Крис Клармон - Первый полет Страница 13

Тогда Николь, вцепившись Кьяри в волосы, одновременно пнула его в колено, и они отлетели от стены. Не успел Кьяри опомниться, как Николь вывернулась и оказалась лицом к нему. К несчастью, прием дался ей нелегко: правое запястье совсем онемело. Но девушка не придала этому значения.

Ощутив приближение другой переборки, Николь отскочила от нее, сильно оттолкнувшись, чтобы набрать скорость. Кьяри неотступно следовал за ней, оставаясь неуязвимым, дожидаясь, когда противница допустит ошибку, в чем нисколько не сомневался. Он выше Николь на целую голову, с длинными и мускулистыми руками, но его мощное телосложение и сила не играют в невесомости никакой роли. Другое дело — на планете или в Карусели. А тут ему надо поосторожнее размахивать кулаками, чтобы от собственного удара не полететь вверх тормашками и не открыться Николь. Скорость и ловкость здесь гораздо важнее; способность к перемещению большей массы выходит на первый план лишь в ближнем бою.

Разумеется, он еще и на двадцать лет опытнее, и этим все сказано. Ее познания не вышли за рамки теории, а он проделал все это на практике.

Пострадавшая рука обрела чувствительность, и вместе с ней пришла боль. Николь повернулась так, чтобы заслонить руку от Кьяри. Еще и ухмыляется, наглец; уже решил, что поединок за ним.

Николь лягнула воздух, сбросив туфлю, пулей улетевшую в сторону, и оказалась в углу. Упираясь ногами, чтобы остаться на месте, Николь стащила с себя футболку. Делать это одной рукой было несподручно, и в течение пары секунд, стягивая майку через голову, она ничего не видела. Кьяри ринулся на нее, как бык, через весь зал. Николь замерла перед ним, будто матадор, но за миг до столкновения швырнула майку в лицо нападающему и поднырнула под него, расплывшись в улыбке, когда сзади послышались глухой удар и громовые проклятия.

Выгнувшись дугой, Николь захватила лодыжки Кьяри и рванула на себя. Правую руку будто током прошило от запястья до плеча. Этот маневр развернул их с Кьяри в противоположные стороны. Оттолкнувшись от его спины, Николь согнулась, чтобы остановить противника ногами. Он влетел ей прямиком между ног, и Николь не мешкая переплела их, сжав что было мочи. Кьяри барахтался, пытаясь освободиться, но ему не за что было уцепиться; в реальной рукопашной свернуть ему шею было пара пустяков.

Наконец он похлопал ее пониже спины, испустив сдавленный вопль. Николь сочла это капитуляцией, но на всякий случай оттолкнула его подальше, чтобы не дотянулся. Кьяри не пытался повторить атаку — просто висел скрючившись, с побагровевшим лицом, и растирал шею обеими руками.

— Великолепно, — признал он.

— Вы имеете в виду тренировку, комиссар, или меня?

Он улыбнулся — неторопливо и одобрительно, словно только теперь заметил, что под майкой у нее ничего нет. Впрочем, увидев кровоподтек на правой груди, он вновь посерьезнел и придвинулся ближе.

— Это я сделал?

— Помимо прочего. Ой, осторожно! — вскрикнула Николь, когда Бен притронулся к ее травмированному запястью.

— Болит?

— Ужасно.

— Судя по тому, как ты ею орудовала, вряд ли трещина или перелом, но рентген не помешает.

Но после всех его манипуляций в медпункте боль не прошла, о чем Николь не преминула ворчливо сообщить лекарю, но сочувствия не встретила.

— Пару дней никаких выходов за пределы корабля. — Он что-то выстукивал на компьютер-блокноте. — Никаких тяжелых работ. Лучше вообще этой рукой не шевелить. Я бы порекомендовал ближайшие дни спать в невесомости, чтобы снизить опасность повторной травмы. Если боль будет очень донимать, прими аспирин; а еще лучше — горячую ванну.

— Кэт придет в восторг. — Не дождавшись ответа, Николь поинтересовалась: — Следует ли показаться Шэгэю?

— Только если мне некогда или сплю.

— А потом что? Очередной урок в борцовском зале?

К ее удивлению, он воспринял вопрос всерьез.

— Буду проверять запястье ежедневно. Как только отек спадет и ты сможешь без труда двигать рукой, продолжим.

— Потрясссно, — сухо произнесла она. — Знаешь, Кьяри, я жду не дождусь, чтобы полюбоваться, как мы мутузим друг друга, пока я не угожу в гипсовый корсет или не превращусь в мешок с костями.

— Ты разве забыла, что сегодня выиграла?

— Везение, — скривилась Николь.

— Таких зверей на свете нет, старлей, а я не поддавался.

— Не держи меня за дуру, Кьяри, ты даже не пытался драться.

— Если бы я попытался, один из нас был бы уже покойником. Я делал все, что мог позволить на тренировке; реальный поединок понарошку не изобразишь. — Он вывел ее из лазарета в коммуникационную шахту. — В следующий раз попробуем в скафандрах, но для начала обойдемся без шлемов и ранцев.

— По-моему, только зря вспотеем. Иной раз мне в скафандре кажется, что я и пальцем не смогу шевельнуть — так как же в нем еще и драться?

— Только так и надо, Рыжик.

— В Академии нам говорили, что это непрактично. Допустим, ты врезал какому-нибудь громиле под дых — и что же он почувствует сквозь пятисантиметровую армированную ткань и бронесетку? А если ты не закреплен, то тебя отбросит в другую сторону.

Она бросила взгляд на рубку управления, находящуюся в двадцати пяти метрах, потом опустила голову и посмотрела на складские модули, расположенные немного ближе. Вокруг вертелись Карусели, но центральная шахта оставалась неподвижной, и Николь вытянулась, словно в гамаке. Самое приятное в невесомости то, что тебе удобно в любом положении. Издалека доносилось приглушенное пение Андрея. Не питая особой любви к оперному искусству, Николь не узнала мелодии, но улыбнулась красоте голоса.

— Верно, — согласился Кьяри. — Но если двое в скафандрах схлестнутся в рукопашной, тут уж не до умствований. Ты должна уметь позаботиться о себе. Должна оказаться проворнее.

— А точнее?

— Бей в слабое место.

— А, ты о воздухе! — Она подавила зевок. — Выдернуть шланг?

— Это ответ салаги, Ши, я ждал от тебя большего. Пошевели мозгами, если можешь, — холодно фыркнул Кьяри. Глаза Николь в гневе распахнулись. — Ну, отключишь ты воздух, и что дальше?

— Если не подключить обратно, то человек покойник, — пожала плечами Николь.

— Время, Ши, на это уйдет какое-то время. Воздуха в скафандре еще минуть на пять. За пять минут всякое может случиться. Если уж ты сцепишься, то захочешь закруглиться побыстрее — но как?

— Шлем?

— Браво! Тело — великолепная машина. Ради выживания оно пожертвует любой конечностью, кроме одной. Это даже предусмотрено в конструкции скафандров. Если пробита рука, на плече есть герметичный клапан; ты потеряешь руку, но уцелеешь и в красках будешь рассказывать об этом внукам. Единственное исключение составляет голова. Шлем сконструирован так, чтобы его легко мог надеть человек в толстых перчатках; если на судне происходит ударная разгерметизация, тут уж не до возни с застежками, а на магнитные стяжки тоже полагаться нельзя — не исключено, что заклинит либо в открытом, либо в закрытом положении.

— Но ведь это убийство!

— Простейшее решение спорных вопросов.

— Так ты говоришь, этим всегда кончается? — Теперь ей было не до сна.

— Чаще всего.

Подтянувшись к входу в «домашнюю» Карусель, Николь толчком распахнула люк.

— Возможно, ты и прав, Кьяри…

— Не судите о том, чего не понимаете, старлей. Мы живем в безжалостнейшей из сред и потому слишком редко позволяем себе роскошь великодушия. А за ошибку, за единственный неверный шаг обычно расплачиваемся жизнью.

— Мне только об этом и твердят.

— И не без причин, Николь.

— Что-то мне расхотелось тренироваться, комиссар.

— При всем моем уважении, лейтенант, вы не имеете права отказаться. A demain[4]!

Неуклюже вскарабкавшись по лестнице из центральной шахты в кают-компанию, Николь дала волю гневу, не заметив находившуюся там Хану Мураи.

— Проклятый, невежественный, смердящий ублюдок, растуды его мать! — грохотал голос Николь в просторном тороиде.

— Прошу прощения? — приподняла Хана голову.

— Ой, Хана, извини. — Николь тотчас же устыдилась собственной несдержанности. — Я не знала, что здесь кто-то есть.

— Само собой. Я тут перекусываю. Хочешь?

— А что у тебя?

— Лососина и плавленый сыр.

— М-м… Хана, да это же все настоящее!

— Остатки личных сбережений, — тяжело вздохнула та.

— Ой, я не могу…

— А я могу, и если я хочу поделиться, то это мое личное дело.

— Ты настоящий друг.

Хана заказала через кухонную консоль чай для Николь. Напиток, как всегда, казался затхлым, зато рыба была восхитительна. Николь смаковала каждый кусочек. Только теперь она начала понимать, почему рестораны и даже закусочные базы да Винчи пользуются такой популярностью; после многих месяцев питания пастами и сублимированными, полусинтетическими «продуктами» вернувшиеся домой астронавты требуют — и заслуживают — наилучших натуральных продуктов.