Потом же можно было что-то другое придумать...» – «На мой взгляд, наши устои предполагают естественность именно такого хода дел».

Ну эта... Думаю я: ладно, врубился. Не одобряю, но хоть понял. А вот почему они, новые шведы эти, так не любят Молчуна, хоть убей... «Ты размышляешь, чего ради я оказался здесь в столь странном положении?» – «В столь говенном». – «Видишь ли, когда нас отправляют на рудник, община как бы вырезает из своего тела кусок живой плоти. Прощается с собственным мясом. Мы все становимся для Вальса мертвецами. Есть даже специальный психорелигиозный обряд... для таких случаев. Общинный понтифик...» – «Кто? Я не понял». – «Что-то вроде главы нашей церкви. Человек, отправляющий культ в особо важных случаях. Так вот, понтифик делает маленький надрез на шее каждого... каждого... нет слова. Каждого уходящего, что ли. Это символ своего рода смерти. Смерти человека для общины. А теперь подумай: я работал восемь лет и пережил все... что ты сам знаешь. Кажется, община мне кое-что должна». – «Ежу понятно». – «Но как община может быть должна что-то ходячему мертвецу, аналогу вашей нечистой силы?» – «Как-как... Да перемудрили вы тут. Облизать тебя им надо было со всех сторон, героем сделать. Вот и все». – «У нас нет героев. У нас есть только те, кто выполняет долг, и те, кто его не выполняет». – «Ты ж выполнил!» – «Меня нет. Осталась моя телесная оболочка, неприкаянно бродящая по Вальсу. Я труп, Ян. Я мертвец». – «Ты живой человек. И нечего брехать попусту». – «Для тебя, может быть... а для всех прочих я не существую. Ты, кажется, видел кое-что». – «Баба тебя хотела, вот что я видел». – «Берта просто обожает все необычное. Например, переспать с трупом...» – «Или с немытым русским, это я понял». – «Ты не знаешь одного... Марта... дождалась меня. Дождалась, Ян! Увидела. Поговорила. И вышла за Карла. Месяц назад». – «Почему?» – «Нельзя стать женой того, кто не существует». – «Я никак не разберу, зачем вам... в смысле, им... весь этот кошмарик. Это ж бредняк, если подумать. Сами себя запутали в трех соснах». – «Просто задача не имеет разумного решения. А значит, лучше б ее не было совсем». Я вижу, хрен его убедишь. У него в голове, фрэнд, все уже клумбами уложено, аккуратно так, кирпичик к кирпичику, цветочек к цветочку... Ладно. Только он меня тоже не убедил. Тут у целой планеты ад кромешный под боком. Людей мертвецами делают, лишь бы не думать, на чей счет они все здесь кайфуют. И тут один вылезает из преисподней и ходит среди них. Прикинь! Он типа свидетель их общего долга аду. Чисто бродит-бродит и всем напоминает. Ой как всем нехорошо. Конкретно за это они его замочить хотят. Ну, не вот так просто замочить – а чтоб он пропал, исчез, растворился. Не видеть его, не слышать и не нюхать никогда... Вотак.

Ну эта... Я, значит, в ту ночь никак не мог заснуть. Ворохался-ворохался... Потом вроде заснул, но эта... в общем, хреново поспал. Встал, как последний придурок, в дикую рань. Неспокойно мне. Да не боюсь я их. Чего мне бояться – после рудника-то? Да мы их с Молчуном поимеем по полной программе! Или боюсь? Так и так я прикидывал, не пойму... Слышь, фрэнд, у тебя так бывает, что ты типа не поймешь никак, боишься ты чевонть или не боишься? Ну, вишь, и у тебя бывает... Я, в общем, решил: боюсь – не боюсь, одно дело. А другое дело, из простого куражу голову под кувалду мне ложить не резон. Надо бы посоветоваться. С кем? Понятно, не с Молчуном. Пошел я его будить, а он и не спит. Сидит в своем кресле во дворе, сонными лупалами хлопает, морда вся черная...

Ну эта... Я ему говорю: «Типа доброе утро, ты, хрен моржовый. Где тут можно достать попа?» Он чуть с дуба не рухнул... Что тебе опять про хрен? Ты достал меня, фрэнд! Моржовый – это очень большой, чисто как у моржа. Откуда мне видеть-то его, ты, бачок мусорный! Это выражение такое. Вежливая форма обращения по-русски. Усек? В смысле, понял? Ну, нормально... Так вот Молчун мне и отвечает, мол, доброе утро, конечно, только я тебя не пойму, Ян. Мол, ты священника имеешь в виду, нет ошибки, а? И весь такой перестреманный, на кой мне, типа, сдался этот поп, не поехал ли я с катушек... Или типа. «Нет, – говорю, – все верно». Он задумался. Рожа у него задумчивая стала. «Видишь ли, Ян, это не столь уж простое дело...» – «Нет, что ли, у вас попов? Протестанты вы?» – «Не протестанты... А ты что, Ян, негативно относишься к протестантам?» Я рожу скривил, конечно, потому что дед мой тоже свою рожу кривил насчет протестантов, типа без попа и христианство не в христианство, но Молчуну я объяснять ничего не стал, понятно, только сказал ему: «Да так. Ничо». – «У нас, конечно, есть с тысячу или около того лютеран... Однако, судя по...» – «Да». – «Не годится, я осознал это в полной мере. Но все остальные, включая меня, универсалисты. А это еще дальше, если я правильно понимаю». – «Не понял?» – «Официальная церковь Вальса – универсалистская. Она с равным уважением относится к любому вероисповеданию, философии или практике психофизиологической трансформации. Но трансцедентное начало отрицает...» – «Чо отрицает? Да ты нормально говори». – «У нас считается, что ничего потустороннего нет». – «А во что ж вы верите? Зачем вам вообще вера тогда?» – «Верования надо иметь, поскольку они дисциплинируют дух, отвращают от нравственной распущенности и воспитывают чувство долга». – «Одурели вы тут ребята...» – «Ты все-таки у меня в гостях, Ян. Конечно, я не рассказывал тебе про это раньше, прости. Но на руднике у нас были разговоры иного рода. Я думаю, тебе не стоит...» – «Ладно, прости дурака». – «У нас культ рацио...» – «Ты типа давай попроще». – «Культ разума, человеческого разума, понятно тебе?» – «Ну, давай дальше». – «Каждый поступок должен быть исполнен разума, совершая его, ты четко осознаешь собственные мотивы и берешь на себя ответственность за последствия. Разумность, умеренность и прагматизм – вот во что мы верим. Мы исповедуем психологическую уравновешенность, сбалансированность и полный контроль над деструктивными эмоциями. Понимаешь?» – «Нет проблем». – «Кроме того, универсализм – это прежде всего особая этика. Без нее все прочее теряет смысл. Попросту не работает». – «Без предисловий, а? Ты ж знаешь меня». – «Хорошо, Ян. В общем, мы веруем в гармонично развитую личность. Такая личность должна сочетать в себе интеллектуальную глубину, нравственную чистоту и физическое совершенство. Она должна быть воспитана в духе отказа от слабостей. Я имею виду, от потакания собственным слабостям. С точки зрения универсализма, каждого человека тянет к двум полюсам: исполнению долга и наслаждению. Мы... в смысле... универсализм ставит на психологическую гармонию. То есть на среднее положение между полюсами. С одной стороны, в каждом из нас взрастили мощное чувство долга по отношению к социуму, к общине. С другой стороны, община старается всем обеспечить максимальный комфорт, из которого член общины может извлекать наслаждение. Пока община способна воспроизводить подобное положение дел из года в год, машина нашего общества – на ходу». – «Все?» – «Основное». – «Основное – все?» – «Полагаю, да». – «Где ж тут вера? Нет тут никакой веры. Это вроде как техники на амфибии гайки закручивают, блоки вынимают-вставляют, так и у вас. Типа болт „а“ вставить в отверстие „б“; если не лезет – повторить... Технику я вижу, да. А веры не вижу никакой». – «Давай мы об этом не будем дискутировать». – «Не хочешь – как хочешь. Мне-то что! Мне по хрену. Последний чисто вопрос. Ты сам-то во все это веришь? Восемь лет ты на руднике сидел, гнил, а вчера эта шпана твоего Вороного забила, и ты веришь во все такое теперь? Или как?» Молчит. Глаза отвернул. Или типа «машина» эта в башке у Молчуна сбой дала? Паленый же мужик, понимать же должен, прикинь... Молчит. А потом грит: «Тебе вроде священник нужен был?» – «Точно». – «Надо лететь в отель». – «На хрена?» – «Отель очень велик. Фактически это даже не отель, а маленький город. Многие по-настоящему состоятельные люди живут в нем постоянно, год за годом. Там, кажется, есть и православный священник, и католический, и дипломированный специалист по вуду, и даже какой-то эзотерический гуру». – «По-настоящему, гришь, состоятельные?» Ну, он заржал, и я тоже.

Ну эта... Подлетаем мы, значит. Вокруг отеля, ну, не рядом, а так, на расстоянии, – бетонная стена, колючая проволока. И типа даже... у меня чуть фишки на затылок не откочевали: это ж контрольно-следовая полоса! Я такое только в фильмах видел. Про гденть на Земле или на Марсе. У нас-то нет границ, на Терре... А за полосой – лес, озерко, птички чирикают, а потом уже домики... прямо в лесу начинаются... Ну и сама главная громада – у моря. Здоровая. Молчун говорил, может принять семьсот человек, и почти все места заняты... Вотак. Тут Молчун, на меня глядя, поясняет, так мол и так, чего видно, то неопасно. Не проволока тут Вальс от отеля отгораживает, есть вещи и похитрее... Так и сказал: «Вальс от отеля», а не «отель от Вальса». Понятненько. «Да врубаюсь я, врубаюсь, – ему отвечаю, – типа чистота и тишина...» – «О да».