Эдвин Табб - Наёмник Страница 11

Ее голос был чистым и резким и перекрывал гул разговора. После ее вопроса последовала тишина, и Дюмарест почувствовал себя неловко. Он посмотрел вниз на свои руки и бокал настойки. Костяшки пальцев побелели, и он слегка расслабил мышцы рук. Было глупо надеяться, но тем не менее надежда никогда не умирает. Может быть, на этот раз кто-нибудь сможет сказать ему то, что он должен знать.

— Земля? — Селкес задумался, его взгляд из-под нависших бровей остро блеснул. — Нет, Виручия, я не знаю, где это находится. Я там никогда не был. Но странно, это имя мне чем-то знакомо. Земля… — пробормотал он. — Земля.

— У нее есть и другое имя, — вставил Дюмарест. — Терра. И она находится в этом секторе Галактики.

По крайней мере, так ему подсказали.

— И вы говорите, что заблудились? — усмехнулся Пециа. — Как такое может случиться? Я думаю, мой друг, что вы охотитесь за легендой.

Селкес поднял голову:

— Легенда! Теперь я вспомнил! Изначальные люди. Они утверждали, что прибыли с Земли. — Он улыбнулся. — Они много чего говорили. Они утверждали, что все люди произошли с одного-единственного мира.

— Смехотворно! — выкрикнул Небка, оторвавшись от своего ликера. — Все это за пределами здравого смысла. Как какая-то маленькая планета могла бы вместить все столь различные расы рода человеческого? Я слышал об этих людях, Селкес. В юности и я путешествовал немного, а салоны межпланетного корабля битком набиты сплетнями и слухами. Это помогает убивать время. Земля такой же миф, как Эльдорадо, Золотое дно, Эдем и дюжина других. Небылицы, ни на чем не основанные.

— Может быть, нет, — задумчиво протянул Селкес. — В каждой легенде есть зерно реальности, немного правды, которая была засыпана шелухой выдумки и погребена под ней. Вполне возможно, что род человеческий произошел из одной точки космического пространства. Конечно, не с одной планеты, но из какой-то компактной области. — Он улыбнулся в ответ на протестующие возгласы. — Давайте я объясню.

Он протянул руку, набрал горсть маленьких печений с блюда и начал ставить их рядом в центре стола и более редко в том месте, где сидел сам.

— Представьте себе, в качестве исходного предположения, что род человеческий возник примерно в таком районе. — Он показал на то место на столе, где печений было мало. — Люди изобрели космические корабли и путешествия в космосе. Да, я понимаю, для нас полеты обычны, но представьте себе время, когда это было в новинку. Люди отправились в путешествия из своих миров, и куда бы они направились? Не друг к другу же. И, безусловно, не в пустынные области Галактики. Они бы направили свои корабли туда, где их ждали несчетные миры, подходящие для колонизации. — Он постучал пальцем по столу в том месте, где лежало много печенья. — К Центру.

— И потому что там планеты располагались близко друг от друга, они продолжали продвигаться все глубже к Центру Галактики, — согласился Пациа. — Звучит убедительно, Селкес.

Джебеле пожала плечами:

— Бездоказательные рассуждения. Забавная теория и не более…

— Но интересно. — Уолин мрачно посмотрел на разложенные на столе печенья. — Разумеется, это не могло произойти сразу, за один прием. Должно быть, выплеснулась целая серия волн, когда в их мире удавалось накопить достаточно энергии. Возможно, эти волны постепенно затихали, пока у оставшихся не осталось средств или воли, чтобы последовать за улетевшими. Но время стирает память. Наверное, воспоминания о родине давно стерлись и остались только легенды. — Он улыбнулся. — У нас тоже есть собственная, помните? О первом Корабле.

— Это не легенда! — резко возразила Виручия.

— Голословное утверждение.

— Как мне известно, да и вам всем тоже, — девушка оглядела сидевших за столом, — Корабль настоящий, он существует, и мы даже приблизительно знаем, где его нужно искать. Это преступление, что на ветер выбрасываются целые состояния, а настоящее дело никому не интересно.

— Успокойся, Виручия. — Шамар с кошачьей улыбкой потянулась за печеньем. Сверкнув зубами, она ловко надкусила его. — Какое значение может иметь старый корабль, даже если предположить, что его найдут? Это часть истории, и, как сказал Уолин, в большей степени легенда, чем что-либо еще. Смесь слухов о мнимом крушении и безудержной надежде. Лично я думаю, что мечты о прошлом — это напрасная трата времени. Вы можете о нем мечтать, для меня же и настоящее достаточно хорошо.

Она многозначительно посмотрела в сторону Дюмареста и откровенно завлекательно улыбнулась.

— Вы слишком много требуете, Виручия, — вздохнул Уолин. — У нас нет доказательств относительно местонахождения Корабля, если допустить, что он вообще существует. По одним слухам, он остался где-то на горах Френдерха, по другим — на большом леднике Косна, по третьим — он упокоился на дне Элгишского моря.

— Оставь в покое Корабль, — вмешалась Шамар. — Мне надоели разговоры о замшелом прошлом, старых костях и все эти глупые легенды. Я вполне довольна настоящим. Каковы ваши планы, Эрл? Будете ли вы снова сражаться или вас интересует другая служба? Если так, то, возможно, я смогу вам помочь найти работу. — Кончиком языка она провела по полной верхней губе. — Очень возможно. В моем доме всегда найдется место для человека ваших способностей.

Виручия быстро произнесла:

— Он уже нанят на работу.

— В самом деле? — Шамар подняла брови. — В качестве кого, дорогая?

Эта сука кусает за больное место! Намек был донельзя прозрачным, и Виручия почувствовала, как у нее краснеют щеки, она уже проклинала себя за свою выдумку и надеялась, что Дюмарест ее не выдаст. И вообще, зачем она это сказала? Разве ей не все равно, затащит ли Шамар бойца в свою постель?

— В качестве моего агента. Я хочу поручить ему оценку стоимости своих южных владений.

— Без сомнения, ты ему будешь хорошо платить. — Улыбка Шамар прямо-таки сочилась ядом. — Ради тебя самой, Виручия, я надеюсь, что он тебя не разочарует.

— Нет, миледи, — сказал Дюмарест без какого-либо выражения. — Обещаю, что этого не произойдет.

Виручия снова села на свое место, ее колени подогнулись от облегчения. Он ее не только не выдал, но и с явным намеком подыграл. По крайней мере, он спас ее от унижения.

В комнату вошел посыльный с письмом для Селкеса. Виручия смотрела, как он читал послание, затем жестом отправил посыльного и поднялся, когда за слугой закрылась дверь.

— Виручия, мы немедленно должны отправиться во дворец, — объявил он суровым тоном. — Чорзел очень болен.

В огромной кровати правитель выглядел карликом, его гигантские формы терялись среди простынь, по которым змеились трубки аппаратуры жизнеобеспечения. Вокруг него, подобно привидениям, застыли врачи в зеленых одеяниях и молча ждали. Хамейн, с беспорядочно спутанными седыми волосами и напряженным лицом, поднял голову от батареи приборов. Старый доктор был резок — верный признак тревоги.

— Он плох, Виручия. Очень плох. Я сомневаюсь, что он доживет до утра.

— Когда?

— У него был кризис пару часов тому назад. Глупец, он не должен был ходить на стадион. Я предупреждал, чтобы он не относился к своему здоровью так легкомысленно. Он пережил небольшой удар, сам по себе не очень серьезный, но весьма опасный для мужчины в его состоянии. Конечно, лишний вес. — Чорзел славился своим пристрастием к хорошей пище и вину. Хамейн покачал головой. — Я оказал ему нужную помощь. Это не должно было случиться, и я собираюсь разобраться, почему все-таки произошло. Это случилось, и это конец.

— Надежды нет?

— Никакой. Мозг поражен обширным кровоизлиянием, и он почти полностью парализован. Он еще жив только благодаря аппаратуре. — Врач понизил голос. — Мне жаль, Виручия, но такие вещи случаются. Всему когда-нибудь приходит конец.

Конец не только одной жизни. Виручия обогнула кровать и остановилась, глядя на беспомощное тело. Ей трудно было вообразить правителя таким, каким он был прежде: высоким и сильным, излучающим неистовую энергию. Она вспоминала, как он брал ее на руки и подбрасывал высоко в воздух, весело ухмыляясь в ответ на ее крики и ловя ее своими огромными руками; как он изредка играл с ней, как мог бы играть отец, которого она никогда не знала.

Но все это было очень давно, когда она была еще ребенком, до того, как она выросла и их пути разошлись — она укрылась в своей защитной раковине, а он пустился по опасным жизненным дорогам, руководимый ложными теориями. И вот он умирает, и с ним кончается целая эпоха.

Увидев, как в отекших прорезях век больного блеснули глаза, она нагнулась над кроватью. Казалось, он хочет что-то сказать, но сумел издать только неразборчивое гудение. Она отвернулась, когда сиделка вытирала ему пересохшие губы. Видеть правителя совершенно беспомощным было неловко, ведь он когда-то был таким сильным.