Глен Кук - Ловцы звёзд Страница 11

В произносимое имя «Данион» он вкладывал все, что это слово для него значило: дом, страна, убежище, работа.

На фоне звезд возник корабль. Это был странный предмет, вызвавший у Мойше ассоциацию с клубком осьминогов. Нет. Скорее это было как система городских трубопроводов и кабелей, если убрать дома, улицы и землю, а то, что останется, заставить вертеться на фоне звезд. Широко тянулись переплетения труб. Там и сям присутствовали шары, конусы, кубы, а временами – широкие серебристые поля, развернутые будто для того, чтобы ловить звездный ветер. Между километровыми рукавами магистралей простирались широкие сети. Вся эта сумасшедшая конструкция была усыпана бородами тысяч антенн всех возможных типов. Все вместе впечатляло своим размером и отталкивало причудливостью.

В теории корабль для глубокого космоса не обязан иметь правильной формы корпус. И большинство малых специализированных кораблей такой формы не имели. Корабль вообще не был обязан иметь какую-нибудь определенную форму, хотя сложные соотношения между двигателями, гасителями инерции, редукторами эффекта увеличения массы, темпоральными регуляторами и системами искусственной гравитации требовали, что-, бы размер в направлении движения чуть более чем вдвое превышал размер в перпендикулярном направлении для корабля, предназначенного для полета с околосветовыми или сверхсветовыми скоростями. Но сейчас это был первый увиденный бен-Раби по-настоящему асимметричный большой корабль. Летающие стальные джунгли. Человечество предпочитало обтекаемые корабли еще тогда, когда межзвездные путешествия были всего лишь мечтой. И даже теперь конструкторы предпочитали заключать все внутрь оболочки, способной генерировать общий защитный экран.

Даже самое смелое воображение гоняющихся за новизной голостудий никогда не создавало корабля так переплетенного и перепутанного, как эта масса пряжи, с которой поиграл котенок.

Удивился не только бен-Раби. Молчание взорвалось незамедлительно.

– Какого черта они не дают этой хреновине рассыпаться? – недоуменно спросил кто-то.

– Что я хотел бы знать, так это как вы умудрились построить нечто подобное без того, чтобы головизионщики всей вселенной не слетелись, как мухи на мед?

Кто-то более технически подкованный задал вопрос:

– Командир, какой системой вы пользуетесь для синхронизации двигателей? На корабле такой величины двигателей должны быть сотни. Даже при использовании сверхпроводников и импульсных лазеров такие системы будут ограничены скоростью света. Запаздывание наиболее удаленных…

Бен-Раби потерял нить разговора. Очередной сюрприз налетел и двинул его под дых кованым сапогом. Он находился на борту такого же корабля, какой они с Маусом видели с поверхности Карсона. Обычный межзвездный корабль устаревшего типа, используемого теперь только свободными торговцами приграничья. И на голограмме появился точно такой же корабль, подходивший к траулеру. А сюрприз был в соотношении их размеров. Служебный корабль стал иголкой, падающей в океан металлолома. На голограмме он уменьшался, а «Данион» раздувался до эпических размеров.

Мойше даже не мог прикинуть его истинные размеры. Самые скромные предположения потрясали. Траулер был никак не меньше тридцати километров в поперечнике, двадцати в высоту и шестидесяти в длину. Неимоверно. На Старой Земле есть страны меньше этого корабля.

А из центрального переплетения корабля отходили эти серебристые паруса и сети.

Он что, на солнечных ветрах летает?

Не может быть. Звездные рыбы держатся вдали от звезд, что с обитаемыми планетами, что без них. Они пасутся далеко в Великой Тьме, где их не отыскать.

Он никак не мог воспринять этот корабль как настоящий.

Его нормальные мозговые шестеренки заскочили на пару делений. До того, как объявился этот корабль, он считал, что может воспринять любую новизну и странность. Изменения во вселенной в порядке вещей, и новизна не должна подавлять.

Но это задание обещало слишком много нового и неизвестного. Он был погружен, как tabula rasa[1], в абсолютно незнакомую вселенную.

Ничто, созданное Человеком, не имеет права быть таким дьявольски огромным.

Снова зажегся свет и поглотил гаснущую голограмму. Бен-Раби огляделся. Не только у него челюсть отвисла, как переспелая груша, готовая упасть. Несмотря на предупреждение, все верили, что находятся уже на борту траулера. Разница культур мешала им поверить, что у звездоловов есть что-то лучшее.

Мойше начинал понимать, как плохо он подготовлен к заданию.

Свою домашнюю работу он выполнил. Он проглотил все, что Бюро знало о звездоловах. Он изучал домыслы наряду с фактами. Он знал все, что было известно.

Известно было слишком мало.

– Это все, что вам нужно знать о внешнем виде «Даниона», – объявил командир корабля. – Его внутренности вы будете видеть куда чаше, и вам придется хорошо их узнать. Мы хотим, чтобы наши деньги окупились.

«У них есть право этого требовать», – подумал Мойше. Они платили вдвое против обычной ставки космонавта, а ее уж никак не назовешь скудной.

Командир говорил дальше, повторяя теперь инструкции офицера безопасности. Потом он перепоручил наземников матросам, которые развели их по каютам. Нервозность бен-Раби несколько поуспокоилась. Эта процедура повторялась на каждом военном корабле Флота.

У него оказалась отдельная каюта. Приставленный к нему сейнер помог ему устроиться. По неохотным ответам матроса Мойше заключил, что на корабле, возможно, придется пробыть несколько дней. Флот Пейна занимался тралением далеко от Карсона.

Как только человек вышел и бен-Раби превратил голую каюту в спартанскую келью, он лег поспать. Разумеется, после поиска жучков и скрытых камер. Но сон не приходил. Его мозг еще должен был переварить все сюрпризы. Кто-то постучал. Наверное, Маус. Этот человек никогда не звонил в звонок. По этой причуде его можно было узнать.

И в самом деле Маус.

– Привет! – сказал он. – Меня зовут Масато Ивасаки. О, вы тоже в системе распределения жидкостей?

Он протянул руку, и Мойше ее пожал.

– Бен-Раби. Мойше. Рад познакомиться. «Дурацкая игра, – подумал он. – Но приходится в нее играть, если хочешь, чтобы люди верили, будто вы только познакомились».

– А вы, случайно, не играете в шахматы? – спросил Маус. – Я ищу кого-нибудь, с кем можно сыграть. – Он был запойным шахматистом. «Доведет его это когда-нибудь до беды, – подумал бен-Раби. – Агент не может позволить себе иметь постоянные привычки. Но кто он такой, чтобы наводить критику?» – Я прошел по коридору туда и обратно, но никого не нашел.

Можно было не сомневаться, что он так и сделал. Маус работал тщательно.

– Играю, но плохо. И давно уже не играл.

Часа этак четыре. Из-за игры они чуть не опоздали в космопорт. Маус нервничал перед взлетом, и ему надо было успокоиться. У бен-Раби были свои причины.

Маус прошелся по каюте, выискивая жучков. Бен-Раби закрыл дверь.

– Не думаю, что они есть. Пока что. Я ничего не нашел.

Маус пожал плечами:

– И что ты думаешь?

– Хреново. Только с голоду за такую работу. Мы летим на мифической сверхновой бомбе.

– Эта баба? Ага. Беда в чистом виде. Еще я заметил пару людей Мак-Гроу. Ты думаешь, она с командой?

Он плюхнулся на вторую койку.

– Вряд ли. По собственному выбору – нет. Она одиночка по натуре.

– Выглядит не очень хорошо, – задумчиво протянул Маус. – Мало информации. У меня ощущение, как у слепого в комнате смеха. Лучше ездить поосторожнее, пока не узнаем местные правила движения. – Он поднял глаза вверх. – И как надуть здешних туземцев.

Бен-Раби сел на свою койку. Несколько минут они молчали, пытаясь представить себе будущее.

И не видели никакого преимущества, за которое можно ухватиться.

– Три недели, – сказал Маус. – С этим я справлюсь. Потом целый год отпуска. Я не буду знать, что делать.

– Погоди заказывать гостиницу. Мария… эта сангарийка… это плохое предзнаменование, Маус. Не думаю, что это само собой рассосется.

– С этим я справлюсь. Ты ведь не думаешь, что я собираюсь здесь торчать целый год?

– Ты помнишь, что говорил этот тип в Блейк-сити? Это может быть до конца нашей жизни. Причем очень короткой.

– Ба! Просто волну гнал.

– Ты готов поставить на это свою жизнь? Голова Мойше напомнила о себе страшным резким ударом. Он не знал, сможет ли вынести такую боль. И эта непреодолимая потребность…

– Что с тобой?

– Голова разболелась. Наверное, атмосферное давление изменилось.

А как ему, черт побери, работать, когда все тело болит, а ум вообще готов соскочить с нарезки? Можно было позавидовать древним артистам меча, которым приходилось беспокоиться только о том, чтобы клинок был острым.

– Лучше нам подстраховать свои ставки, Мойше. И начать планировать на долгий срок – на всякий случай.