Господа Смуглеры... (СИ) - Борисов Олег Николаевич Страница 15

Экипаж сначала хихикал, отпускал разного рода скабрезные шутки, а потом забеспокоился. Потому как цену ремонта кабака все помнили из газет, а разъяренная Барби вполне была способна так же разобрать и несчастную «Антилопу». Что могло в итоге выйти нам боком.

Подождав пару недель, шкиперу надоело наблюдать эти странные тараканьи пляски и он взял быка за рога. Отловив всю троицу в кают-компании, ящер взгромоздился с лапами на скрипнувший стол и объявил:

— Вы это, самцы и самки гуманоидные, определяйтесь побыстрее. Потому что пока у двоих обалдуев течка и мозги все из-за отлившей крови скукожились, я не могу в рейс уйти. Один до сих пор бортовое оружие до ума довести не может. Второй вместо жратвы тридцать ящиков со взрывчаткой приволок, никак избавиться от нее не можем. Еще день-другой и кому-то очень не поздоровится…

— Да мы! — начали было хором несостоявшиеся любовники, но точку неожиданно поставила сама Барби.

— Эх, шкипер, что же ты такой шикарный приработок поломал! — Девушка погладила пару огромных букетов, что сжимала в своих накачанных руках и вздохнула. — Эти пупсики мне каждое утро цветы дарили! А я после обеда продавала их за полцены обратно в лавку. И так по кругу…

Судя по звенящей тишине, тотализатор тихо скончался, вместе с так и не состоявшимися планами на бурное развитие отношений. Боб с Томми переглянулись и признали поражение.

Больше всех удивился наш господин гешефтер. Он как раз доедал в тот момент кашу и чуть не подавился очередной ложкой.

— Цветы по кругу? Однако! Почему мне в голову такое не пришло?.. Умная женщина, большая редкость в нашем вертепе. Надо будет запомнить.

После столь необычно закончившийся любовной эпопеи Барби еще пару раз забегала в гости, а потом исчезла. Мы продали партию местных кроликов под видом экологического оружия, провернули еще несколько сделок — и так закрутились, что вопрос Изи поставил в тупик всю команду разом:

— Кстати, а где наш ценитель тормозухи тройной очистки? Где эта мудрая не по годам девушка, что сумела вычистить кошельки не у самых пустоголовых самцов в этом экипаже? Где она, я вас, поцов, спрашиваю?

Действительно, мы уже три раза отмечали победу нашего коллективного хитрого разума над тусклой таможенной действительностью, а милой дамы под два метра ростом почему-то за столом не было. Непорядок.

Поиски ответа затянулись почти на месяц. Пришлось подключить сначала госпожу Шторм, потом разных людей, которым мы когда-то оказывали мелкие и крупные услуги. В итоге мама Конопушки заехала вечером «на огонек» и приволокла несколько мятых листов.

— Вот. Заучить и потом уничтожить. В единственном экземпляре. И если где всплывет, то девочка сиротой останется. Потому что похоронят меня вместе с вами, в одной железной банке.

Оказывается, та самая штабная скотина не успокоилась после памятного празднования и затаила злобу. После чего сфабриковала дело об измене и законопатила Барби в такие дали, откуда добыть человека целиком и полностью не представляется возможным. Для обычных способов, разумеется. О чем и рассказала Шторм, показывая избранные места на добытых с превеликим трудом распечатках.

— Проблема в том, что по основному делу аппеляцию уже приняли и формально к нашей малютке претензий у государства нет. Но по закону любой осужденный за измену по совокупности статей остается пожизненно в том самом месте, куда его сослали. Чтобы проштрафимшимся крючкотворам глаза не мозолил. И если попытаться по стандартным процедурам Барби оттуда выписать, ей тут же еще чего нарисуют. Потому как традиции такие.

— А если она каким-нибудь чудом окажется дома, тогда как? — поинтересовался задумчивый господин гешефтер.

— А будет как со Счастливчиком. Когда тебе грехи списали и ты сумел из мест отдаленных удрать, то правосудию до тебя дела нет. Живешь и не отсвечиваешь — и ладно. Формально у государства к тебе вопросов больше нет. Проблема лишь в том, как оттуда выбраться.

Это да. Одно дело — когда ты на поселении в какой-нибудь глуши. Там или пираты где объявятся, или контрабандисты точку оборудуют. Да на крайний случай можно даже из барахла собрать что-то летающее, врубить движки и залечь в гибернацию. Через миллион лет куда-нибудь да вывезет.

С тюрьмами для особо опасных преступников намного сложнее. Там вечная нехватка рабочих бесплатных рук, поэтому за контингентом следят строго и просто так в обратный путь не отправят. Даже вперед ногами. Скорее на удобрения для теплиц пустят.

Поэтому нам нужно было как следует помозговать насчет чуда. Тем более, что госпожа Шторм добавила дегтя и в так не очень радостную картину:

— Кстати, там еще шевеление нехорошее началось. Вокруг этого штабного урода. Похоже, не понравилось ему, что аппеляция прошла. Как бы еще чего не учудил…

Диспетчер тюрьмы орал в микрофон, вызывая руководство:

— Господин директор! Господин директор! Поднимитесь немедленно на мостик! Ну очень вас прошу! Очень!!!

Взлохмаченный со сна сутулый руководитель жутко засекреченного и совсем-совсем далеко запрятанного заведения ввалился в зал и зашипел, с трудом переводя дух после забега:

— Всю охрану на уши поставил, идиот! Чего тебе!

— Вот, господин директор! Вызывают! И пушки уже на нас смотрят, да…

На широком экране красовался огромный неизвестный линкор, с легким презрением демонстрируя черные провалы орудий главного калибра. Один плевок — и всеобщая амнистия. Мгновенная и без каких-либо согласований.

Трясущимися руками директор нажал кнопку отзыва и с ужасом стал разглядывать картинку из ходовой рубки визитера. Перед выстроившимися белоснежными штурмовиками прохаживалась маленькая фигурка в черном мундире, обильно расшитым золотой тесьмой. Заметив, что тюремное руководство наконец-то откликнулось, командир линкора тут же сорвался на крик:

— Пачиму! Пачиму, я вас спрашиваю! Пачиму до сих пор не отвечаете, а?! Малчать!!!

Тюремщики вздрогнули.

— Мы по делу полста-дробь-семь-специальный-параграф-десять! О бывшей штурмовщице и бунтовщице! Зачинщице и нарушительнице спокойствия!.. Вы поняли, о ком идет речь? Чтобы не нарушать секретность и не оглашать имена…

Директор на секунду замялся, пытаясь сообразить, кто из сотен бунтовщиков и нарушителей может подойти под столь куцее описание.

— Э…

— Короче, она еще у меня на лице прыгала в ресторане. Прежде чем его разнести окончательно…

— А! — похожий на знак вопроса начальник исправительного заведения вытолкнул диспетчера из удобного кресла, пристроил туда сухой зад и закивал: — Да, да, знаю такую! Очень, очень опасный субъект! Она даже сейчас в карцере бузит! Подбила на восстание всех наказанных и отбиваются от нашей охраны уже сутки! Так что вы очень вовремя!

— Отбивается?.. Да, точно она. Объект полста-дробь… Короче, без имен. Итак. В силу столь высокой опасности субъекта я изымаю ее. Прямо сейчас. Если хотите, в расстрельную команду могу включить и ваш персонал.

Директор сменил цвет рожи на зеленый и замахал руками:

— Что вы, для на это такая честь, такая!.. Нет, нет, мы лучше обеспечим вам проход к карцеру! Покажем дорогу, так сказать!..

— Мдя? Ну, как хотите. А то…

И прежде чем безымянное начальство отключилось, из тюрьмы с надеждой спросили:

— Может вы и остальных заберете? Ну, кто с этой дробь-без-имен бардак устроил? Там отборная команда, все бывшие вояки, клейма ставить негде. Другие у нас лапочки — сплошь уголовники, вполне себе мирный контингент.

— Остальных?.. Это можно. Давно я не устраивал показательных массовых расстрелов. Освобождайте коридор и давайте проводников. Я выступаю…

Карцер брали штурмом два раза. Оба раза мятых и ошеломленных штурмовиков выбрасывали обратно в общий коридор под ехидные крики заключенных. Наконец это надоело господину в черном мундире и он заорал на попятившихся назад сопровождающих:

— Вот так всегда! Пока лично, лично ментальное подавление не применишь — так и будет бардак продолжаться! Никто не способен решить даже крохотную проблему! Бракоделы…