Филип Дик - Лабиринт смерти (сборник) Страница 15

— Почему? — удивился Грэм; до этого в голове Барнса не мелькнуло ни одной отчетливой мысли, которая предупредила бы Грэма, — решение, по сути, взялось ниоткуда.

— Потому что это будет, скорее всего, означать вашу смерть, — ответил Барнс. — Потому что Эймос Айлд запрограммирует его убить вас, а не Ирму.

— У меня есть кое–какая идея, — сказала Алиса Нойес. — Когда Кордона поведут к центру арены, Ирма Грэм спустится туда со своего места с белой розой в руке. Она протянет ее Кордону, а тот в это мгновение выхватит оружие у зазевавшегося охранника и пристрелит ее. — Она неприятно улыбнулась, ее обычно тусклые глаза сверкали. — Это должно навсегда сокрушить их. Такой зверский и бесчувственный акт — только сумасшедший убил бы женщину, несущую ему белую розу.

— Почему белую? — спросил Варне.

— Что — «почему белую»? — переспросила Нойес.

— Да розу эту, розу, будь она проклята!

— Потому что это символ невинности, — ответила Нойес.

Уиллис Грэм, все еще хмурясь и покусывая губы, сказал:

— Нет, так не пойдет. Должно казаться, что он хочет убить меня, поскольку для этого у него есть свои мотивы. А какие у него могут быть мотивы убивать Ирму?

— Убить ту, кого вы любите больше всех.

Варне рассмеялся.

— Что смешного? — поинтересовался Грэм.

— Может быть, это и сойдет, — ответил Варне. — Это и есть самое смешное. А еще: «Убить ту, кого вы любите больше всех». Позвольте цитировать вас, Нойес? Образцовое предложение, которое должны заучить все школьники; пример для грамматического разбора.

— Академистика, — огрызнулась Нойес.

Грэм, с побагровевшим лицом, прорычал Барнсу:

— Мне нет дела до ее грамматики. Мне нет дела до моей грамматики. Мне нет дела вообще до чьей–либо грамматики. Мне есть дело только до того, что это хороший план и что она с ним согласна, а вы к настоящему моменту уже подали в отставку. Поэтому в дальнейшем права голоса по этому вопросу у вас не будет… Во всяком случае, если я решу удовлетворить вашу просьбу. Мне придется об этом подумать. Как–нибудь я вам скажу; вы можете подождать. — К этому моменту, пока он критическим взглядом окидывал все дело, голос его превратился в какое–то отстраненное бормотание. И вдруг он взглянул на Барнса и сказал: — У вас странное настроение. Обычно вы поддерживаете все, что я предлагаю. Что вас так задело?

— 3XX24J, — ответил Варне.

— Это еще что?

— Пробная квартира Низших Людей, за которой мы установили наблюдение. Мы проделывали на вайомингском компьютере статистический анализ, связанный с характеристиками тех, кто туда заходит.

— И вы просто получили известия, которые вам не нравятся.

— Я получил совсем немного известий, — сказал Варне. — Самый обычный гражданин, услышав, очевидно, что Кордона собираются казнить, сразу же вступил на путь борьбы. Один из тех, кстати говоря, кого мы только что проверили. Компьютеру это совсем не понравилось. Такой перепад, такое колебание лояльности — и за столь короткое время… Возможно, объявление о казни Кордона было ошибкой — той ошибкой, которую мы еще можем исправить. «Судьи» могут снова изменить свое мнение. — Не меняя выражения лица, он ехидно добавил: — Господин Председатель Совета, я предлагаю немного изменить ваш план. Пусть оружие Кордона, как и он сам, будет фальшивым. Он целится и «стреляет» — а в это же самое мгновение спрятанный где–нибудь неподалеку от Ирмы снайпер делает настоящий выстрел. В этом случае шансы поразить вас будут практически сведены к нулю.

— Хорошая мысль, — кивнул Грэм.

— Вы отнесетесь к такому предложению серьезно? — спросил Варне.

— Это хорошее предложение. Оно устраняет тот элемент, о котором вы упоминали, а именно…

— Вы должны отделить вашу общественную жизнь от личной, — сказал Варне. — А у вас они перемешаны.

— И я вам кое–что еще скажу, — произнес Грэм, по–прежнему багровый и хриплый. — Этот юрист Денфельд… Мне нужно, чтобы в его квартиру были подброшены какие–нибудь книжки и брошюры Кордона — а затем я желаю видеть скандал, который разразится, когда его поймают с поличным. И мы упакуем его в Брайтфортскую тюрьму, к Кордону. Чтобы они там друг с другом поговорили.

— Денфельд может рассказать, — заметила Алиса Нойес. — А Кордон может все это записать. А остальные заключенные могут это прочесть.

— Я думаю, — заявил Грэм, — что способность разом решать мои общественные и личные проблемы — это подлинное проявление моей врожденной гениальности; это соответствует принципы «бритвы Оккама», если вы понимаете, о чем я говорю. Вы понимаете, о чем я говорю?

Ни Варне, ни Нойес не ответили. Варне задумался о том, как бы забрать назад свою просьбу об отставке — сделанную поспешно и без внимания к тому, что сулит ему будущее. И, думая об этом, он понял, что Уиллис Грэм, как всегда, к нему прислушивается.

— Не беспокойтесь, — сказал Грэм. — Вам нет нужды уходить в отставку. А знаете, мне действительно понравился этот прием со снайпером, помещенным неподалеку от нас с Ирмой, который будет готов прикончить ее, когда Кордон выпалит из своего поддельного оружия. Да, меня это привлекает; спасибо вам за ценный вклад.

— К вашим услугам, — ответил Варне и подавил в себе неприязнь и мгновенно взбурлившие мысли.

— Меня не волнует, — сказал Грэм, — что вы думаете. Меня волнует только то, что вы делаете. Можете чувствовать какую угодно вражду — это не имеет значения до тех пор, пока вы уделяете моему проекту полное и пристальное внимание. Мне нужно, чтобы это было сделано поскорее… Кордон может умереть и без нас — или еще там что–нибудь. Нам нужно как–то назвать этот проект. Придумать кодовое название. Так как мы его назовем?

— Варавва, — сказал Варне.

— Я не уловил смысла, но название мне нравится, — отметил Грэм. — Прекрасно, отныне проект будет называться «операция Варавва». На это название мы обязательно будем ссылаться как при письменном, так и при устном обмене информацией.

— Варавва, — повторила Алиса Нойес. — Там была какая–то ситуация, где из двух человек казнили не того.

— Ого, — сказал Грэм. — Что же, для меня это по–прежнему звучит неплохо. — Он раздраженно потеребил нижнюю губу. — А как звали того человека, который был казнен без вины?

— Иисус из Назарета, — ответил Барнс.

— Вы что, проводите аналогию? — вопросил Грэм. — Этот Кордон похож на Христа?

— Дело уже сделано, — сказал Барнс. — Во всяком случае, позвольте мне еще кое–что отметить. Все произведения Кордона направлены против насилия и принуждения. Немыслимо, чтобы он попытался кого–то убить.

— В этом–то все и дело, — терпеливо объяснил Грэм. — Самая суть. Это дискредитирует все, что он написал. Я разоблачу его как лицемера; все его книжки и брошюры будут обесценены. Понимаете?

— Это аукнется, — сказал Барнс.

— Вам и в самом деле не нравятся мои способы решения проблем, — произнес Грэм, испытующе глядя на него.

— Я считаю, — сказал Барнс, — что в данном случае вы поступаете в высшей степени опрометчиво.

— Что это означает? — спросил Грэм.

— Недостаточно здраво.

— Вы хотите сказать, что я душевнобольной?

И тут директор Барнс сдался; он позволил своим тягостным мыслям взять верх и погрузился в молчание. Никто, казалось, этого не заметил.

— Итак, мы приступаем к проекту «Варавва», — бодро произнес Грэм и улыбнулся широкой радостной улыбкой.

Глава 9

Услышав условленный стук, Клео Эпплтон открыла входную дверь. «Домой в середине дня? — удивилась она. — Должно быть, что–то случилось».

А затем она увидела рядом с мужем невысокую девушку лет под двадцать, хорошо одетую, заметно накрашенную, с белозубой улыбкой — словно Клео была ей давно знакома.

— Вы, должно быть, Клео, — сказала улыбающаяся девушка. — Очень рада видеть вас — особенно после того, что Ник о вас рассказал. — Они с Ником вошли в квартиру; девушка стала рассматривать обстановку, расцветку стен: все подмечая, она опытным взглядом оценивала декор. Клео от этого занервничала и почувствовала себя неловко… «Хотя все должно было быть наоборот. Кто же эта девушка?» — недоумевала она.

— Да, — кивнула Клео. — Я миссис Эпплтон.

Ник закрыл за ними дверь.

— Она прячется от своего парня, — сказал он жене. — Он попытался избить ее, а она убежала. Здесь он не сможет ее найти, потому что не знает, кто я и где живу, — так что здесь она в безопасности.

— Кофе? — спросила Клео.

— Кофе? — переспросил Ник.

— Я поставлю кофе, — сказала Клео. Она рассмотрела девушку и оценила ее привлекательность, даже несмотря на обилие косметики. И то, какая она была миниатюрная. «У этой девушки, наверное, возникали сложности с покупкой одежды такого маленького размера… Сложности, о которых я могла бы только мечтать», — подумала Клео.