Генри Олди - Волчонок Страница 13

— Кувыркнись, — посоветовал Марк. — Будет легче.

— Курсант Тумидус!

— Я!

— Отставить разговоры! Продолжайте занятие.

Обер-декурион Гораций встал над страдающим Катилиной. Гибким стеком приподнял курсанту гладковыбритый подбородок, обратив несчастного лицом к себе. Кивнул в ответ каким-то своим мыслям и убрал стек.

— Это правильно, — сказал обер-декурион. Он пожевал губами, словно хотел сплюнуть, и разъяснил: — Сам погибай, а товарища выручай. Курсант Катилина!

— Ы-ы…

— Не слышу!

— Я…

— Надеюсь, вы ставили себе целью помочь сокурснику? Вы видели, что курсанту Тумидусу приходится туго, и решили прийти на помощь товарищу. Я верно понял?

— Д-да…

— Похвально. В следующий раз, когда вам захочется подставить товарищу плечо, постарайтесь остаться невредимым. Взаимовыручка — дело хорошее. Но она не должна выглядеть как размен одного либурнария на другого. Продолжайте занятие!

— Есть продолжать!

— Курсант Тумидус!

— Я!

— Ваш прием против аз-загая меня заинтересовал. Представим, что это аз-загай. — Гораций взмахнул стеком. — Защищайтесь!

От выпада Марк ушел без труда. Схватившись двумя руками за стек, он пнул ногой в живот обер-декуриона. Стек был короче аз-загая, поэтому пинать с такого расстояния было не слишком удобно. Впрочем, как ни странно, Марк попал. Живот Горация — твердый, будто каменная стена, — вошел в соприкосновение с подошвой ботинка. В колене отдалось болью и легким хрустом.

— Допустим, — кивнул обер-декурион.

В его устах это было высшей похвалой.

— Еще раз!

Выпад, уход, захват. Пинок. Марк взвыл — предыдущая боль в колене оказалась легким развлечением. Сукин сын Гораций подался вперед, встречая пинок, и нога Марка угодила в брюхо обер-декуриона под самым неудачным углом.

— Ногу, курсант Тумидус, надо держать так…

Обер-декурион изобразил пинок и держал «шлагбаум» до тех пор, пока курсант Тумидус, кряхтя и охая, не повторил урок с воображаемым противником.

— Закрепите, — велел Гораций. — В конце концов, не всегда вас будет спасать курсант Катилина…

Волчата, думал обер-декурион, закуривая.

Гораций, не стесняясь, курил во время занятий. После Хордадской баталии, когда три эскадры помпилианцев сгорели, как спички, в огне вехденского лидер-антиса, Горацию заменили легкие. С тех пор он нуждался в стимуляторах, каждые два часа обрабатывая дымом ткани искусственно выращенных легких. Это мешало ему спать ночью, но обер-декурион привык.

«Волчата. Им хочется пробовать клыки и когти. Сейчас — друг на друге. Позже их выпустят на охоту. Эти инъекции… На первом курсе клейма волчат учатся подчиняться. Нужна компенсация; надо поднимать парням самооценку. Например, давать в руки оружие. С оружием против безоружного, даже получая по морде, они чувствуют себя героями. С четвертого курса им надо сбивать спесь. Химия в венах учит клейма командовать, приспосабливает к корсету. Значит, чистый рукопашный бой. Безоружный против вооруженного — даже давая по морде, они чувствуют себя уязвимыми. Ущербными, вторыми в очереди. Армейские психологи засмеяли бы меня за такие теории…»

Чихать хотел обер-декурион Гораций на армейских психологов.

— Берите оливки, доктор.

— Благодарю.

— Октуберанские. Из нашего родового поместья.

Оливку доктор Туллий взял из вежливости. Закусывать ягодный бальзам с Сеченя не было ни малейшего желания. Бокал, наполненный до середины, источал аромат свежей малины и смородины, хотя в составе присутствовала добрая дюжина различных ягод. После третьего глоточка Туллий различал на вкус половину из них. Цвет насыщенный, темно-рубиновый. И ни капли химии! Все-таки, решил доктор, в напитках с варварских планет есть особенная прелесть. Цивилизация уводит нас от истинного пиршества плоти. Хочешь вкусно пить-есть — родись в глуши.

— Вы не стесняйтесь…

Оливка и впрямь пришлась кстати. После нее бальзам раскрылся полным букетом. Брусничная кислинка; вяжущая, сладковатая терпкость прихваченного морозцем терна…

— Замечательно! — Сергий Кезон Туллий был искренен.

Он взял еще одну оливку.

— Рад, что вы оценили.

— Любой на моем месте…

— Не скажите, доктор. Многие считают бальзам «Девятое небо» женским.

— Многие с юности выжигают себе вкусовые пупырышки дешевым ромом. Многие пьют коллекционный бренди стаканами, залпом. Под наслаждением они понимают опьянение. Способна ли толпа оценить богатство оттенков? Разумеется, нет.

— Да вы, доктор, просто враг демократии…

Пройдясь по палатке, дисциплинар-легат Гракх остановился у «бойницы». Заложил руки за спину, любуясь пейзажем. Небо Тренга уже налилось вязкой смолой ночи в тропиках. В черноте тонули — и все никак не могли утонуть — слюдяные блестки звезд, непривычно крупных, угловатых. Звезды подмигивали друг другу, меняя окраску: голубая вода, желтая, красная… Особенности «слоистой» атмосферы Тренга плюс дополнительная рефракция — ее давал купол силового барьера, накрывший территорию училища. Вдалеке, по периметру, мерцали столбики эмиттеров. Синеватые, дрожащие и в жару и в холод призраки охраняли вверенный им участок.

— Как вам служба, доктор?

— Служба?

— Наверное, мало общего с вашей работой в лаборатории?

Гракх любил огорошивать внезапными вопросами не только курсантов. Впрочем, доктор был благодарен начальнику училища: Гракх сам перевел разговор в интересующее Туллия русло.

— Непривычно, вы правы. Интересно.

— Продолжайте. Я же вижу, вы не закончили. Что еще?

— И странно.

— В чем заключается странность?

Гракх отвернулся от «бойницы». Он был весь внимание.

— Распорядок. — Доктор поставил бокал на стол. — Дисциплина.

— Ну, это обычное дело. Флот стоит на дисциплине.

— Только ли флот?

— Вся армия, если угодно.

— Мне казалось, что в армии она должна быть… — Туллий щелкнул пальцами, подыскивая нужное слово. — Более жесткой, что ли? А тут каждый день — свободное время…

— Личное, — поправил дисциплинар-легат.

— Хорошо, пусть личное. Сути это не меняет. Релакс-центр. Регулярные увольнения, чаще, чем я предполагал. Курсанты носят «фенечки», как выражается молодежь. У каждого — какие-то талисманы, память о доме. Я представлял себе флот иначе. Тем более училище, где готовят боевых офицеров, а не тыловиков-интендантов! Поймите меня правильно, я ни в коем случае не критикую здешние порядки…

— Подводим итог, доктор. Вы удивлены.

— Я удивлен, и сильно.

— Что ж, придется разъяснить. — Гракх хитро прищурился. — Хотя вы могли бы и сами догадаться, при вашей-то специальности…

Под взглядом начальника училища доктор Туллий ощутил укол уязвленного самолюбия. Он понятия не имел, что имеет в виду дисциплинар-легат. При чем тут его специальность?

— Вы ведь не просто врач. Вы — биохимик, военный вакцинолог. Значит, не хуже меня знаете, что такое подавление естественного сопротивления клейма и адаптация его к нуждам армии и флота.

Туллий не сдержался — фыркнул, едва не брызнув слюной в бальзам. И это Гракх говорит ему, чья диссертация… В следующий миг доктора обжег стыд. Дисциплинар-легат знал, что делает, начав с фразы: «Вы могли бы сами догадаться». А Гракх продолжал, словно не заметив конфуза доктора:

— Мы, помпилианцы, рождены для подчинения других. Мы — хищники, которым удалось создать социум. Солдаты и офицеры Помпилии — волки. Да, мы охотимся стаей, и наша охота успешна. Но нас так и подмывает скалить зубы и рычать на вожака. Каждый день, каждую минуту. В армии это недопустимо. Доктор, ваша химия — чудо. Она превращает стаю в безукоризненный единый организм. Тем не менее для успешной адаптации курсанты нуждаются в отдушине. Ряд вольностей, послабления вне занятий, видимость личной свободы…

Доктор кивнул:

— Психологическая компенсация на уровне подсознания.

— В особенности это актуально для будущих боевых офицеров, которым предстоит не только подчиняться, но и командовать другими. Снятие комплексов, противоречий между природой и дисциплиной… Отсюда и личное время, и талисманы с фенечками, и увольнения…

— Кстати, об увольнениях.

— Да?

Теперь, подумал доктор, надо быть осторожным. Главное, не сболтнуть лишнего. Во рту пересохло. Туллий потянулся к бокалу, отхлебнул, не чувствуя вкуса. Бдительный дисциплинар-легат в три шага оказался рядом. Широкая ладонь легла на бутыль с печатью, оттиснутой в стекле, ниже горлышка; жидкий рубин хлынул в бокал, наполняя его вновь.

— Благодарю.

— Не за что. Как вы говорили, доктор? Коллекционный бренди стаканами, залпом? Полно, не краснейте! У меня дурная привычка острить за чужой счет.