Фронтера - Льюис Шайнер Страница 11

— То есть?

— Колонисты. От них уже больше семи лет ничего не слышно.

— Морган не рассчитывает обнаружить их живыми. Это только начало. Если все пройдет нормально, у нас снова появится космическая программа. Компании захотят поучаствовать в проекте и распределить выгоды. Начнется новая эра.

— А экипаж — это кто?

— Я. А еще врач и три пилота.

— Ну и ну, — сказал Риз. — Столько лет прошло, и ты наконец заполучил свой шанс. Как тебе удалось Моргана уломать?

— Я на него сейчас работаю. Служба безопасности зарубежных активов.

Другими словами, подумал Риз, корпоративная армия. В последние дни существования правительства армия США представляла пародию на самое себя. Два офицера на одного рядового, устаревшее оружие, мораль на нуле, боевой опыт тоже. Корпорации переманивали к себе топовых специалистов и разрабатывали лучшие образцы вооружений, чтобы самостоятельно защищать иностранные активы от террористов и мятежников.

— Значит, ты побывал в Северной Африке, — произнес Риз.

Кейн кивнул.

В Штатах никто так и не понял, что там произошло. Во всяком случае, за пределами советов директоров вовлеченных компаний — никто. В открытом доступе сообщалось лишь, что красные китайцы атаковали ооновскую биотехнологическую лабораторию в Луксоре, «Биотех-Африка». Американское правительство оказалось неспособно остановить их. Пришлось ТНК и дзайбацу послать собственных наемников, а когда бои утихли, корпорации уже контролировали весь мир.

— Скажи ему, что я не согласен, — проговорил Риз. У него сводило желудок, кровь текла по жилам ледяной тонкой струйкой. Он заставил себя подняться и выпить остаток пива вместо моральной поддержки. — Я тоже отправлюсь с вами — или не участвую вовсе. Так ему и передай.

— Риз?

Он обернулся.

— Я видел план миссии. Это тебе не НАСА. Это очень рискованная, ультрабюджетная, плохо отработанная операция. Устаревшее оборудование, даже без вашего экскурсионного модуля придется обойтись, наверное. Торможение об атмосферу. Думаешь, у тебя получится?

— Так ему и передай, — повторил Риз и вышел.

Снаружи жарило раскаленное солнце, гостевые домики были увиты цветами. Риз никогда в жизни не видел столько цветов, Мексика ему казалась цветочным королевством: всё тут ими было просто одержимо, купалось в цвете и аромате.

На Марсе не так, подумал он. На Марсе цветы только съедобные, нет ни деревьев, ни травы, ни двориков, ни плавательных бассейнов.

Он поднялся по двум ступенькам крыльца к себе в домик, стянул мокрый костюм для плавания и постоял под душем. Закончив с этим, впервые за много дней переоделся в обычную одежду: черные хлопковые брюки и черную же рубашку навыпуск. В зеркале он видел отросшую бороду и опухшие запавшие глаза.

Паренек прав, подумал он. Тебе не потянуть.

Он вытащил Книгу перемен и конверт с тремя монетками. Медные пенни чеканки года университетского выпуска, темно-коричневые, немного корродировавшие от пота на кончиках пальцев. Он постарался сфокусировать мысли, не сумел и все равно бросил монетки.

Выпала гексаграмма номер тридцать четыре, Мощь Великого. Не что-нибудь очевидное и легко доступное толкованию, вроде Шэн, Подъема. Оракул, как обычно, загадочен. Минимальное толкование: настойчивость побеждает. Интерпретация манила намеками на глубинную значимость: внутренняя ценность сочетается с великою силой и восходит ко власти… рискуешь положиться всецело на свою власть и позабыть о праведности… величие и справедливость да будут неразделимы…

Черта перемен в третьей позиции: муж низкородный стремится стяжать желаемое силой, муж благородный так не поступает.

Морган, подумал Риз. Книга перемен предостерегает его насчет Моргана. Ну да, если уж Морган к этому имеет касательство, значит, он что-то задумал. Неудовлетворенный и встревоженный, он отложил книгу толкований и вышел под палящее солнце.

Повинуясь бессознательному порыву, он пошел, куда ноги несли: вниз по Куалья до Карлос-Фуэра и через баранку. Диафрагма горела, глаза жгло, но это была первая физическая боль, какую он ощутил за много недель. Такая боль, размышлял он, проявляется, когда кровь снова начинает струиться по ноге, которую отлежал во сне.

Он пересек Авенида-Морелос и двинулся мимо длинных беленых стен без окон вниз к садам Борда.

Максимилиан и Шарлотта уединялись там в летние дни 1860-х, ныне же сады являли собою очередной лабиринт руин, тропинок, затянутых ряской прудов и крошащихся стен. Некоторое время правительство декларировало намерение привести сады в порядок и взимало плату за вход, но с этой шарадой быстро покончили социалисты. Теперь, когда фактически страной правил «Пемекс», прошлым интересовались мало.

Сады занимали пять-шесть кварталов, но люди присматривали только за участком сразу у входа. По мере продвижения к северо-западу появлялись мертвые деревья и разрушенные фонтаны.

Очередная весточка из подсознания, подумал Риз. Метафора Фронтеры, ее садов, полей и зданий под куполом, за стенами. Теперь, как и этот парк, они мертвы, распадаются, пребывают в запустении.

И все же, и все же… Настойчивость побеждает.

Движение, сообразное велениям Неба, производит великую мощь.

Он согнул ноги в позе лотоса, напрягая ноющие мышцы. Перед ним протянулась крошащаяся саманная стена, за нею — городские холмы, еще дальше — поросшие соснами горы. Постепенно разум его прояснялся. Он просидел более часа, наблюдая, как перемещается солнце в небесах.

Покинув сады, он двинулся по Лопес-Район к сокало[5], и спокойствие начало улетучиваться. Его одолевало желание возвратиться в отель и проверить, не поговорил ли уже Кейн с Морганом. Вместо этого он принуждал себя идти. Миновал полуразвалившийся кинотеатр, где без конца крутили боевики про кунг-фу, поднялся по крутым улочкам мимо гостиниц с черепичными крышами.

Из теней «Эль-Портала», ресторана с открытой верандой напротив отеля «Дель-Парке», ему подмигнули зеркальные очки.

Кейн спокойно сидел за боковым столиком, наблюдая за Ризом, но не пытался привлечь его внимание, пока тот сам не заметил его. Тот оценил хитрый прием, призванный подчеркнуть всеведение Кейна и сыграть на нервах Риза.

Он сел за столик Кейна, но не произнес ни слова. Вместе они проследили, как стайка японских туристов фотографируется на ступенях у террасы отеля напротив. Кейн нарушил молчание.

— Я поговорил с дядей, — сказал он, не глядя на Риза. — Он говорит, что ты можешь рискнуть своей задницей, если пожелаешь. Даже самоубийство совершить можешь. Это его точные слова.

Риз поднялся.

— Риз?

— Да?

Кейн снял очки, аккуратно сложил их и засунул в карман рубашки. Глаза его были темными, лишенными эмоций. Риз задумался, легко ли доверять человеку с такими темными глазами.

— Когда я был мальчишкой… — начал Кейн и отвел глаза на улицу. — Когда я был мальчишкой, твои дела для меня многое значили. Ты показывал мне пример. Ты общался со мной. Мне приятно было думать, что ты мог бы стать моим отцом.

— Я едва это помню.

— Надо полагать. Но это не