Minor Ursa - Реализаты (СИ) Страница 12

Странно, думал он, выбирать партнёра по общему делу до того, как будет выбрано общее дело, более чем странно.

На мгновение всё, что касалось людей, показалось ему непонятным и неестественным, но только на мгновение, - после которого он вспомнил, насколько бывают ошибочны обобщения подобных масштабов.

Бенжи открыл глаза, вынул пальцы из предназначенных для них разъёмов и огляделся, но кроме окружающей его темноты так ничего и не увидел.

Впервые в жизни ниша, в которой он проводил почти всё своё свободное время, показалась ему тесной и на жизнь вовсе не рассчитанной.

Андроид вытянул руку в темноту, отодвинул гермозаслонку и вылез наружу.

Над утренним Парижем шёл снег.

Бенжи поднял лицо к просыпающемуся мелкой холодной крошкой небу и долго смотрел, как небо плывёт ему навстречу, - до тех пор, пока не тающий на его терракотовом лице снег не запорошил ему оптику.

А потом он решил действовать.

Если уволиться прямо сейчас, подумал он, то с космосом, Аей и свободой можно распрощаться одновременно. Поэтому, прежде чем уведомить администрацию Орли о своих намерениях, ему следовало позаботиться о воплощении этих намерений в жизнь.

И перво-наперво стоило выкупить у работодателя, увы, пока ещё не принадлежащий ему челнок.

Андроид моргнул, стирая снег с оптических линз, и произвёл в уме нехитрый подсчёт: стоимость подержанного орбитального челнока составляла что-то около пятидесяти миллионов евро, его курьерская зарплата - какую-то совсем смешную цифру, так что, поделив первое на второе, он получил срок, который показался ему слишком большим даже с учётом того, что Ая не была обычным человеком.

Но Бенжи был машиной, а машины глупыми не бывают.

Первое, что он понял, - это то, что каким бы продвинутым ни был работодатель, заработать такие деньги в срок, который не оказался бы безумным, он никогда не даст. Второе, - это то, что теперь ему следовало изучить человеческий рынок с тем, чтобы его перехитрить.

Он ещё раз взглянул на занимающееся над Орли снежное утро, на белый, припорошенный снегом материнский челнок, повернулся и зашагал обратно, в тёмную и холодную нишу в машинном отделении. Там он снова втиснул тонкие пальцы в электронные гнёзда, закрыл глаза и ушёл знакомиться с законами мировой экономики.

Принесённый им на холодных металлических плечах снег ещё долго не таял.

***

Итак, Бенжи был машиной.

Ему не обязательно было иметь за спиной Лондонскую экономическую школу или еврейский бэкграунд: достаточно было находившихся в его распоряжении электронных ресурсов типа ESY и ESA.

Неделя ушла у него на то, чтобы разобраться в теории денег и кредита, неделя - на основы банковского дела и инвестиционного менеджмента, ещё две - на макроэкономику, налогообложение, гражданское, коммерческое и трудовое право, после чего, в самом начале 2329 года он начал свою большую игру.

Первое, на что он сделал ставку, - это то, что люди давали возможность каждому члену семьи AI-DII по достижении им пятидесятилетнего возраста выйти на машинную "пенсию" и почувствовать себя человеком. И значило это не больше и не меньше, как то, что с юридической точки зрения его ровесники DII ничем от людей не отличались и могли, например, организовать собственный финансовый проект.

Второе, на что делалась ставка, - это его, Бенжи, личные возможности: закон не ограничивал количество финансовых проектов у одного и того же частного лица.

В семнадцать ноль восемь пятнадцатого января две тысячи триста двадцать девятого года Бенжи пришлось ненадолго отлучиться из Орли - под удивлённые взгляды парижских fonctionnaires он обзавёлся паспортом международного образца на имя Бенжи Шабра.

Несколькими часами позже, в двадцать один семнадцать, на одном из исландских серверов появилась первая интернет-адвокатура с процессуальным сопровождением, принадлежащая машине с искусственным интеллектом, в десять тринадцать первого февраля того же года федеральный институт интеллектуальной собственности в Берне стал богаче на один патент, а в одиннадцать двадцать семь двадцать восьмого мая в Бернский государственный реестр впервые в истории был внесён принадлежащий машине Gmbh.

13. 2330 год. Ая.

Ая догнала брата почти у самой земли, - метров за сто. Махнула руками - кыш! - и в ворохе разлетающихся в разные стороны белых хлопьев схватила Мэтта сама, - за вздувшийся на спине под свитером воздушный пузырь и за надутые парусом брюки. Крикнула:

- Смотри вперёд!

- Низина... - ахнул Мэтт.

Пока Ая несла его всё ниже и ниже, вода в низине дыбилась, горбилась, вырастая вверх причудливой голубой бахромой, и к тому моменту, когда ноги Мэтта коснулись земли, на месте Низины стояли исполинские водяные джунгли: колоссальные "деревья" с текучими синими "стволами", голубыми "цветами" и прозрачными тонкими "листьями", переплетающиеся с ними и друг с другом струи "лиан", дрожащий "подлесок".

Всё, что ещё несколько минут назад тихо и безмятежно плавало где-то в Низине, теперь встревоженно и суетливо носилось вверх и вних по этому непостижимо фантастичному лесу, сверкая чешуёй и суматошно мельтеша лапками, а в грязно-зелёной "траве", по цвету и фактуре ужасно напоминающей многолетние донные отложения, шуршали те самые маленькие белые зверьки в тающих под человеческими пальцами ледяных шубках.

- Слышишь? - таинственно спросила Ая, бережно поставив Мэтта на землю, и Мэтт действительно услышал, как где-то совсем недалеко запели лемуры.

- Смотри! Смотри! Водяной лес останется здесь навсегда! - восторженно пел один.

- Ты глупый, глупый лемур! - возмущённо вопил другой. - У людей ничего не бывает навсегда!

Ая махнула рукой и вопросительно подняла бровь: пойдём?

Пойдём, с готовностью кивнул Мэтт.

Девушка посторонилась, уступая ему дорогу, и он заметил за её спиной уходящую вглубь водяного леса тропу. Тропа была узкой, с обеих её сторон среди острой серо-зелёной травы густо сверкали мелкие ледяные цветы. Мэтт прислушался и пошёл на почти стихшую, но всё ещё различимую тонкую лемурью песню.

Когда они с Аей вышли на поляну, лемуры сидели у куста, на котором болтались большие водяные шары.

В шарах тягуче отражалось заходящее за Землю солнце, и плавали многочисленные стрекозьи личинки.

- Хооолодно... - тоскливо тянул один из катта.

Он сидел, вытянув свою мордочку с белым треугольным пятном на лбу к солнцу, зажмурившись и крепко прижав к груди длинный полосатый хвост.

- Зато красииво... - утешал его другой.

- Эй, катта! - окликнула их Ая. - Что вы делаете тут посреди этой лужи?

- Ая! Ая! - одним большим чёрно-белым комком подпрыгнули от неожиданности оба лемура. И тут же поскакали навстречу, заголосили наперебой:

- Мы увидели, как Низина рождает лес! Мы прибежали смотреть!

- Мы не видели вас на берегу! Но там был другой человек!

- Другой? - удивился Мэтт.

- Другой! Другой! - радостно закивали катта. - Мы покажем! Покажем!

Мэтт оглянулся на сестру, и та кивнула: - беги, беги, - потом улыбнулась, достала из-за спины рюкзак, из рюкзака - прозрачную банку, полную шевелящихся и тыкающихся в стеклянные стенки маленьких сверкающих искр и высыпала их перед собой на землю.

Искры вспыхнули ещё ярче, закружились над тропой, как стая вспугнутых мошек, и полетели вперёд, обгоняя Мэтта с лемурами и освещая им дорогу.

Другой - это был Лукаш.

Он сидел на холме, - там, где ещё полчаса назад был берег Низины, - и смотрел на то, что творила Ая. Не вмешиваясь и, вобщем-то, даже не удивляясь.

Три сотни лет, прожитые среди себе подобных, научили его смотреть на текучесть мира философски. Сам он бог знает когда уже перерос подобную ребячливость: и дочь его, и оба внука давным-давно стали взрослыми, а сам он всё чаще и чаще хотел быть причиной стабильности, а не изменений.

Однако ему нравилось наблюдать, как чудесят другие.

За те триста лет, которые стали его личным опытом, Альфа претерпела тысячи и тысячи активированных реализатами метаморфоз. Когда-то основным генератором чудес был Роберт, в детстве пытавшийся превратить Альфу то в межзвёздный корабль, то в Перуанскую сельву. Затем, когда Роберт уже немного подрастерял свою мальчишечью тягу к дикости и загадочности, на Альфе появились женщины и дети, и изменения стали происходить в основном ради них.

Лукаш же по большей части наблюдал.

В этот вечер он пришёл на холм, потому что ему нравилась Ая.

Временами он видел в ней себя самого, временами - свою уже ставшую взрослой дочь, временами она вообще казалась ему эдаким собирательным образом женственности и непосредственности.