Евгения Федорова - Вселенская пьеса. Дилогия (СИ) Страница 15

— Сколько человек должно быть в твоем экипаже? — швырнув в сторону сигарету и встав, спросил я.

Восемнадцать, включая капитана для экспедиционного корабля.

Боль закружила хоровод пятен перед глазами. Я сел.

— Почему мне так плохо, когда ты говоришь со мной?

Не знаю.

Несколько минут я сидел молча, положив голову на подтянутые к груди колени, потом боль немного ослабла и я снова спросил:

— Кто должен входить в экипаж?

Капитан, навигатор, два пилота, три врача, шесть членов абордажной команды, четыре механика, специалист по контактам.

И снова я сидел молча, пережидая, когда затихнет голос корабля, переросший в уничтожающий разум грохот. Когда боль немного утихла, корабль вновь заговорил в моей голове:

Капитан, ты должен дать мне имя. Новый капитан, новое имя.

— Я уже дал тебе имя, — прошептал я, глядя полуприкрытыми глазами на парящую над холмами одиноко птицу. — Я дал тебе имя Ворон.

— Где мы найдем столько камикадзе? — взревел командующий базы Артур Торн, упершись взглядом маленьких глазок в Родеррика. — Еще шестнадцать человек добровольцев! И это в том случае, если ваша адская машина никого больше не убьет!

— Мы сами подберем экипаж, — спокойно ответил Стерт, перекладывая из одного угла губ в другой свою неизменную трубку. Мне казалось, или социолог был даже доволен происходящем? — Как показала практика, мои попытки куда успешнее ваших. И не надо говорить про заговор, понимаю, что приятно садиться на любимого конька, но увольте…

— Ах, вы еще и выпустить вас просите? — не снижая тона, возмутился Торн. — Хотите нарушить режима секретности…

— Что-что? — переспросил Родеррик, присаживаясь в широкое черное кресло. — Неужели вы затеяли все это ради чего-то другого? Разве не вылет корабля в космос — наша окончательная цель? И как по-вашему эта бандура взлетит без экипажа? Думаете, так же как прилетела?

Командующий, реагируя на спокойный тон университетского профессора, который, по мнению военного, вовсе ничего не понимал в государственных делах, окончательно вышел из себя:

— Да! Я так думаю! — возопил он.

— Не уверен, — парировал Стерт. — Сдается мне, корабль прилетел подобрать себе экипаж и пока он не будет укомплектован, эта махина с места не двинется.

— Это стратегически важный объект, мы не можем сейчас все раскрывать!!! — не унимался Торн, брызгая слюной.

— Да, и поэтому корабль обязан пылиться на Земле? — засмеялся Родеррик. — А если вылета в космос не будет в ближайшее время, вы не находите, что через годик программу и финансирование свернут? Конечно, информацию законсервируют, нас с Доровым скорее всего уберут…

— Да как вы смеете?! — взвизгнул Торн, вскакивая. При этом его выпуклый живот смачно плюхнулся на край стола, стряхнув на пол какие-то бумаги. Этот беспорядок тут же нарушил безупречную чистоту приемной.

— Мы имеем дело с разумным кораблем, — сказал Родеррик все так же спокойно, — и он хочет улететь отсюда. Если он прилетел сюда сам, он так же спокойно может от нас сбежать. Вот не дождется обещанного экипажа и улетит. У нас есть возможность воспользоваться подарком судьбы. Представляете, какие возможности лежат перед человечеством, если оно сможет установить контакт с другими цивилизациями?

— Такие вопросы не решаются на уровне генералов, — успокоился Торн. — Вообще, зачем вы пришли ко мне? Я занят. Идите к представителям мирового содружества, они дадут добро — я выпущу вас с Доровым с базы. Все эти вопросы решаются на уровне управления стран, а не в моем скромном кабинете.

Ну, это он себе льстит, — подумал я про себя, оглядывая кожаную мебель, стены, увешанные портретами вождей, широкие пролеты окон, подчеркнутые тяжелыми шелковыми шторами. В этой скромной приемной на низеньком столе стояла бутылка дорого виски и лежала пачка сигар, стол переговоров в центре просторного помещения был сделан из массива черешни и окружен удобными мягкими стульями. Здесь приглушенно гудел кондиционер, нагнетая в помещение приятную свежую прохладу.

— А я о большем и не прошу, — спокойно заверил Родеррик, оторвав меня от осмотра. — Раз вы согласны, на совещании я буду на вас ссылаться…

— Э-э, ну вы и хитрец, профессор, — покачал головой военный. — Прямо и не знаю, может, на вас снова наорать?

— Не стоит, — Стерт пыхнул трубкой. — Думаю, через пару дней мы полетим восвояси искать нужных людей, как я нашел Дорова. А то, сдается мне, без нашей помощи вы не скоро дадите добро кораблю на взлет.

— Ой, делайте что хотите, профессор, вы меня утомляете! Я должен отойти по делам. У меня сегодня вечером игра в гольф, а вы мне весь настрой сбиваете. Если желаете, можете здесь остаться, чувствуйте себя как дома.

Он поднялся, обижено посапывая, и вышел из кабинета, оставив нас с Родерриком вдвоем. Социолог обессилено откинулся в кресле. Может быть, он зря все это затеял? Погрязшие в бюрократии страны могли бы бесконечно тянуть время, обсуждая и обмусоливая возможные варианты развития событий. Вряд ли слова Родеррика многое изменят, но все же…

В чем-то политиканы несомненно правы. Если мы заявим о себе, это может навлечь на Землю беду. С нашим застывшим прогрессом в области космических технологий, с нашим приземным оружием защиты, что мы можем противопоставить расе, принявшей решение поработить отсталую планетку? Из данных, полученных от Ворона, я понял, что мы и вправду похожи на застрявших в каменном веке людей. Нет, системы орбитальной защиты у нас сконструированы и запущены, но любой агрессор может преспокойно обосноваться на Луне, подтянуть свои силы и атаковать оттуда, уничтожив всю оборону. А потом массово высадить десант на планету или же и вовсе расстрелять все крупные объекты Земли из космоса.

Или, если, увидев людей на чужом корабле, кто-то неизвестный решит отобрать у землян не по праву принадлежащую им вещь? Такое развитие событий тоже возможно. А что если объявится настоящий хозяин? Что тогда…

Но можно глядеть шире. Если люди отступятся и инопланетный корабль улетит, все будет по-прежнему. Знающие останутся со своим знанием, остальные — так и будут слепо смотреть в черное звездное небо, придумывая себе другие миры и иные цивилизации, глядеть во мрак неизвестности с твердой уверенностью, что они тут не одни. Но, рано или поздно, в один прекрасный день на нас из космических просторов нападут. У землян не будет ни корабля, ни знаний. Нет, уж лучше знать!

— Напряженно было, — вздохнул Родеррик, покосившись на меня, — я думал, этот тупица даст задний ход. Кстати, как думаешь, ослы умеют ходить задом?

Я приглушенно засмеялся, но на насмешку отвечать не стал.

— Не мог он отказать, — уверил я Родеррика. — Все слишком серьезно и, с каким бы животным вы Торна не сравнивали, он здесь главный, а, значит, на это место не просто так попал.

— Думаешь? Мне бы твой оптимизм! Я слишком много общался с военными, чтобы начать сомневаться в наличии у них какого-то мозга. Разумеется, кроме спинного.

— Вы слишком резко судите, — упрекнул я Родеррика. — Хотя, мне понятна ваша неприязнь…

— О, эти тупые американцы! — профессор поднял глаза к потолку. — Да, молодой человек, вы совершенно правы: я сужу в высшей степени предвзято. Ну, да черт с ними! Мне очень приятно видеть вас улыбающимся, с того самого момента… вы все больше грустите.

— Нет-нет, все нормально. Просто это оказалось сложнее, чем я предполагал.

Родеррик внимательно смотрел на меня, а потом сказал медленно:

— Пока вы болели, Доров, я говорил с врачами. Они не способны заглушить болевые импульсы. Как мне объяснил один ученый, корабль причиняет вам постоянную боль. Это так?

— Сложно с этим не согласиться, — вздохнул я. — Но это пустое, профессор…

— Нет! — Стерт резко встал. — Я вас подвел под этот меч, Антон. Если я чем-то смогу помочь… когда-то… Только скажите. Конечно, я вовсе не врач, но не избегайте моего содействия!

— Да не переживайте вы так, Родеррик, — я вздохнул. Делать вид, что слова профессора излишни, тем не менее, не стал.

— А давайте, — предложил он внезапно, — раз уж так получилось: вы — капитан корабля и мой командир, — профессор подмигнул, — впредь выровняемся в статусах и перейдем на «ты»? Хорошо, Антон?

— Да, Родеррик, и… ты мне уже без того сильно помог.

— А теперь к делу, — лицо Стерта посерьезнело, он тщательно выбил трубку в хрустальную пепельницу. — Что там сказал тебе корабль вчера, повтори?

Я сел рядом с профессором в кресло и заговорил:

— У корабля теперь есть имя. Я бы хотел, чтобы ты звал его Ворон. Это не только моя личная прихоть, Ворон потребовал имя, и я выполнил его просьбу.

Родеррик покивал, налил себе виски, но не тронул, откинулся обратно на спинку кресла, оставив стакан на столе.