Алексей Корепанов - Сон Демиурга Страница 12

Чернобородый широкоплечий всадник рядом с рыжим лучником справился наконец со своей отвисшей челюстью и окинул Гусева с головы до ног недоверчивым взглядом. И произнес на чистейшем русском языке:

– Ты сказал: «Ради бога»? Повтори.

Теперь пришел черед удивляться Гусеву. Однако он довольно быстро пришел в себя.

– Наши, – полуобернувшись, сказал он тоже слегка оторопевшим Сергею и Сане. И, обращаясь к чернобородому, громко произнес: – Ради бога. Ради бога, мужики, давайте разберемся.

И вновь легкий изумленный ропот прокатился по отряду. Чернобородый чуть откинулся в седле, словно его толкнули в грудь, и медленно, с запинкой, спросил:

– Так ты… человек?

– Нет, блин, мы призраки, – сердито ответил Гусев, подозревая, что над ним, похоже, издеваются. – Неужели не видно? И они тоже человеки. – Гусев показал на Сергея и Саню.

– Пусть скажут, – продолжал гнуть куда-то чернобородый.

– Именем бога клянусь, что я человек, – громко сказал Сергей, начинающий что-то понимать.

Прозвучало это как-то напыщенно и нелепо, но он чувствовал, что сказал именно то, что ожидали услышать эти бравые парни. И подтолкнул удивленного всем происходящим Веремеева:

– Давай, то же самое!

– Богом клянусь… я тоже человек, – словно сомневаясь в этом, выдавил из себя Саня.

Прошло несколько мгновений недоверчивой напряженной тишины – и рыжий, не глядя, сунул стрелу обратно в колчан.

Хоть и молод был рыжий, но должность в отряде, как наконец-то понял Сергей, занимал ответственную: он был снайпером особой специализации – истребителем нелюди.

6. Горахти

Доктор Самопалов вышел из больничной палаты и, держа руки в карманах халата, неторопливо направился дальше по коридору. Это не был обход с обычной свитой – просто доктор считал целесообразным общаться с пациентами не только в своем кабинете, но и по «месту жительства» больных. И порой такие беседы давали кое-какие результаты. Не в том, конечно же, смысле, что обнаруживались какие-то неизвестные ранее пути к выздоровлению, а в смысле лучшего понимания.

Хотя в клинику попадали люди самые разные, поведение и «пунктики» большинства из них укладывались, в основном, в рамки давно изученных стереотипов. И тем отчетливее выделялись на общем фоне личности в некотором роде уникальные.[3]

Доктор Самопалов хорошо помнил больного по фамилии Яковлев – тот лечился в клинике лет десять назад, а, выписавшись, куда-то уехал из города. Обладая интеллектом имбецила, он в свои девятнадцать лет почти не умел читать и писать, несмотря на все усилия родителей. Однако у него была одна замечательная способность: стоило назвать ему любую дату за последние сто лет или дату на сотню лет вперед, как он почти мгновенно отвечал, ни разу не ошибаясь, какой это был или будет день недели. Механическим голосом, подобно роботу, Яковлев повторял вопрос и тут же выдавал ответ. Доктор Самопалов долго бился, пытаясь установить систему такого бессознательного счета, и наконец докопался до истины. Оказалось, что у Яковлева при сосредоточении на дате возникает в сознании определенный цвет – а всего их семь, и цвета эти в точности соответствуют последовательности цветов спектра: от красного – воскресенья до фиолетового – субботы. Хотя сам Яковлев даже не знал такого слова – «спектр»…

Другой пациент, месяц назад занявший одну из коек в пятой палате, накануне госпитализации пережил серию вспышек агрессивности. Но постепенно его состояние стабилизировалось. Выяснилось, что память у него недостаточна и словарный запас ограничивается всего лишь тремя десятками слов. Но стало известно и другое: до того, как угодить в больницу, он каждый день выходил к дороге, всегда в одном и том же месте, неподалеку от своего дома, и с поразительной быстротой часами бормотал номера проезжавших мимо автомобилей. Как убедился Самопалов, пациент помнил номера тысяч грузовиков, автобусов и легковушек…

Совсем недавно покинул больницу студент медицинского университета – и доктор Самопалов не взялся бы утверждать, что этот парень вновь не попадет к нему в отделение. Студент испытывал очень странные ощущения. Он чувствовал, как автомобили (в основном, легковые иномарки), проезжая мимо него, забирают с собой его руку или ногу. В этом случае нужно было прикоснуться к «отобранной» конечности, и тогда она возвращалась на место. Выходя из троллейбуса, он «забывал себя», и ему приходилось вновь вскакивать в тот же троллейбус, чтобы себя вернуть. Для этого необходимо было взглянуть на то место, где он только что сидел. Как-то раз, побывав вместе с другими студентами в морге, он забыл свой взгляд в мозгу мертвеца, которого при них вскрывал патологоанатом. Вечером студент вернулся и, используя различные ухищрения, договорился с охранником и вошел в морг, чтобы «забрать свой взгляд обратно». Уже выходя из временного пристанища покойников, он почувствовал прилипание головы к притолоке и взглянул на нее, чтобы «забрать голову». Этот студент избегал смотреть на других, так как его взгляд «оставался в их глазах» – и с доктором Самопаловым он всегда беседовал, низко опустив голову и уставившись в пол…

Еще один пациент, бывший милиционер, был убежден в том, что кто-то превратил его в автомобиль. Громко портя воздух, он заявлял, что это «выхлоп газа от сгорания солярки». В животе у него «урчал кардан», в сердце работала «камера сгорания», а в голове находился «пульт управления»…

А в палате номер семь вместе с Демиургом-Ковалевым проходил очередной курс лечения сорокатрехлетний грузчик Левченко. В свое время он смог осилить в школе только пять классов… При каждом общении с доктором Самопаловым Левченко уверял психиатра в том, что у всех людей, как и у него, Левченко, в теле находятся несколько компьютеров, управляющих движением молекул. Уже очень давно, еще до фильма о роботе-полицейском, он ощущал странные признаки автоматической активности в позвоночнике. Станции компьютеров, говорил он, вживлены в позвоночник, солнечное сплетение и мозг, и с помощью набора команд превращают тело в «зомби». Левченко двигался, как робот, поясняя такую неестественную манеру командами процессора в животе. Мозг связан с Луной, растолковывал он доктору Самопалову, а спинной мозг – со звездами. Иногда перед глазами у Левченко возникал мужской торс с мишенью и звездой, на котором он и фиксировал свое внимание…

Из года в год общаясь со своими старыми и новыми пациентами, Самопалов обретал все большую уверенность в том, что человеку вовсе не нужны иные дальние миры в туманности Андромеды. А нужно человеку погрузиться в глубины своей сущности и все-таки понять наконец: что же такое он есть? Ведь мало просто сказать: «Се – человек». Необходимо узнать, ЧТО есть человек.

Доктор Самопалов потратил на поиски ответа на этот вопрос больше четверти века, но отчетливо осознавал, что сделал только первые шаги по длинной дороге. И дойти до конца просто не успеет – не хватит жизни…

Виктор Павлович заглянул в окошко с толстым стеклом, прорезанное в двери палаты, и увидел, что Левченко занимается медленными приседаниями в проходе между кроватями. Это было его обычным занятием, когда «программа допускала ошибку и временно закрывалась». Приседания, по утверждению Левченко, помогали ему «аккумулировать энергию», и заниматься этой процедурой он мог больше часа, не реагируя ни на какие внешние раздражители. Ковалев умостился на узком подоконнике боком к стеклу и, обхватив колени руками, смотрел в окно и едва заметно покачивался вперед-назад. Палата была рассчитана на четверых, но два места еще ждали пациентов, быть может, пока и не подозревавших о том, что не сегодня-завтра они окажутся соседями Левченко и Ковалева.

Доктор Самопалов вставил в отверстие съемную дверную ручку, сделав знак дежурившему в коридоре санитару оставаться на месте. Войдя в палату, он, как всегда, громко поздоровался, хотя знал, что ему не ответят. Прошел мимо «заряжающегося» с каменным лицом экс-грузчика – у того похрустывали колени – и остановился возле Ковалева. Тот продолжал смотреть в окно.

– Как дела, Демиург?

Ковалев перестал раскачиваться и повернулся к доктору. Взгляд у него был какой-то отстраненно-полусонный, словно в мыслях своих находился Демиург очень далеко отсюда.

– Вы насчет «Арго» справки не наводили, Виктор Палыч? – вопросом на вопрос тихим голосом ответил он.

– Вам там удобно? – Самопалов сделал шаг назад и опустился на стул у кровати. – Может быть, сядете сюда? – Он кивнул на стоящий у соседней кровати такой же стул с привинченными к полу ножками.

В глазах Ковалева что-то мелькнуло – и тут же угасло. Он помолчал несколько секунд, а потом вновь поинтересовался:

– Так как же насчет «Арго», Виктор Палыч? Это же так просто: заходите в Интернет, набираете слово «Арго», и курсором – «найти». Только и всего.