Андрей Бурцев - Люди в сером 2: Наваждение Страница 10

Один раз Ляшко крепко удивил Нершина, правда, не совсем приятным образом. Однажды во время короткого обеда Олег заговорил о том, чтобы принять, как он выразился, «исламскую веру».

– А что, Глеб Александрович, мне уже намекали. Один таджик из перебезчиков подгреб как-то, уговаривал. Ведь, я кто сейчас – пленный солдат без будущего…

– А будешь кем? – Нершин резко приблизил нему лицо, глядя в глаза.

– Стану каким-нибудь Абдурахманом, – Ляшко неуверенно отклонился.

– В своих стрелять будешь, если скажут?

– Зачем в своих. Как только ослабят бдительность, сразу же сбегу к нашим.

– Думаешь, они дураки? Они же тебя прежде кровью повяжут.

– Ну, почему обязательно кровью, товарищ капитан? – Ляшко поморщился. – Что же они, совсем изверги? Они же за веру свою воюют, за землю.

– Ладно, если бы только за это. Для многих из них вера – это радость «неверным» кишки выпускать.

– Глеб Александрович, а вы сами не думали о том, чтобы винта нарезать? Хотите, мы с вами вместе убежим? Вдвоем оно сподручнее. Вы язык их очень хорошо знаете, а я… я вам уже говорил, я мысли их читать умею. Правда-правда. Хоть прямо сейчас. Давайте?

Ляшко улыбался во все зубы, как будто смеясь, и капитан отчего-то воспринял его слова исключительно как неуместное и дерзкое ерничанье. А за своим последующим выпадом скрыл настоящее чувство, которое держало его здесь – боязнь так и не докопаться до тайны, которая находилась в идущем под землю тоннеле. Нет, он, конечно, был не прочь сбежать отсюда, но только не сейчас. Он понимал, что потом, возможно, поздно будет. Если бежать – так именно сейчас, но ничего не мог с собой поделать. Даже если бы сюда, специально для их освобождения, нагрянул десантный батальон, он и то, наверное, нашел бы повод или возможность остаться здесь.

На следующий день Ляшко исчез. Вышел ночью из палатки (Нершин поселил его у себя), будто по нужде. И исчез. Не сбежал – нет. Иначе бы душманы пришли в ярость. Нершин поинтересовался о нем у Грановского, но старик лишь равнодушно пожал плечами, сказав что Олега взяли люди Абдулхамида, а куда отвезли, зачем – неизвестно.

Весь следующий день Нершин был мрачнее тучи. Он чувствовал за собой вину, что не поговорил толком с парнем. Вдобавок жалел, что крепкого Ляшко нет рядом. В отличие от сачкующих ребят, которых то и дело приходилось подгонять, тот работал без устали, наравне с ним, как будто тоже скорее хотел покончить с неопределенностью.

Впрочем, повод для радости, все же выпал – в то же утро по обе стороны коридора отрыли две ниши. Солдатик, нашедший первую из них, с воплем выскочил наружу и подбежал к Нершину, который только что сменился, чтобы отдохнуть.

– Глеб Александрович, там голова! – крикнул он.

Нершин отбросил сигарету и нырнул внутрь. Светя фонарем, он несколькими движениями смахнул землю с обнажившейся поверхности и по характерному блику догадался – золото!

Когда Нершин вышел на свет, приставленные к пленным соглядатаи (их теперь было трое), едва только увидев его сияющую физиономию, догадались обо всем без слов и пришли в возбуждение. В то же мгновение над лагерем разнеслись их вопли. Вскоре сюда спешил Грановский, а с ним Абдулхамид с кучей своих телохранителей. И без того страшные бородатые рожи боевиков были искажены гримасами дикого торжества, словно они на расстоянии чуяли запах драгоценного металла, источавшийся из каменной дыры.

Это оказалась статуя. Почти такого же существа, какое было изображено на арке, только в более антропоморфном виде: с руками, ногами, человеческой фигурой и без хвоста. Только в голове соединялись черты собаки, крысы и лошади. Статуя была в человеческий рост. Полая внутри, но из чистого золота. И не одна – в нише напротив оказалась в точности такая же.

Теперь правоверные не гнушались того, чтобы поучаствовать в работе. Нершин наблюдал за тем, как толпа душманов, потея, кривясь, шипя и постанывая, выволакивает статуи наружу.

Его ликование от неслыханного открытия быстро растворялось, сменяясь чувством досады и беспомощности.

– Евгений Владимирович, – обратился он к Грановскому, который наблюдал за всем этим, снисходительно улыбаясь. – Они же их распилят на куски и переплавят! Такое сокровище! Чего же вы молчите?

– Золото меня не интересует.

– А что вас интересует?! – взорвался Нершин.

– Копайте, а там поглядим.

Они отрыли еще четыре статуи, попарно. Богатство находки не укладывалось в голове – Нершину казалось, он участвует в чудовищном святотатстве.

Меж тем, в лагере что-то происходило. Всего час прошел, и в лагерь пожаловал мулла, он что-то яростно выговаривал Абдулхамиду, показывая на котлован, в котором, подобно муравьям, копошились «шурави», вытаскивая на свет носилки с землею. До Нершина долетали обрывки фраз, из которых следовало, что местные старейшины весьма недовольны и призывают командира боевиков отказаться от раскопок, а найденное золото пустить на общее дело. Несколько раз капитан слышал странное словосочетание, которое не единожды повторял мулла: «кнут Иблиса». Мулла не угрожал, но шло к тому. А вскоре после его отъезда прибыли гонцы от окрестных полевых командиров. У тех был отнюдь не религиозный интерес – призывали Абдулхамида к честному дележу. Дошло до стрельбы. Незваные гости убрались восвояси, осыпая проклятиями несговорчивого главаря.

Все это беспокоило не только Нершина и ребят. Грановский тоже не находил себе места.

– Ну, так что, Евгений Владимирович, может, все-таки откроете свой секрет, пока нас всех не перестреляли? – спросил его Нершин.

Но Грановский был непоколебим.

– Думаете, крепче спать будете, капитан? Потерпите, немного осталось. У Абдулхамида надежная охрана и людей много. Надеюсь, у него хватит духу самому не поддаться суевериям.

Осталось действительно немного. Работа спорилась. В самом низу засыпанного подземелья грунт пошел совсем мягкий. Тоннель вдруг резко кончился, упершись в монолитную стену, в верху которой имелась дыра размером не больше кулака, откуда и сквозило холодом. Даже слышен был легкий посвист воздушного потока. Позабыв прежний страх заглядывать в черноту, Нершин пытался светить в дыру фонарем, но ничего не было видно, как будто за стеной находилась огромная бездонная пещера. Он пробовал туда кричать, но и звук растворялся, словно не достигая стен.

Он отправил одного из ребят за Грановским, а с остальными решил до конца расчистить стену, прежде чем закончить на сегодня работу. То, что он увидел через каких-то десять минут, повергло его в шок. Первые подозрения закрались у Нершина, когда фонарь высветил три ломаные полосы на слегка бугристой поверхности. Он велел солдату смениться и приступил к расчистке сам. Полностью обнажив рельефный рисунок, капитан Нершин уставился на него, не в силах ничего произнести. Это был в точности такой же символ, который по молодости и глупости был вытатуирован у него над солнечным сплетением. Восьмилучевой крест из ломаных линий, изображающих как будто (как ему казалось) солнечные лучи. Нершину почудилось, что в этот момент сама кожа под рубашкой начала зудиться, напоминая о татуировке. Его бросило в холодный пот. Капитан отступил и поспешил скорее вылезти на свет.

Уже был вечер. И на фоне заходящего солнца Нершин увидел перед собой нечеловечески огромную фигуру, как будто облаченную в пурпурное сияние. Не сразу он сообразил, что это игра заходящего солнца. А фигура перед ним – это всего лишь Олег Ляшко.

Еще находясь под впечатлением, Нершин не сразу разглядел мутные увеличенные зрачки солдата, и даже поздоровался с ним машинально, как будто тот вовсе не покидал лагеря. Когда наваждение прошло, он заметил, что Олег совершенно не похож на самого себя. Казалось, он к чему-то прислушивается, глядя через его плечо в темное отверстие коридора под аркой, из которого выходили один за другим ребята. Они здоровались с ним, но Ляшко стоял как истукан, никого не замечая.

– О, Щебет! Добро пожаловать! Ты где был? Мы думали, сбежал!..

– Что, Щебет, обратили тебя в мусульманина? – рассмеялся кто-то.

Ляшко повернулся, и смех тотчас прекратился. Его огромные зрачки пугали своей глубиной.

Все трое предпочли отойти от него.

– Глеб Александрович, что нам сейчас делать?

– Подождем Грановского, – с трудом ответил Нершин.

Ребята ушли отдыхать. Ляшко же так и стоял, глядя в черное отверстие за спиной капитана.

– Расскажи хоть, где был? – Нершин хотел взять его за плечо, но отчего-то передумал.

Олег сам повернулся к нему.

– Абдулхамид сказал, что все, на ком есть метка, должны пойти туда, – произнес он.

Его голос изменился. Стал низким, глухим. И уже отнюдь не думалось, что Ляшко склонен к болтовне.

– Метка?!

Ляшко молчал, продолжая смотреть в темноту.

– Это тебе Грановский сказал?

– Нет, Абдулхамид, – медленно ответил Олег.

– Значит, Абдулхамид?! – удивленно поморщился Нершин. – Он что, по-русски говорил?