Петр Воробьев - Набла квадрат Страница 13

— Убивай, мне нечем платить выкуп, — Кукылин указал противнику на меч, отбрасывая ставший бесполезным эфес. Победитель только прохрипел что-то, раскручивая страшную веревку, которая, как живая, тянулась к Кукылину.

Вспомнив предсказания Книги Постыдных Откровений о Пупихтукаке, Кукылин решил покончить с собой, но одумался — его жизнь принадлежала теперь победившему его в честном бою рыцарю, кто бы он ни был. Силы быстро покидали Кукылина вместе с кровью, струившейся из раны на левой руке.

Рыцарь в рогатом шлеме влек его к своему самолету. Открылся люк, и перед Кукылином предстал темный коридор, из которого полезли на него многорукие и многоногие твари, панцири которых отливали металлическим блеском. На стенах и на полу висело и лежало нелюдское оружие, книги в черных переплетах с колдовскими знаками и зловещие амулеты переполняли сундуки. Кукылин увидел, как стена перед ним растворилась в воздухе, и встретился глазами с немигающим прожекторным взглядом усатого, бородатого и мохнатого чудовища, полусидевшего-полулежавшего на серебряном троне, залитом кровью.

Плакали ваши сто золотых, бедные сестрички, подумал Кукылин, теряя сознание. Но рыцарь тьмы больно обхватил его за плечи, и прямо в голове у Кукылина прозвучал голос. Он был лишен тембра и интонации, потому что Кукылин слышал его не ушами. Голос возвестил:

— Мысли твои прочитаны, душа твоя взвешена. Ты достоин свидетельствовать о моем приходе. Вон отсюда.

Кукылина объяло беспамятство.

Когда он очнулся, вокруг было темно. Дул промозглый ветерок, несший запах грибов и плесени. Где-то вдали забрезжили огоньки. Процессия с факелами шла по коридору с каменным полом и низким сводчатым потолком.

Раздавалось тоненькое визгливо-заунывное пение. Фигуры в шествии никак не походили на человеческие, но отличались и от крысиных. Когда шествие приблизилось, Кукылин понял, что это ежики. Передние пять ежиков держали в лапках подушечки из черно-красной ткани в горошек, на которых лежали золотые четвероконечные звездочки. За ними восемь ежиков несли маленький черный гроб с золотой короной на крышке. Затем следовали музыканты, инструменты которых были сделаны из крысиных костей, жил и шкурок, и толпа просто ежиков с факелами. Не обращая на распростертого в нише Кукылин никакого внимания, процессия удалялась. Один из замыкающих шествие повернул головку и прокричал высоким надтреснутым голоском:

— Передай Каяксигвику, что старый Сигвиккаяк умер!

Факелоносцы скрылись за углом, и все скрылось во мраке.

Кукылина мутило, ему хотелось пить. Левая половина тела одеревенела.

Сосредоточившись, он со второй попытки отлепил язык от неба и с шуршанием провел им по потрескавшимся губам, потом, борясь с позывами на рвоту, встал на четвереньки и пополз в сторону, откуда дул ветерок. Через некоторое время впереди послышалось журчание воды. Кукылин почувствовал, что плита под ним переворачивается, и упал в поток. Вода была прохладной и не очень быстрой. Кукылин не рискнул пить, но после недолгой борьбы с собой прополоскал рот и горло. Течение ускорялось, Кукылин почувствовал, что его затягивает водоворот, и одновременно увидел свет. Вода снова вынесла его на поверхность в высоком двусветном чертоге с прорубленными в одной из стен рядами окон. На каменном алтаре стояло заляпанное пометом птиц и летучих мышей огромное, в три человеческих роста, изваяние, изобразавшее страшного зверя, покрытого бородавками, утыканного иглами, толстоногого и толстомордого. У подножия алтаря на груде тряпья расположилась семья кочевников — старик в шапке с ушами, два мужчины и женщина. В нише входа в подалтарную сокровищницу горел костерок, над ним, подвешенный к видавшей виды треноге, висел закопченный таган. Похлебка из крыс, подумал Кукылин, выбираясь из разлома в полу, по дну которого бежала вода. Мужчины заметили его и пошли навстречу, держа наготове гарпуны с железными остриями.

— Доброй еды, охотники, — Кукылин едва смог вспомнить слова приветствия на языке кочевников, но мужчины опустили копья.

— И тебе того же, человече. Кто ты и почему говоришь по-нашему?

— Я рыцарь Кукылин. Мой отец дал приют клану Ыктыгдын на своих землях.

Когда я был мальчишкой, я одно лето кочевал с ними.

— Понятно, почему ты не успел забыть язык! Сами мы клана Акагвырмыртын, меня зови Кыхтывак, моего брата Экетыгук, а старик — наш дядя. А что ты делаешь здесь?

— Моя история такая странная, что я и сам едва могу в нее поверить. Я попал сюда волей мертвецов.

— Воистину ли сам ты живой человек?

Гарпуны снова поднялись, но тут низкорослый горбатый кочевник что-то шепнул своему тонконогому, пузатому и лысому товарищу, говорившему с Кукылином, тот упер гарпун в пол и захихикал, тряся брюхом:

— Цх-цх-цх, у покойников не бывает мурашек на коже! Иди к костру, добрый человек, и раздели с нами все, что имеем.

Спустя некоторый срок Кукылин, накормленный крысятиной и сушеной брюквой, с большим трудом отказался от женщины, которой настойчиво предлагали попользоваться гостеприимные кочевники и, бережно прижимая к груди левую руку, засохшую рану на которой смазали крысиным жиром и перевязали тряпицей, начал, как того требовал обычай, рассказ о своих приключениях. Услышав имя рыцаря, в поединок с которым отважился вступить Кукылин, Экетыгук и Кыхтывак запричитали, обхватив головы руками и раскачиваясь, а старик сорвал с морщинистой, как яйцо ящерицы, головы шапку и закричал неожиданно густым голосом, обнажая розовые беззубые десны.

Горбун затрещиной заставил его замолчать, и Кукылин продолжил рассказ.

Когда он перешел к своему появлению в подземелье и встрече с похоронной процессией, откуда-то сверху раздалось хлопанье кожистых крыльев. Огромная стая летучих мышей, дневавшая на потолке чертога, всполошилась и устремилась к окнам, на несколько мгновений полностью затмив свет. Повеяло холодным ветром, и Кукылину показалось, что в темноте подножие алтаря зажглось багровым огнем.

— У этих пещер есть сокровенные тайны, — опасливо озираясь, начал горбун, но пузатый прервал его:

— А дальше-то что?

— Может, потом доскажу? — Кукылин ощутил смутное беспокойство.

— Сейчас давай! За нами был ужин, за тобой рассказ! Куда это дядя подевался? Женщина, останови его!

Старик на четвереньках полз к выходу, ритмично подвывая. Женщина перестала сматывать проволоку в клубок и поковыляла за ним. Кукылин пристроил руку поудобнее и продолжил:

— За гробом шли факельщики. Когда все ежики прошли мимо, последний крикнул мне: «Передай Каяксигвику, что старый Сигвиккаяк умер!»

На алтаре загрохотало. Отчаянно завопил пузатый, ноги которого раздробила упавшая плита облицовки. Кукылин и горбун успели под градом камней отскочить к стене. Каменный зверь отодрал лапы от алтаря, спрыгнул вниз и, дробя плиты пола, сделал несколько шагов. С кончиков его игл сбегали искры, глаза горели пульсировавшим зеленым огнем. Зверь отверз пасть и голосом, подобным реву ракетного ускорителя, произнес, уставясь на Кукылина:

— Верно ли, что Сигвиккаяк умер?

Не в силах совладать с отвисшей челюстью, Кукылин кивнул головой.

— Значит, теперь я — директор лесопилки! — проревело чудовище, с лязгом захлопнуло пасть, поднялось в воздух на четырех струях раскаленных газов, пробило дыру в своде и исчезло.

Под ногами Кукылина и кочевника стал трескаться пол. Горбун, ушибленный обломком алтаря, неловко перебирал огромными ступнями, стараясь не стоять над трещинами. Кукылин, ища опоры, вцепился в выступ стены, тот со скрежетом подался, и огромный блок повернулся вокруг своей оси, увлекая Кукылина во тьму. Кукылин попытался снова открыть каменную дверь, но рычаг исчез в выемке стены. Тем временем его глаза начали привыкать к мраку, и он увидел тоннель, озаренный слабо брезжившим призрачным свечением. На полу невысоким слоем стояла вода, над поверхностью которой угадывались съеденные ржавчиной рельсы. Кукылин пошел на свет и вскоре увидел вагонетку, перед которой выступали из воды лошадиные кости. Подойдя к вагонетке, Кукылин прислонился к высокому борту и осторожно потрогал ремни поводьев. Лет пять так стоит, не меньше, подумал он. Неожиданно между сгнивших ребер скелета началось странное движение. Передвигаясь в воде подобно пиявкам, жгуты какой-то темной массы присасывались к костям, некоторые проникали между ребер и свивались в клубки внутри грудной клетки. Свечение усилилось, появился гнилостный запах. Кукылин в ужасе смотрел, как кости облекались плотью, пока не возник отвратительный кадавр, без щек, с голой сморщенной кожей и висевшими из трех дыр в животе зелеными светившимися кишками. По телу кадавра волной прошла судорога, он дрыгнул ногами, поджал их под брюхо и попытался встать. Не удержавшись над водой на дрожащих ногах, кадавр рухнул и рассыпался. Куски гнилого мяса с чавканьем отлеплялись от костей и переползали с места на место, пока не возникла новая рекомбинация. Крысы отъели некоторые части, догадался Кукылин, и поэтому он не может собраться полностью. Второй кадавр еще менее походил на лошадь. Из его глазниц торчали пряди мокрых волос, на конце морды шевелился раздвоенный хобот, а из-под языка злобно смотрел огромный сизый глаз. Кадавр поднялся на ноги.