Лариса Куролесова - Человек без надежды (СИ) Страница 11

— И он еще кричал, когда ты уезжала в клинику? — нахмурилась девушка.

— Ну нет, столько воплей мои нервы не выдержали бы! — Вероника закатила глаза. — Он немного поорал и замолк. Это было примерно в половине девятого, если тебе интересно.

В половине девятого. Как раз тогда, когда у «Серебряной камелии» был перерыв и полыхнул «ДиЭм». Сильвер сглотнула. Может, ее первая мысль действительно так отпечаталась во Вселенной, что даже котенок почувствовал, что им «прикрылись» от смерти? Или, неожиданно ощутив, что снова может оказаться на улице, он принялся громогласно требовать, чтобы высшие силы этого не допустили? Или все проще: малыш проголодался или просил вынести его лоток? Бедняга ведь еще не знает, что у его «бабушки» и посреди реки воды не допросишься!..

Едва волоча ноги от усталости, Сильвер проплелась следом за энергичной Вероникой по коридору до их квартиры. Заботливая родительница, все еще негодующая по поводу того, что ее оторвали от важных дел ради какой‑то ерунды, кинула дочери краткое: «Я — в душ. Доброй ночи!», — а девушка осторожно открыла дверь своей комнаты.

— Мяу! — не успела она даже свет зажечь, как под ноги бросился теплый пушистый комок, не то требовавший, чтобы на него срочно обратили внимание, не то возмущавшийся столь долгим отсутствием хозяйки. — Мя — я-я — яу!

— Вася, миленький! — Силь опустилась на корточки и взяла рыжего на руки.

Он тут же с готовностью замурлыкал, как будто говорил: ну ладно, так и быть, на первый раз прощаю, хорошо, что вернулась! И, уткнувшись лицом в мягкую шерстку, Сильвер окончательно поверила, что выжила, и, уже не сдерживаясь, разрыдалась.

Глава 3

Воскресенье, 18 августа, 243 год от Исхода (33 год Седьмого Поколения)

Отсутствие застежки на форменном кителе обнаружилось, как это всегда и бывает, в самый неподходящий момент. Один из непостижимых, но отменно работающих законов Вселенной гласит, что одежда вообще приходит в негодность именно тогда, когда она больше всего нужна. Попробуйте‑ка поискать что‑нибудь необходимое, когда вы спешите, — тут же обнаружится, что именно на требуемой вещи пятно, дырка на самом видном месте или не хватает завязочки. Вот и теперь пуговица отвалилась именно перед докладом особой важности, на который просто‑таки необходимо явиться именно в этой форме.

Лидер службы безопасности Микаэла Войцеховская стояла перед зеркалом, задумчиво вертя в руке небольшую застежку. Форменный китель сидел на ней, как влитой, что и неудивительно: службе безопасности и космопилотам шили костюмы лучшие портные «Одиннадцати», да еще и по индивидуальным меркам — невиданная роскошь для простых граждан, довольствовавшихся поточным производством. Но отсутствие третьей сверху застежки одежду, безусловно, портило, заставляя отвлечься от всех прочих неоспоримых достоинств.

Вздохнув, Микаэла стянула китель и, бросив взгляд на электронные часы, торопливо потянулась к стенной нише, в которой лежали швейные принадлежности. Аппаратура тут же замигала лампочками: желаете пришить? Угу, желаем! Особо прочными? Именно ими, спасибо, что спросили! Пока компьютер осторожно и быстро прилаживал застежку на прежнее место и пришивал ее к немнущейся форменной ткани, Микаэла думала, как же так получается, что человечество, уже почти тысячелетие пользующееся помощью компьютерной техники и вовсю осваивающее космос, до сих пор не придумало ничего лучше этих самых «особо прочных» ниток, которые в ткани, конечно, не рвутся, сливаясь друг с другом на молекулярном уровне, но поодиночке по — прежнему остаются ненадежными.

Китель с пришитой застежкой выехал из стенной ниши, и Войцеховская нажала на кнопку, выключающую аппаратуру. Разноцветные лампочки послушно погасли, пока женщина снова одевала и застегивала форменную одежду. Электронные часы неумолимо отсчитывали минуты, и Микаэла была спокойна только потому, что собиралась, как обычно, с запасом, а значит, пока не опаздывала. Однако она все же чувствовала себя неуютно при мысли о том, что появится для доклада не на четверть часа, а лишь на десять минут раньше, чем это необходимо.

Больше всего на свете Микаэла Войцеховская любила порядок. Будучи заведен раз и навсегда, он давал ей спокойствие и ощущение стабильности. Порядок противостоял хаосу, как теперешнюю жизнь самой Микаэлы можно было противопоставить ее детству и юности. И лидер службы безопасности намеревалась сделать все возможное для того, чтобы никто и ничто не разрушило раз и навсегда заведенные правила, по которым существует «Одиннадцать». Порой она полагала, что командор назначил ее на столь высокий пост именно из‑за фанатичной приверженности к порядку.

О своем детстве Микаэла вспоминать не любила и всегда смеялась, слушая мифы и легенды, которые охотно слагали о ней коллеги, корреспонденты новостей и прочие граждане, которым было слишком скучно прислушаться к истинной ее истории. Она родилась, выросла и училась выживать в Пустоши, а у людей, никогда там не бывавших, почему‑то чаще всего встречалось донельзя искаженное о ней представление — то восторженно — романтическое, то немотивированно — испуганное, но мало кто реально представлял себе, что это такое на самом деле.

Войцеховская родилась тридцать четыре года назад, в последний год Шестого Поколения, а поскольку ее отец был неизвестен (а если бы его имя и узнали, вряд ли на него распространялись квоты последних лет Поколения), то матери Микаэлы еще во время беременности предложили избавиться от плода. Она отказалась и ушла в Пустошь. В конце Поколения это, к сожалению, не такая уж редкость, чтобы считаться чем‑то выдающимся. Микаэла родилась в 209 году от Исхода. Таких, как она, в каждом Поколении называли на «Одиннадцати» «последним всплеском». И, к сожалению, в массе своей они были не нужны ни командованию, ни остальным, «законным» гражданам ковчега. Люди, появившиеся на свет в последний год Поколения, должны были обладать поистине выдающимися талантами и способностями, чтобы пробиться в жизни.

Когда умерла мать, Мике исполнилось двенадцать. К счастью, Пустошь испытывала крепость их духа и тела едва ли не ежедневно (уж раз в неделю — точно), поэтому к столь скромному возрасту юная девица Войцеховская уже неплохо умела за себя постоять. Правда, ей бы пришлось худо, если бы не повезло попасть «под крыло» к нескольким людям из «последнего всплеска» предыдущего, Пятого Поколения. Она взрослела и училась среди них и их детей, но провести всю жизнь так, как они, не хотела, поскольку готовила себя к другому будущему.

Пустошь была отнюдь не романтическим местом, и недаром туда попадали скорее по необходимости, чем по собственному желанию. На людей, оказывавшихся там, не распространялись социальные и гражданские гарантии «Одиннадцати», а медицинское обслуживание ограничивалось редкими наездами мобильных врачебных бригад, которые воспринимали визиты в Пустошь больше как наказание, чем как гражданский подвиг. Никаких чипов, никаких льгот, никакой защиты — руководство ковчега официально объявляло отступников несуществующими. Родить в Пустоши означало обречь своего ребенка на небытие. На это шли лишь те, кто считал прерывание беременности еще большим злом, чем невнятное существование с размытой перспективой умереть в любой момент времени, начиная от младенчества, когда малыш мог вовремя не получить медицинской помощи или прививок, и заканчивая каждой минутой жизни, когда человек мог быть вовлечен в местные разборки или передел сфер влияния, заразиться каким‑нибудь смертельным вирусом или просто стать жертвой собственной неосторожности.

Впрочем, у Микаэлы не было претензий к собственной матери. Если бы та не ушла в Пустошь, Войцеховская — младшая попросту не появилась бы на свет. Но для собственных детей, если когда‑нибудь она родит их, Мика хотела иного будущего. Официальный чип, благоустроенная квартира от государства, социальное пособие по безработице или помощь малоимущим молодым семьям, регистрация брака и тому подобные мелочи, которым в Городах не придавали большого значения, из Пустоши казались потрясающей роскошью. А выбраться оттуда можно было только одним способом…

Впервые Войцеховская услышала о «мертвецах» еще в шестилетнем возрасте, когда мать издали показывала ей праздничный фейерверк над Городом Два, неподалеку от которого они жили в Пустоши. Длинные и высокие всполохи красного, синего, зеленого, фиолетового, желтого цветов взметались в небо, чтобы оттуда рассыпаться тысячами ярких искр. Маленькая Микаэла завороженно наблюдала за фейерверком, до рези в глазах вглядываясь в далекие «звездочки». В искусственной ночи, не знающей истинных светил, они смотрелись настоящим чудом.

— Мама, почему они не делают это каждый день? — удивленно спросила она, когда все закончилось. — Огоньки и звездочки горят красиво — красиво!