Борис Георгиев - Космогон Страница 13

Стоя на четвереньках, Вавилов подумал, что ползти по кессонному коридору сил не хватит.

– Но доплёлся же, – сказал он в темноту, силясь припомнить, как попал в комнату. – Ни дать ни взять бухой засранец, студентишко бля… х-х…

Вавилов поперхнулся ругательством. Не получалось выматериться, стало во рту гадко. «Да что ж такое со мной? – мимолётно изумился он. – Никогда такого не было, даже с бодуна, чтоб не смог облегчить душу».

– Однако надо бы встать, – сказал он тьме с вызовом.

В ответ услышал лишь сипение воздуха в решётке кондиционера, слова пропали попусту.

Он выпутался из одеяла, – понятно, почему ногам было холодно! – слез с кровати, – пол тёплый, приятно, – зашлёпал босиком, вытянув руки, как слепец, – где-то здесь должен быть… – и наткнулся на стену, после чего дело пошло лучше, обнаружился дверной косяк и рядом с ним выключатель. Мягкий свет не вспыхнул, а забрезжил и разгорелся, как будто взошло солнце, и хозяину лунного ресторана полегчало. Кремовые стены, резное дерево, бронза и медь, – пусть всё это фальшивка, но как уютно и надёжно выглядит! Одежда Ильи Львовича валялась на полу, разбросанная по всей комнате, но он не стал собирать её. Как был, наг и встрёпан, проследовал в ванную комнату, щёлкнул выключателем, осветив молочной белизны стены молочным же светом, и отразился в ростовых зеркалах – загнанный в кафельный мешок дикарь. Неандерталец, или как их там называли?

– К хренам собачьим, – сказал своему отражению Вавилов. – Насрать, на кого я похож, смотреть на меня некому.

Сказал это и, поразмыслив, добавил сложный, хорошо продуманный мат. Получилось на этот раз, но без удовольствия, глупо прозвучало и жалко. Утренним туалетом поэтому Илья Львович занялся молча, угрюмо, тишину решился нарушить только для того, чтобы выяснить вопрос – стоит ли тратить время на бритьё.

– Кабанье рыло, – нежно обратился он к своему отражению в зеркале, что над раковиной умывальника. – Щетину будешь скоблить?

Двойник в зеркале – крепкий сорокалетний мужик, брюнет, стриженный коротко, – выдвинул тяжёлую челюсть, облапил подбородок, поморщился и ответил:

– Трёхдневная, как у этого, как его…

Выскочила из головы фамилия актёра, на которого был похож Илья Львович или полагал себя похожим, впрочем, не без основания.

– Бабам сейчас такая нравится, – успокоил он зеркального двойника, подвергая осмотру родинку на правой… или левой?.. хрен с ней, не важно какой щеке.

– Ясен кран, возбуждаться при виде твоей небритости, опять же, некому, – ответил из зеркала щетинистый парень, закрыл рожок зеркального крана и потянулся за одноразовым полотенцем.

Тут Вавилову некстати припомнилась Джина, но мысль о ней особого раздражения не вызвала, и бывшая жена обозвана была, против обыкновения, беззлобно.

– Сучка, – сказал Вавилов и принял окончательное решение – бриться не к чему.

– Может, и не одеваться? – спросил он, глядя сверху вниз на собственные плавки. – Так и шариться по ресторану, сверкая задницей?

Не ответив себе, сгрёб с пола шмотки, вернулся в ванную, нашёл там чистильщика и сунул в его отверстую пасть разноцветный мятый ком. Затем поискал и обнаружил свой багаж, как и положено было по контракту, на полках и вешалках гардеробной комнаты. «Те двое развесили, или кто-то до них? – думал Вавилов, нехотя одеваясь. – Говорили, мы не строили, мол, установили готовое». Он невесело посмеялся, представляя, как его ресторан совершает путешествие с орбиты Земли к лунной поверхности, как опускается, трепеща развешанными в платяном шкафу рубашками и штанами, как шевелятся подобные змеям полосатые галстуки, и как стопки трусов, совершая беспримерный перелёт, дремлют на полках в ожидании высокой чести – быть натянутыми.

– Скорее всего, наладчики развешивали и раскладывали. Наверняка была у них в плане пусковых работ такая графа: настройка платяного шкафа с последующей инсталляцией нижнего белья.

Высказав это соображение, Вавилов пригладил волосы, поправил галстук, подмигнул европеизированному своему двойнику, прошествовал через спальню мимо разорённой постели и вышел в торговый зал.

Первое, что бросилось в глаза, – янтарные цифры над входом. Девятый час по среднеевропейскому, самое время позавтракать.

Вавилов по-хозяйски обревизовал зал, сунулся в кабину «Форда», – ничего не скажешь, роскошная рухлядь! – и, желая послушать стариков голос, стиснул резиновую грушу клаксона. Гнусавый рёв распорол тишину, Илья повеселел, спрыгнул с подножки и вразвалку направился к стойке. Хороша тачка, никаких бабок за такую не жалко. Конечно, ездить по Луне – думать нечего, да и в шлюз она не влезет, но чего стоит представить, будто на ней прибыл? Задумавшись, он чуть было не влез на барный табурет, но опомнился – кто примет заказ и втолкует его синтезатору? – и зашёл за стойку.

Овсяная каша, омлет, ветчина, – Илья Львович придерживался консервативных взглядов, – салат по-гречески, – не чуждаясь при этом демократических ценностей, – сливки, чёрный кофе по-турецки, – симпатизировал радикалам правым и левым, – без сахара, – либералов только не любил, хоть и признавал их полезными при некоторых обстоятельствах. Сообщив свою волю синтезатору, хозяин-бармен-посетитель возложил на дактилосканер длань и свободной рукою выбрал в экранном меню пункт «за счёт заведения». Прозвенел колокольчик, хозяин-бармен-посетитель с видом весьма консервативным дождался появления в окне раздачи заставленного подноса, демократично доставил завтрак клиенту и радикально принялся за него, орудуя обеими руками – правой и левой. Насытившись, он развалился на стуле, либерально протянув ноги в проход, и приготовился просмаковать кофе, думая при этом: «Что мне точно не грозит, так это сдохнуть с голоду. Две цистерны «унитранса», каждая по двадцать тонн. Сорок тонн жратвы. Нет, не сорок, ещё ведь эта балалайка воду берёт из резервуара. Тонн восемьдесят выходит на круг. Или сто? Лет на сто мне одному хватит или на тысячу. А в бассейне с водой вообще нырять можно, если сдуру туда забраться». Вавилов лениво глянул в пол, как будто можно было увидеть под ногами подземный резервуар, на котором покоилась станция.

– Нормально у меня тут с водой, – лениво проговорил он. – Херр профессор сказал, что она к тому же круговращается. Но об этом лучше не надо сразу после завтрака.

Отпив кофе, Илья Львович скривился. Что-то было не так.

– Музычки не хватает, вот что, – сказал он, отставил чашечку, звякнув ею о блюдце, поднялся и проследовал к пульту медиацентра. На досуге, надо заметить, Вавилов в виде развлечения препарировал звуки. Было у него такое невинное хобби – резать аудиотреки опер или там фильмов, в общем, без разницы, главное, чтобы получалось смешно. Тенора запросто мог превратить в дисканта, баса наградить приятным контральто, а партию первой скрипки сделать похожей на визжание циркулярной пилы. Медиацентром Илья Львович манипулировал виртуозно, и особым пунктом оговорил в контракте, какую именно модель сего полезного инструмента хочет видеть у себя в заведении.

Но редактурой за утренним кофе Вавилов заниматься не собирался, просто хотелось пустить фоном что-нибудь джазовое: саксофон, к нему сопровождение, или что попадётся в таком же роде. Он врубил пульт, вызвал меню, полез в фонотеку…

– Пусто, чтоб тебя! А видео?

Но не было в памяти центра ничего, даже рекламных клипов. Хозяин ресторана приготовился обозвать подрядчиков жуликами и разгильдяями, но перед внутренним его зрением промелькнули пункты договора. Ни слова в них о музыкальном наполнении медиацентра не было.

– Не они, значит, жулики, а я дурак, – резюмировал Илья. – Но это дело поправимое.

Он отдал электронике приказ обшаривать эфир в поисках чего-нибудь и вернулся за столик, прихватив клавиатуру. Экран снежил, в динамиках шуршало, как будто на диффузоры кто-то сыпал тонкой струйкой песок, остывший кофе показался Вавилову кислым, к сливкам он не притронулся.

– Как, ничего не нашёл?! – гаркнул Илья, заметив, что движок сканера добрался до последней черты. – А ну-ка, давай ещё! Шурши!

Но и второй проход не дал результатов.

– Ещё!

Не дал и третий. Песчаный шорох, снегопад…

– Скотина! – выкрикнул Вавилов и в сердцах саданул кулаком по столу. Звякнула, опрокинувшись, чашка, покатилась, за нею потянулась по фальшивому мрамору грязная дорожка. Выкрик увяз в снежном шорохе. Илья взял себя в руки и нажатием клавиши остановил поиск. Снегопад прекратился, огромный экран опустел, стало тихо, как будто купол по самую макушку засыпало снегом.

Вавилов развёз пальцем по столу коричневую жижицу, буркнул: «Помои. Тут не кофе нужен, тут…»

Не договорив, он вскочил и кинулся к синтезатору, отирая палец о штаны.

– Стопку и ещё стопку. Будем здоровы! – Он суетливо звякнул стекляшкой о стекляшку и стал хлебать беленькую, как воду. Чтоб обожгла глотку и продрала до желудка, чтобы забила гнусный кислый привкус тишины. Снежный шорох чтоб не мерещился больше. После второй стопки в ушах зашумело, а по животу разлилось тепло. Какой-никакой, а результат, но Вавилу этого показалось мало, он заказал ещё двести. Цедил мелкими глотками, наблюдая, как немеют щёки, как руки становятся ватными.