Александр Зорич - Без пощады Страница 12

Впрочем, первый раз — это неинтересно. Первый выдерживают все. Даже отпетые хлюзди.

Второй заезд. На лицах зевак начинает проступать нечто, похожее на заинтересованность. А вдруг девчонка не выдержит прямо после второго? Но нет, машет из вагончика рукой: мол, все в порядке. И улыбается.

Третий. То же. И снова машет. Разве что не улыбается. Выносливая, видать.

Когда окончился пятый, зрители взорвались аплодисментами.

А когда вагончик, вдоволь налетавшись в вышине, в шестой раз причалил к стеклянной будке нижней станции, а Таня, бледная как смерть, но все-таки совершенно невозмутимая, ступила на дощатый помост, толпа, которая за время ее полетов стала только больше, восторженно загомонила:

— Ну дает деваха!

— Да она просто зомби какой-то!

— Спорнем, она не человек, а андроид!

— Да какой, в баню, андроид, это же Танька Ланина из четырнадцатой школы!

— Кучу бабок отхватила на ровном месте!

— Ни фига себе ровное место! Кошмар такой…

— Такая бледная, может, ей надо «скорую» вызвать?

Но никакой «скорой» Тане не требовалось.

Она хлопнула дверцей вагончика, уверенно сошла по ступенькам на землю и вполрта улыбнулась Палпалычу, который протянул было ей бумажный пакет.

Пряча в мамину театральную сумочку свой гонорар, который, кисло скривившись, протянул ей щеголь-сержант, Таня как можно громче заявила:

— Я и семь раз могу, товарищи. Кто не верит — готова доказать! Встречаемся в следующее воскресенье на этом же месте. И в это же время…

Призвав себе на помощь все свое самообладание, Таня медленно зашагала по направлению к центральной аллее, следя лишь за тем, чтобы не шататься. На ее лице цвела торжествующая улыбка. Еще бы! Триста терро — за час работы!

В следующее воскресенье она заработала еще триста, накрутив семь рейсов на глазах у двухсот зрителей в форме цвета «хаки». Да здравствуют чудодейственные яйца мафлингов!

Первый летний месяц принес Тане Ланиной восемьсот шестьдесят терро (три воскресенья минус цена билетов и мороженого).

А еще тысячу Таня заняла у дедушки Ильи Илларионовича, главврача военного госпиталя, что располагался в субарктической зоне планеты Екатерина.

Глава 3

Темное время фактических суток

Февраль, 2622 г.

Лагерь нравственного просвещения им. Бэджада Саванэ

Планета Глагол, система неизвестна

Я познакомился с Богданом Меркуловым 21 февраля, на сорок второй день войны.

Поскольку фактические сутки на Глаголе были почти втрое длиннее стандартных, номинальное утро 22 февраля ознаменовалось не привычным для коренного землянина восходом солнца, а, наоборот, наступлением темноты. На западе между черными тучами еще розовела тонкая прожилка закатной ветчины, но восток уже полностью находился во власти звезд и Магеллановых Облаков.

Поскольку по конкордианским понятиям все мы были анерами, то есть иностранцами и иноверцами, принимать участие в молитвах нам запрещалось.

Впрочем, мы не попадали и в категорию друджвантов — «приверженцев лжи», то есть закоренелых грешников, клевретов Ангра-Манью и последовательных врагов учения Заратустры.

Вот если бы кто-то из нас на глазах у клонов позволил себе пнуть собаку… Или, скажем, плюнул в костер… Или, что будет понятно и ортодоксальному христианину, вступил со своим товарищем в интимную связь…

В отношении такого мерзавца заработали бы одновременно оба конкордианских законодательства: светское и религиозное. Преступник автоматически переводился из категории анеров в друджванты, проходил через два суда — заотарское Обсуждение и военный трибунал — и получал два приговора.

Я знаю клонское религиозное право только в самых общих чертах, но, кажется, за плевок в костер заотары вынесли бы наказание — плетей пятьдесят, — то есть дозу, близкую к смертельной. Ну а трибунал пехлеванов, учитывая условия военного времени, скорее всего перекрыл бы эти пятьдесят плетей расстрелом с формулировкой «За подрыв авторитета Великой Конкордии». Правда, это все равно не спасло бы бедолагу от предварительной порки.

Одним словом, мрак. Конкордианские законы лучше было не нарушать.

К счастью, четвероногих врагов заключенного в лагере не держали вовсе, а огонь мы видели только в походно-полевом переносном алтаре, и доплюнуть до него не смогли бы даже самые зловредные.

Однополой любви если кто-то и предавался — хотя лично я твердо уверен в обратном, — то умело скрывал свои сексуальные преступления от лагерного начальства. Ну а почти все прочие зороастрийские грехи и табу отвечали нашей, российской морали. В самом деле, не собирались же мы от нечего делать убивать друг друга, осквернять могилы, подделывать платежные карточки, лжесвидетельствовать и отравлять колодцы!

Поэтому все заключенные лагеря, к счастью для нас, пока что считались пехлеванами-анерами.

И, по-моему, высокое начальство из Главного Управления Лагерей лелеяло надежды, что со временем кое-кто из нас превратится в ашвантов, то есть искренних приверженцев зороастризма.

В самом деле: что происходит в «лагере нравственного просвещения»? Думай головой: нравственное просвещение. Результатом которого должно стать что? Правильно: увеличение числа ашвантов во Вселенной.

Нам оставалось только гадать, какие там еще у заотаров задние мысли на наш счет, но все декларируемые планы были именно такими: «Дружба-мир, даешь скорейшее окончание войны и гуманное обращение с пленными офицерами Объединенных Наций». И, что занятно, все, происходившее в лагере до 22 февраля, свидетельствовало о том, что задних мыслей у клонского начальства вовсе нет.

Ага, как же…

Итак, молиться нам было нельзя (потому что анеры), но присутствовать в качестве зрителей на утреннем молебне нам все-таки вменялось в обязанность (потому что пехлеваны).

Прогул молебна считался грубым нарушением лагерного регламента и наказывался в безусловном порядке пятью сутками изолятора.

Утреннее построение, перекличка и молебен шли одним пакетом.

В 6.30 по стандартному времени мы строились в одну шеренгу вдоль Тверской — каждая группа перед своим бараком. Для упрощения процедуры старейшины групп держали в руках одноразовые бланки, на которых были крупно выведены количество человек в бараке и число присутствующих на построении. Ниже ставились еще две цифры, почти всегда равные нулю: сколько людей отсутствует с ведома администрации лагеря, а сколько — в самовольной отлучке.

В то утро, однако, в третьей строке нашего бланка был проставлен не нуль, а единица. Все правильно: кавторанг Щеголев пребывал в изоляторе.

К нам вышел комендант Шапур. Редкая птица — обычно он посылал вместо себя кого-то из замов. Пройдясь взад-вперед и предоставив своему адъютанту собрать бланки у старейшин, Шапур остановился посередине Тверской и произнес речь.

Примерно такую.

В цитадель прибыла рота лучшего во Вселенной егерского корпуса «Атуран». Рота будет временно базироваться рядом с лагерем, на западной половине плато.

И действительно. Окончательно проснувшись только в середине речи Шапура, я обратил внимание, что света от многочисленных прожекторов стало больше, чем в предыдущие номинальные «дни», приходившиеся на фактические ночи. И теперь недалеко от желтой таблички, где мы развлекались игрой в «ложки», серели обтекаемые надувные палатки — ни дать ни взять стадо слонов на отдыхе.

Так вот чем были нагружены машины вчерашнего конвоя! Удивительно все-таки, как они умудрились без особого шума протащить свою роту по Тверской, другой ведь дороги от ворот цитадели не было. Правда, сон у меня богатырский, не жалуюсь. Они тут и на танке могли кататься — я бы ухом не повел…

Вторая половина речи Шапура логически вытекала из первой.

— Администрация лагеря всецело полагается на офицерскую честь и человеческое благоразумие наших гостей. Мы по-прежнему не считаем нужным принудительно ограничивать свободу ваших перемещений. За вами остается право проходить через Западный КПП в любое время суток. Однако в том случае, если вы попытаетесь преодолеть временные ограждения бивуака ударной роты, часовые будут стрелять без предупреждения. Также мы убедительно просим не приближаться к находящимся на плато бойцам ближе, чем на десять метров. Попытки резко сократить дистанцию могут быть поняты как стремление к захвату боевого оружия, что также приведет к нежелательным последствиям. Учитывая, что сейчас настало темное время фактических суток, наиболее разумным было бы вообще отказаться от пользования Западным КПП. Это все. У старейшин групп есть право задать мне вопросы. Не более двух.

Ха, вопросы! Миллион!