Андрей Бурцев - Люди в сером 2: Наваждение Страница 14

– Кстати, в его досье, кажется, был какой-то намек на связь с КГБ, но точных данных нет.

Из своего угла неожиданно подал голос ГРОБ. Вольфрам подумал, что его не удивил бы при этом застенчивый кашель.

– Извините, коллеги. Могу ли я предложить третий вариант?

– Это какой же? – с неудовольствием повернулся Вольфрам. Он-то как раз готов был действовать по старой памяти. С поддельными удостоверениями комитетчиков, которые ни за что не отличишь от настоящих, им бы всюду открылись двери.

– Во-первых, люди из научной среды охотнее пойдут на контакт с человеком их круга. А вы, Сергей Иванович, бесспорно, сможете выдать себя за представителя администрации научного института. Из предоставленной мне информации, я знаю, что Кулагин учился в Киеве, и, значит, вы могли быть с ним знакомы лично. Это два.

– Ну, а я кем тогда представлюсь? Инженером или токарем? – встрял Вольфрам, не скрывая раздражения.

– Сопровождающим лицом, – невозмутимо ответил ГРОБ. – Представителем организации, которая контролировала секретные работы Кулагина. Пусть люди гадают о принадлежности к конкретному ведомству. Вы, агент Вольфрам, в разговоре можете и надавить психологически. Важно дать понять, что речь идет о работах особой важности. В этом случае разные характеры с большей охотой пойдут с вами на контакт. «Это и охота, и зверей убивать не нужно!» – закончил робот голосом дяди Федора из мультфильма «Трое из Простоквашино».

– Отличная идея, – похвалил Анисимов.

Вольфрам хмыкнул. Почему ему не пришла в голову такая простая мысль объединить два варианта? По типу: добрый следователь, плохой следователь. Это все прошлое «безопасника» стучится в спину. Здесь нельзя действовать в лоб. Конечно, было бы хорошо и сейчас привлечь к работе мнемотехников. Провести опрос свидетелей, затем стереть какие-то воспоминания или добавить нужные. Но так не делается. Во-первых, через процедуру придется пропустить слишком много людей, а на это не хватит ни сил, ни средств, да и технологически осуществить все это очень сложно. Во-вторых, мнемотехников вызывают только после того, как появится хоть какая-нибудь конкретика. Вот если бы Смотрители подарили землянам такие приборы, с помощью которых можно было стирать память на раз. Взял, к примеру, в руки что-то вроде фонарика или палочки (волшебной, разумеется), сверкнул, как фотовспышкой (сам, естественно, на глаза черные очки нацепил, чтобы не подставиться – смешно и глупо, наверное, со стороны!). Пшик! – и готово! – человек ничего не помнит. Как настроил прибор, столько времени из памяти и вывалилось. Но это, к сожалению, пока еще фантастика. Нет таких приборов у «Консультации», а жаль! Но зато есть «либерализаторы» – тоже ничего штучка.

– А ты молодец, Гроб! – произнес он вслух.

Похвала двух людей вызвала у робота всплеск радости.

– Я думаю, что пребывание в этом теле должно многому научить меня. Это будет как метаморфоза для гусеницы, которая должна превратиться в бабочку! Вот увидите, когда у меня появятся ноги и руки…

– Ладно, ладно! – поспешил заткнуть его Вольфрам. – Будь добр, давай поговорим об этом в следующий раз!

Глава 5

«Старая оседлая земледельческая культура оазисов Афганистана с их скученным населением, с антисанитарными условиями, как фокус вбирает в себя все болезни мира и особенно нуждается во всевозможных лекарствах. Базары Герата, Мазар-и-Шерифа и особенно Кандагара останавливают внимание числом аптекарских лавок. В одном Кандагаре их не меньше сотни. Аптекарские лавки обычно в то же время лечебницы, а аптекаря – табибы – врачеватели. Вся индийская и арабская медицинская премудрость, вписанная в огромные фолианты, находится тут же на Кандагарском базаре, в аптекарском ряду. До сих пор можно видеть еще средневековых эскулапов с огромными рукописными книгами на арабском языке, чуть не в метр величиной, в которых вписаны рецепты от всех болезней. В хорошей лавке на полках стоят тысячи разных коробочек и разноцветных бутылочек с разными семенами, снадобьями. Можно пробыть целый день в лавке и не успеть просмотреть содержимого этих коробочек, балок и склянок. Все лекарства долятся на «горячительные», «возбуждающие» и «охладительные», т. е. жаропонижающие; большое число слабительных средств разной силы; различают лекарства для взрослых, для детей, для женщин. Медицина смешана с знахарством. Тут же можно достать снадобья для привлечения симпатии. Большие лавки состоят обыкновенно из двух отделений: в одном идет продажа лекарств, в другом врачевание, изготовление снадобий. Знания передаются из рода в род, по наследству».

Н.И. Вавилов. Д.Д. Букинич. Земледельческий Афганистан. Ленинград. 1929 г.

Май 1981 г… Афганистан, провинция Герат, афгано-иранская граница.

Когда Олег Ляшко говорил Нершину, что умеет читать чужие мысли, он почти не врал. Но если бы Нершин потребовал объяснений, Олегу пришлось бы отбрехиваться, а врать он не любил. Конечно, можно сказать, что он говорил об этом иносказательно. Он объяснил бы, что обладает, мол, даром, который можно отнести к категории феноменальных талантов: умению «читать» человеческие лица и сопоставлять малейшие изменения в мимике с реальными мыслями и намерениями. Раньше он даже самому себе объяснял свое умение именно так – уж слишком сложно было принять тот факт, что ты не такой как все.

Способность заглядывать в чужие мысли открылась у него еще в детстве, когда чуть не произошла беда. Олег с братом часто ходил в соседний дом, прозванный «генеральским», в подвале которого, как утверждала молва, когда-то расстреляли одного белогвардейского генерала. Возможно, того самого, звание которого прилепилось к дому еще до революции. Говорили, что в доме живет призрак генерала. Рассказывали про вход в катакомбы, где находятся несметные сокровища, награбленные беляками. Естественно, все это были враки, но мальчишки частенько ходили туда попугать друг друга и самим попугаться – не в каждом ведь дворе имеется собственный призрак. Тянул этот дом к себе еще по одной причине – его строил прадед Олега, и сам же в нем жил некоторое время.

В тот роковой день, когда Олег обрел свой дар, он отправился в «генеральский» дом с приятелем, но того слишком быстро позвали домой родители. Олегу не хотелось идти домой. Была зима, гулять холодно. В подвале «генеральского» дома хоть и не слишком тепло, изо рта идет пар и руки немного стынут, но все ж лучше, чем на улице. К тому же Олег взял с собой фонарь на батарейках. Конечно, ему было немного жутко, но отец всегда говорил, что никаких призраков не бывает. Бывает только то, что непонятно, и тогда нужно просто докопаться до решения тайны.

Фонарик у него был дешевенький, частенько подводил. И вот, бродя по лабиринтам подвала, рассматривая кладовки с выведенными на досках углем номерами, он случайно запнулся и уронил фонарик. Тот, естественно, погас. Олег долго вертелся, пока пытался нашарить его руками. Наконец, нащупал и взял в руки, но фонарь не захотел включаться. Тогда Олег побрел вдоль стен туда, где, казалось ему, должен был быть выход. Но он шел слишком долго, а свет из подъезда так и не появлялся. Возможно, кто-то закрыл дверь. Или он шел не в ту сторону. Олег повернул обратно. Вскоре он увидел какой-то сумрачный отсвет и с радостью ускорил шаг. Он немного удивился тому, когда снова стало черно, а стена повела его дальше, но путь был незнаком. Прямой, как он отлично помнил, коридор, кончавшийся тупиком, вдруг вильнул вправо, затем влево. А вдруг я попал в эти самые катакомбы, которые никто не мог найти? – подумал Олег с восторгом и страхом одновременно. Он вдруг услышал приглушенную музыку, какие-то голоса и понял, что наверху магазин. Значит, он все еще в доме. Стало не так страшно. Внезапно откуда-то подул ледяной сквозняк. Стало очень холодно. Олег пошел дальше, убеждая себя, что просто обнаружил какой-то неведомый ранее путь по подвалу и сейчас перейдет к лестнице черного хода. И тут под ногами его что-то затрещало, послышался хруст. Олег ухнул с высоты. И оказалось, что в воду. Он закричал. В ужасе забултыхал руками, желая всплыть, и чувствовал, как пальцы его хватаются за острые льдышки, еще недавно представляющие собой тонкий слой льда, настуженный ледяным сквозняком и прикрывающий собой какую-то глубокую яму с водой. Внезапно вспыхнул свет. Олег пытался схватиться за край пятна (так виделась ему дыра во льду), но погружался все глубже и глубже… Он не помнил, кто именно и как его спас – как будто сама память отказывалась возвращаться к этому моменту. Но сверкающий искрами от плавающих обломков льда круг света, в который он жаждал попасть, отчетливо запомнил на всю жизнь. Из того случая он помнил только, что очнулся у черного хода, снаружи, у входа в подвал. Насквозь мокрый от снега, который набился даже в ботинки, под штаны и фуфайку – как будто он пытался искупнуться в сугробе. В таком виде он отправился домой, зная, что ждет его порка. Родители так и не добились от него никаких объяснений, в ту же ночь им пришлось вызывать «скорую» – температура подскочила под сорок, и несколько дней Олег провел в полузабытьи. Тогда все решили, что он ходил на реку кататься на санках и провалился. Он не стал их разубеждать.