Мария Ермакова - Лазарет на перекрестке миров. Начало Страница 15

Кор-Харр задумчиво подвигал челюстью.

— Я сам переправлю список на М-63. Надеюсь, пока они соберут заказ, мы решим нашу маленькую проблему?

Они с Лу-Таном схлестнулись взглядами. Татьяне даже показалось, что зазвенели шпаги, и искры с блестящих струн клинков посыпались на землю.

Кор-Харр сдался первым. Позорно бежал, попросту отключив экран.

Лу-Тан устало опустил тяжелый подбородок на сплетенные тонкие пальцы.

— Вы готовы завтра самостоятельно провести нейротерапию? — неожиданно поинтересовался он.

— Да, — уверенно кивнула Татьяна. — Но только если вы будете рядом!

Неожиданно Лу-Тан рассмеялся.

— Я удивляюсь вам, Танни! Вы почти в одиночку провели сложнейшую операцию и продолжаете быть неуверенны в собственных силах! Отчего это?

— Человеку свойственно заблуждаться, — улыбнулась в ответ Татьяна Викторовна. — Вот и Артем всегда говорил, что у меня комплекс отличницы…

Сказала и испуганно зажала рот ладонью. Сердце замерло на два удара. На два слога.

Лу-Тан побарабанил пальцами по консоли.

— Сделаете мне одолжение? — вдруг спросил он. — Умеете вы петь, Танни?

— Петь?

— Спойте мне! — попросил Лу-Тан. — Давайте забудем обо всех происшествиях! Отправит Кор-Харр информацию на М-63, не отправит — не важно. Пока еще у нас есть наше время, будем использовать его с умом! Пойдемте ко мне. У меня есть для вас подарок.

Татьяна удивленно подняла брови.

Идя рядом с «моржом» по коридору, она прислушивалась к себе. Бим семенил рядом, иногда поглядывал на нее снизу вверх. Чувствовал ли пес ее сомнение? Имя, которое она старалась не упоминать, имя, ставшее ключом к комнате, наполненной болезненными воспоминаниями, впервые было произнесено без напряжения и душевной судороги. Артем, как живой, стоял перед ее внутренним взором и улыбался. И она нерешительно улыбнулась ему в ответ.

Лу-Тан нырнул в бассейн, едва они вошли в покои. Проплыл пару кругов у самого дна, поднялся на поверхность, перевернулся на спину, закинув передние ласты за голову.

— В углу на кресле, — ворчливо пояснил он. — Возьмите, это ваше!

Татьяна Викторовна, слыша за спиной цокот собачьих когтей, обогнула бассейн, прошла в дальний угол комнаты. На кресле возвышалось что-то, скрытое мягким вытянутым футляром. Еще до того как она открыла его, сердце вновь пропустило пару ударов. Кажется, она догадывалась…

Да. Это была она — старая гитара ее мужа. Судя по блеску дерева, инструмент отреставрировали, если не сказать, обновили.

Она задумчиво погладила гриф, потрогала колки и коснулась струн. Те отозвались чистым звуком, словно и не фальшивили, отчаянно дребезжа, ранее. Там, на Земле.

— Я подумал, вам это понадобится… когда-нибудь, — пояснил Лу-Тан, и Татьяна почувствовала, что он волнуется. — Вы мне споете?

Она подняла гитару, села в кресло и Бим тут же навалился на ноги теплой тяжестью.

— Я почти все песни забыла! — грустно улыбнулась она.

— Почти? — уточнил Лу-Тан.

Татьяна Викторовна тронула струны и тихонько запела ту единственную, что помнила не памятью — сердцем.

Старый доктор слушал, смотрел в потолок, которого не видел. Звездная дорога разворачивала перед ним мерцающее полотно, звала в неведомые дали, шептала о скором начале движения…

…Под вуалью сплошнойКучевых облаковУлыбается тайною в ночьМесяц

Беспокойный союзИз доутренних сновУбегает заранее прочьУже в десять.

Мягкой лапою мракЗагребает домаИ мешает игральную костьНеба…

Она допела, но не отняла пальцы от струн. Гладила их, вызывая негромкий переливчатый звук, журчащий, словно родник.

— Почему вы так боитесь смерти, Танни? — подплыв к бортику, спросил Лу-Тан. — Потому, что она неизбежна? Неизвестна? Неожиданна?

— Не знаю, — покачала головой Татьяна и голос ее дрогнул. — Я просто боюсь терять…

— В мире ничего не теряется! — заметил Лу-Тан. — Все где-то пребывает. Отпустите его, Танни. Дайте ему уйти по звездной дороге!

И не дожидаясь ответа, он опустился на дно и залег там.

Обняв гитару, Татьяна Викторовна скрючилась в кресле. Глядела на успокоившуюся воду. На черную тень, недвижно лежащую под толщей воды. На мерно вздымающиеся бока задремавшего Бима. С острым отчаянием она понимала, что неспроста Лу-Тан заговорил о смерти. Скоро ей придется отпустить и его.

Татьяна поднялась и решительно покинула покои старого доктора, унося с собой гитару. Она шла в Центр управления. Мысленно отданный Э приказ заставил его подготовить шлюзы к выходу в открытый космос.

Синяя шкала слева на щитке шлема показывала количество кислорода. Красная, с другой стороны — опасное расстояние удаления от станции в открытый космос. Татьяна отключила их постоянное наличие, но они периодически появлялись в поле зрения, напоминая человеку о его слабости перед космосом. В пустом пространстве, в скафандре, источающем легкое сияние, она представляла себя жемчужиной в черной пасти гигантской раковины.

После сказанного Лу-Таном ей просто необходимо было побыть в одиночестве и обдумать его слова. Полном, абсолютном одиночестве. Она понимала, что это глупо, но мысль выйти в открытый космос показалась наиболее удачной. Автономные двигатели скафандра отнесли ее далеко от станции. На самую границу зоны, обозначаемой ярко замигавшей красной шкалой. К счастью Татьяны Викторовны один из кораблей гоков находился значительно левее, не перекрывая обзор. А остальных она не видела. Станция осталась за спиной. Перед глазами уходила вдаль, манила, пугала, засасывала, шептала неведомое бесконечность. Татьяна заглядывала ей в лицо, нерешительно шепча любимое имя. И замирала, прислушиваясь к себе. Какая реакция? Шок? Боль? Сожаление?

— Анализируйте! — говорил ее прежний учитель, светило отечественной хирургии. — Анализируйте свои удачи, не спешите им радоваться. А свои провалы анализируйте вдвойне. Вам не угадать божественного замысла, истинных причин своего подъема или падения! Но систематизировать, разложить на составляющие, собрать воедино факты и сделать выводы вам вполне по силам. Человек никогда не уподобится Богу. Однако он может многое.

Она не представляла себе жизни без Артема. Засыпая, дышала в унисон с ним. Когда он бывал на дежурстве, а она дома, ощущала его все равно. Точнее не ощущала, как не ощущают собственную конечность, пока не заболит. Он был ее дыханием, ее жизнью. Обыденной, наполненной простыми радостями и смешными разочарованиями, шутливыми перебранками и минутами близости. Когда его не стало — не стало большей части ее. Куда ухнула вся масса надежд, стремлений, интересов — все то, что тоже составляло ее жизнь? Куда ушли друзья, от которых она отвернулась сама, укутавшись с головой в кокон собственного горя? Она страдала самозабвенно, словно надеялась, что муки зачтутся ей, и оттого нечто вернет обратно то, что составляло едва ли не единственный смысл жизни. Оказалось, что у жизни не может быть единственного смысла… Одиночество, рыдания в подушку, заброшенная квартира, пустой взгляд в мутное окно — она выстроила сама, своими руками! Тесный душный мирок, наполненный горьким горем. И она наслаждалась подобным существованием, пестуя и баюкая его, словно так и не рожденного ребенка.

В черной пустоте самой пустоты она не замечала: в солнечном, полном зелени и птичьего щебета утре ее Артем стоял перед ней и смотрел — одновременно серьезно и чуть насмешливо, так умел он один. Темный бобрик коротких волос, рано начавшие седеть виски, смешливые морщинки у глаз. Ямочка на подбородке. Руки — большие, теплые, умеющие спасать чужие жизни — засунуты в карманы.

Стекло шлема расплывалось перед глазами, но мужа она видела четко. Артем смотрел на нее и ждал, когда она поднимет руку в прощальном жесте. Все это время он незримо был рядом, а она, погруженная в пучину тщательно оберегаемого горя, не видела и не слышала его. Только мельтешили перед глазами как картинки проклятого калейдоскопа черный крест, могильный холмик, красный гроб, белые халаты… Зеленое одеяло…

«Он ждет уже долго!» — подумала Татьяна Викторовна. — «Он не торопит меня и не осуждает. Он даст мне столько времени, сколько потребуется, и не бросит меня, не уйдет по звездной дороге, пока я сама не отпущу его!»

— Я люблю тебя! — прошептала она, и космос отозвался помехами в наушниках. — Прощай, моя любовь!

Одинокая фигурка, висящая на перекрестке миров, смешно подняла толстую, облеченную в ткань скафандра, руку, словно давая отмашку. Невидимый шлагбаум поднялся. Загадочный путь, мерцающий тысячами неведомых глаз, был открыт. Призрачный человеческий силуэт уходил прочь, не оглядываясь. Туда…