Наталия Ипатова - Наследство Империи Страница 16

Натали, машинально прикоснувшись к волосам и принюхавшись, дрогнувшим голосом спросила насчет душа. Куда и отправилась, небрежно рассовав вещи и прихватив полотенце. Остальные, ожидая ее, собрались в кухне. Игрейну задвинули в угол с кружкой молока и печеньем, чтобы не спотыкаться, Норм устроился на корточках, привалившись спиной к стене, ну а хозяину выпало суетиться между холодильником и автоматом с напитками. Оценивал гостей, и они его разглядывали: девочка исподтишка, молниеносно отводя взор, а спутник ее — спокойно, словно так и надо. Глаза у него были карие и какие-то очень непрозрачные, будто покрытые с той стороны амальгамой. Оттуда можно смотреть, а заглянуть снаружи — обломаешься.

Так и промолчали все время, пока Натали не вышла. Движущая сила и объединяющее начало. Командир. Ионный душ освежил ее кожу, а влажные черные волосы она убрала в косу, так что теперь можно было любоваться изгибом шеи. Свободный табурет ждал ее, словно трон.

— Чай, кофе?

— Кофе, — решила она, ни секунды не медля. — Покрепче. Как скоро мы можем вылететь?

— Как только вы назовете мне хоть какие-то координаты, э-э-э... мэм. — Рука Кирилла с кофейником зависла над ее чашкой.

— Я бы на вашем месте не стал, — сказал Норм снизу. — Я имею в виду кофе.

Лицо ее полыхнуло яростью.

— Это не первый термос, — пояснил бодигард. — Сколько можно жить на стимуляторах?

— Мне это нужно. — Натали постучала ногтем по чашке. К сожалению, та была пластиковой. А ей пошел бы чарующий звон! И еще свечи. Все устрою, только выпустите меня отсюда! — Простите, Норм, это уже не ваше дело.

Кирилл с этим последним всей душой согласился. Разумеется, молча.

— Только два слова, мадам. «Желудок» и «язва». Было бы досадно рыскать в поисках стационарного лазарета, когда до вашего сына, может, рукой подать.

Натали прикрыла рот рукой, будто удерживалась от неразумных возражений. Потом убрала руку и сдавленно улыбнулась:

— Тогда чаю. Зеленого. Можно?

Только поднесла чашку к губам и сразу отставила на край. Нервы-то, а?

— Что мы можем предпринять прямо сейчас?

— Что мы знаем? — задал встречный вопрос Кирилл.

— Имя. МакДиармид.

— Уже немало, — приободрил ее Кирилл. — Имя известное. За Маком, если так можно выразиться, остается широкий кильватерный след. Даже если мы не знаем, где он, я догадываюсь, где спросить.

— Где же?

— Прежде всего — на Фоморе.

Норм чуть присвистнул:

— Говорите, будто можете сесть на Фомор?

— А что в этом такого уж особенного? Я же не чиновник при исполнении, не батальон спецназа и не санитарный контроль. Я частник с заказом. Я их хлеб с маслом.

Кирилл осекся. Ну просто очень умно рассказать про себя, кто ты «не», тому, кто может оказаться... да кем угодно! Что мы знаем про этого Норма?

— Я был там пару раз по делам. Людей у Мака много, а где люди, там и языки. Что, по-вашему, самая большая ценность в Галактике?

— До сих пор я думала, что технологии.

— Информация, мэм. Инсургент — фигура видная... да и шумная, и команда у него того сорта, что он не удержит их, если не позволит отправиться кутить после удачного дела... а значит, кто-то что-то наверняка слышал. И готов продать.

— Инсургент? Что это?

— Флагманский крейсер МакДиармида. А заодно и кличка самого Мака.

Судя по лицу, у Натали наступил переизбыток информации: так рассеянно она взглянула на кружку, удивившись, откуда та взялась.

— Норм, как зовут отца Мари?

Бодигард и компаньонка переглянулись.

— Боюсь, мы не имеем права ответить на этот вопрос, — сказал мужчина. — Не поймите меня превратно, но это закрытая информация. И имейте в виду: Грайни тоже не скажет.

Предупредительно, ага. Кирилл как раз размышлял в этом направлении.

— Просто я подумала, что не следует пренебрегать его помощью. Все, что я видела... и слышала... вероятно, этот человек способен мобилизовать какие-то силы.

— Способен, — без энтузиазма признал Норм. — Существенный минус данной схемы в том, что знание поднимет цену заложницы.

— Инсургент знает, кто она, — пискнула Игрейна.

Норм кивнул.

— А второй минус в том, что, если дело дойдет до перестрелки флотов, у детей окажется намного меньше шансов уцелеть.

— Даже так?

— Отец Мари находится в таком положении, что силовые методы для него предпочтительнее уступок. Особенно — уступок асоциальным элементам. А кроме того... впрочем, это неважно.

— Что именно неважно?

— Если Мари вернется к отцу мимо Норма, — подало голос дитя с табуретки, — кое-кто тут лишится работы.

— С треском, — неохотно согласился Норм. — И с такими рекомендациями, что только к МакДиармиду останется пойти. Он звал. Вот только не нравится мне МакДиармид. Предлагаю принять за данность, что МакДиармиду нет резона разделять детей.

— А кроме этого в высшей степени полезного предположения у тебя ничего нет? — поддел его Кирилл.

— Я ударная сила, — вздохнул Норм. — К аналитике совершенно не способен.

Игрейна зевнула, деликатно прячась за кончики пальцев. Натали, даром что не узнавала собственную кружку, спохватилась мгновенно:

— Тебе пора в постель. Давай-ка, пошли. Я сейчас, господа... МакДиармид не заставит нас дурно обращаться с детьми.

Девочка послушно поднялась. Лицо ее при этом выражало снисходительный протест.

— Вы не должны принимать меня за маленькую девочку, мэм. Я совершено по-другому воспринимаю... все.

— Я заметила, Грайни. Не знаю, хорошо это или плохо, но я-то банальная мать, уверенная в своей правоте и не привыкшая спорить. Ты мужественнее многих мужчин, однако сделана не из железа.

— Вот это едва ли, — согласилась Игрейна.

— Твоя биология хочет спать, — усмехнулся Норм. — Не спорь. Мадам — боевой офицер.

— Слушаюсь, — вздохнула Грайни и позволила себя увести.

— Аминазин на судне есть? — быстро и как-то сквозь зубы спросил Норм.

— Зачем это?

— Не валяйте дурака. Он по стандарту должен быть в составе корабельной аптечки. Насколько я понял насчет вас, вы же... не можете себе позволить неряшливость в отношении правил эксплуатации транспорта? Лишний повод придраться для портовых и таможенных служб. Правильно? Так что давайте сюда.

— Н-ну...

Аптечку Кирилл держал прямо на холодильнике. Норм вытряс из тубы две пластиковые ампулы Морфеус-Форте, зубами скусил колпачки и выжал обе в чашку с зеленым чаем, сиротливо стоящую посреди стола. После, решившись, добавил к ним еще одну. И вовремя, потому что Натали вернулась.

«Гайки такими пальцами доворачивать», — передернулся Кирилл.

— Ваш чай, — кивнул бодигард. — И не пора ли и нам последовать примеру Грайни? До Фомора далеко.

— Я все равно не усну.

Она машинально отхлебнула. Вся в себе, иначе, наверное, заметила бы, как напряженно наблюдал за ней Кирилл. Села на табурет, плечи ее бессильно опустились. Не прошло и пары минут, как она уже спала, щекой на локте, разбросав волосы по голубому пластику стола.

— И что все это, к фоморам, значит?

— Она не умеет расслабляться, — пояснил Норм. — А сил-то уже нет. Гонит себя, гонит и гонит. Самый дурной и неподходящий тип для продолжительной экстремальной ситуации. Свалится, и что мы делать будем? Ребятишек-то найдем еще не завтра.

— А что, ты хорошо ее знаешь?

— Достаточно. Семь суток провели в соседних креслах. Там, на «Белакве», в общем, больше и смотреть-то было некуда.

Кирилл сдержанно зарычал, однако Норм, вздымая на руки беспомощную жертву интриги, не обратил на него ни малейшего внимания. Что за идиотскую видеодраму тут показывают? А что сделаешь, если этот вот... с дурными намерениями? Если пальцы у него — клещи, то кулак — гидравлический молот, не меньше. О божички, эпоха гиперпрыжков на дворе! Из чистой вредности и верности жанру капитан проконвоировал переноску до дверей каюты, убедившись, что леди свалена на койку без ущерба для чести и оной чести более ничто не угрожает. Игрейна в клетчатой пижаме, вскочив с койки босиком, закрыла дверь изнутри. Следует иметь ее в виду. Они в сговоре.

— Вы, вероятно, тоже хорошо ее знаете? Предоставить, я имею в виду, прыжковый транспорт по первому свистку...

— Угу, — это должно было прозвучать мрачно. — Отец Брюса... был моим лучшим другом. Да и других родителей, кроме его папы и мамы, я просто не знал.

Она Эстергази! Она моя! Понял, идиот?

Семь суток смотреть на нее! Бывает же людям счастье!

* * *

Летящая стрела

сверкала опереньем...

Чья грудь ее ждала?

Кто ведал направленье?

Странный вид открывается отсюда: как будто с горы, с опушки леса и вниз, по склону, поросшему жухлой травой и иван-чаем, к лужицам-озерцам, пронзенным камышом и раскиданным в складках холмов и в придорожных канавах. Место называется Разрезы и пребывает в глубокой тишине. Игольчатая лапа сосны, серебристая, унизанная росой осенняя паутина, неожиданный стальной блеск водоема в разрывах тумана и сами клочья тумана, как вставки матового стекла в живую картину. Старая дорога, засохшая или схваченная морозом колея. Отпечаток трака в глине. И ни людей, ни их следов. Да и ты — даже не душа. Одно сознание. Нет рук. Нет ног. Нет боли. Скользишь над землей одним лишь волевым усилием, и это так хорошо, как только может быть хорошо во сне.