Уильям Бартон - Полёт на космическом корабле Страница 11

Робот остановился и посмотрел на меня; руки безжизненно болтались у него по бокам. Это не просто усталость. Я отбросил одеяло и позвал его прилечь рядом.

— Давай. Раз тебе теперь нужно есть, то, наверное, нужно и спать.

Он свернулся рядом со мной под одеялом. Вскоре стало тепло, а потом я, видимо, заснул.

Я проснулся, но глаза у меня ещё были закрыты, и я плохо помнил, что видел во сне. Что-то из реальной жизни; скорее всего, что-то хорошее, иначе бы я точно помнил. А сейчас в груди какое-то тёплое чувство, даже если спать в обнимку с подушкой, так тепло не будет. Ну и, конечно, эрекция, — правда, тут что-то не совсем как обычно.

О боже, я обнимаю робота.

Я попытался высвободить руку, спокойно, без паники. Интересно, что так щекочет кончик носа.

С трудом открыл глаза. Прямо перед моим лицом чья-то шея. Худощавая, с белой кожей, в обрамлении курчавых светлых волос. Длинные светлые волосы, заплетённые в длинные косы, которые аккуратно уложены вокруг головы…

Наверное, все мышцы у меня напряглись, как при хорошем столбняке. Я глубоко вздохнул, воздух так быстро проскочил по напряжённой гортани, что из горла вырвался странный вскрик. Я мгновенно откатился в сторону, поднялся на руки и колени. Одеяло висело у меня на спине, а я так и стоял на четвереньках, выпучив глаза, и сердце бешено колотилось в груди.

Рядом со мной под одеялом, оказывается, лежала нагая девочка. Она повернулась лицом вверх, подняла голову, посмотрела на меня своими голубыми глазами и сказала уставшим и смущённым голосом: «Уолли…»

У меня изо рта опять вырвался странный звук — точно та кой же, какой испускает ошеломлённый Джеки Глисон в каждой новой серии «Новобрачных», что-то вроде «хаммминахуммина…».

Девочка медленно села, скрестив ноги, и повернулась ко мне. Глаза её прояснились, как всегда бывает, когда человек медленно пробуждается от сна. Бледная гладкая кожа, маленькие розовые соски на гладкой, ровной груди, курносый нос с россыпью веснушек, огромные, огромные голубые глаза и никакой одежды, кроме шпилек цвета латуни в волосах.

— Доброе утро, Уолли!

Я плюхнулся на пол. Проглотил комок в горле. По крайней мере попробовал.

— Трейси?

Девочка наклонила голову набок, улыбнулась, и вся комната наполнилась солнечным светом.

— Наверное, так, Уолли. Я та девочка, которая снилась тебе в снах.

— Мои… сны.

Странно. Обычно, когда во рту пересыхает, то пересыхает сразу, и человек замечает это уже потом, а мне сейчас казалось, что язык впитывает слюну, как сухая губка, — медленно и постепенно.

Девочка сказала:

— Да, Уолли.

Как же назывался тот рассказ? Кажется, Сильверберга. Точно помню на обложке цифру семь — седьмая подборка лучшего либо из «Гэлакси», либо из «НФ и фэнтези». Там ещё телепат видит мысли людей, как целые предложения бегущей рекламы, соединённые специальными значками.

— Ты… читаешь мои мысли. — Без интонаций. Мне было не по себе.

Девочка поднялась на ноги, потянулась, как потягиваются все люди после сна. У неё ещё по-девичьи узкие бёдра, а между ног лишь немного светлых волос.

«Ей одиннадцать лет», — подумал я. Я вспомнил, что у большинства девочек груди начинали расти классе в седьмом.

Она заметила мой взгляд, улыбнулась и сказала:

— Ну да. Может, не совсем, как мне хочется. — Потом странно так на меня посмотрела. — А как, по-твоему, я научилась говорить по-английски? Думаешь, простое подражание твоей постоянной болтовне?

Я отвёл глаза, щёки у меня пылали. Да. Именно так я и думал.

— Угу. Тебе мешает, что я всё время разговариваю? — Я знаю, что это многих доставало, в том числе и моих родителей. Наверное, даже и Марри, хотя обычно он с удовольствием меня слушал.

Девочка сказала:

— Что ты, Уолли! Мне нравится с тобой разговаривать! — Глаза её засветились. Я вдруг вспомнил, что настоящая Трейси именно так и говорила мне тогда. А эта Трейси (какой-то противный голос в мозгу напомнил мне, что это вовсе не Трейси, а робот) продолжала: — Со мной никогда не происходило ничего более прикольного!

Не происходило с Трейси? Или с роботом?

Я ответил:

— Со мной тоже. — И сел, подтянув колени к подбородку и сжав пятки. Чёрт побери, ушла бы эта эрекция! Туалет. Надо просто помочиться, вот и всё.

Трейси… Нет! Боже мой. Робот! Его светло-голубые глаза неотрывно смотрели прямо мне в лицо, и в них читалось сочувствие. Девочка подошла ко мне, присела на колени, положила свою мягкую, тёплую руку мне на колено и, нагнувшись, заглянула прямо в глаза.

Это он. Он, не она.

Мне трудно даже описать, как я струсил в этот момент.

Девочка сказала:

— Хочешь попробовать то, что тебе снилось во сне, Уолли? В твоих снах, правда, мало подробностей, но мне удалось добыть достаточно программного обеспечения на основе Х-хромосом и скопировать инстинктивные модели поведения из твоей генетической матрицы.

Я даже содрогнулся. Какой ужас. Запинаясь, я с трудом произнёс:

— Но… ты же ещё ребёнок! — Настоящей Трейси, моей Трейси, сейчас шестнадцать лет, и она уже девушка. А эта… этот…

Девочка села на пятки. Вид у неё был очень грустный, так всегда выглядела настоящая Трейси — печальной и серьёзной.

— Извини, Уолли. Я не знал, что это имеет значение.

На завтрак роботу удалось приготовить французские тосты. Даже жёлтые шарики сверху, — наверное, их можно назвать масло «Уолли». Правда, кленового сиропа не получилось, даже противного заменителя, который всегда ели мои сёстры (они вечно сдирали всё с телевизионных реклам, и этот сироп покупали только для того, чтобы подражать тому жуткому ролику).

Каждый раз, когда они это делали, я вспоминал, как менее десяти лет тому назад сам подражал за столом другому рекламному ролику. Но моё поведение меня почему-то не раздражало.

Робот принёс мне тарелку прямо в ванную, я нежился в тёплой воде.

— Смотри, Уолли. Скоро я научусь делать для тебя настоящий хлеб! — Потом она перелезла через край ванны и с улыбкой погрузилась в воду напротив меня.

— Ага. — Я взглянул на дымящиеся кусочки тостов с жёлтым маслом сверху. — Ты и себе приготовила?

Девочка взяла один тост, окунула его в масло и откусила.

— М-м-м-м…

После ванны мы вышли на улицу. Волосы у робота были такие чистые, это и понятно, они ведь совсем новые. Он настоял, чтобы я надел свои грязные носки и ботинки, хотя сам шёл босиком. Я хотел было и одеться, но вещи мои всё это время оставались на перилах крыльца и так задубели и выцвели, что я побоялся их надевать.

Я старался не смотреть на идущую рядом девочку.

— Куда направляемся, робот?

Она вдруг остановилась, повернулась ко мне, заглянула прямо в лицо, а глаза её при этом стали ещё больше и ещё печальнее… нет, тоскливее? Наверное, так выглядела и Трейси, вовсе не печально и не серьёзно, но я, одиннадцатилетний я, просто не разобрался в этом.

Она сказала:

— Мне было бы приятно, если бы ты называл меня Трейси.

Я был потрясён, в голове была только одна мысль: это ведь робот. Не девочка. Не Трейси. Трейси, моей Трейси, сейчас шестнадцать лет, и она живёт где-то там на Земле, скорее всего в своём Техасе, а я… Тот второй голос, строгий, немного похожий на голос отца, шептал мне: «Это всего лишь робот». А если это всего лишь робот, то какая разница, если?.. Я резко оборвал сам себя.

И сказал:

— Извини, Трейси.

Она улыбнулась. И день стал светлее.

— И куда же мы направляемся?

Она показала на купол музея, он был совсем недалеко, в самом центре города, там сходились в одну точку все улицы-лучи.

Когда мы зашли в музей, она подвела меня к большой сине-бело-красной галактике, висевшей прямо под куполом. Она смотрела вверх, запрокинув голову и уперев руки в бока. На секунду я задумался, откуда у неё заколки для волос. Наверное, тоже из моих снов, из моей памяти. Неужели они сделаны из гемоглобина моей крови? А почему они цвета латуни? Обычно такие заколки бывают стального цвета. Но заколки у Трейси действительно были цвета латуни. Может, в образце моей ткани оказались молекулы меди.

Трейси принялось что-то нажимать на панели управления, находившейся в самом низу. Галактика исчезла, вместо неё появилось бесформенное пятно света и тени, чем-то похожее на взрыв.

Она посмотрела на меня:

— Твоя культура только сейчас начинает постигать подобные космические объекты и называет их сверхскоплениями, Уолли. Это карта того мира, который ты называл Затерянной Империей.

У меня волосы зашевелились на голове, но… чёрт побери. Я знал, что существует телепатия. Может, поэтому мне было легче, чем кому-либо другому. Представляю, что бы было с моей матерью, осознай она, что кто-то может заглянуть в её мысли.

Всё выглядело не похожим ни на что на свете. Но если она знает, как это называется, то, значит, и у меня в голове где-то должно быть это название. Может, я читал об этом в «Сайентифик Американ»[14]. Я был так рад, что публичная библиотека округа Принца Уильяма всегда получала этот журнал.