Дмитрий Леоненко - Кементарийская орбита Страница 16

Еще с час продолжалось обсуждение предполагаемого состава почв Кементари применительно к современным и палеонтологическим земным аналогам. Мы организованной толпой направились к выходу из комплекса. В голове кружились температурно-солевые коэффициенты адаптации галориса, степени увлажнения и кислотности почв.

Выйдя на свежий воздух, я с удовольствием подставил лицо закатному солнцу солнцу, и тут же дернулся – бумага потерлась о сожженные на экспериментальной плантации шею и плечи. «Стоит вечером заказать у аптечки анальгетик», – подумал я, чертыхнувшись. Мы двинулись по покрытой гелевым тротуаром ферралитизированной андосолевой почве неоднородного гранулометрического состава и выраженной слоистости… Я потряс головой.

– Эй, приятель, – окликнул меня Геккон, оторвавшись от питьевого фонтанчика, – если ты еще способен оторваться от красот навозно-присадочного удобрения, у меня есть новости, которые могут тебя заинтересовать. И тебя тоже! – он призывно махнул рукой Крапивнику.

– Говори, – хмуро бросил Олег. В то время, как я более-менее притерпелся к бесконечному словесному потоку австралийца, Крапивник выдерживал общение с ним лишь в малых дозах.

– Насколько я понимаю, вы оба имеете отношение к сибирскому полису с непроизносимым названием, расположенному недалеко от чосонской границы? – уточнил Геккон. – Тогда ловите сигну.

Мы с Крапивником развернули ее синхронно. Несколько секунд вчитывались в текст – и молча переглянулись.

– Да, – Олег сочувственно посмотрел на меня. – По крайней мере, Самозащите удалось прикрыть полис. Но мне это не нравится, Димер.

– Мне не нравится еще больше. Хорошо, хоть ваши в Арктике, – пробормотал я.

– Знаете, парни, – Геккон замялся, что было на него совсем не похоже, – извините, если новости не вовремя. Но мне показалось, вам хотелось бы знать об этом.

– Могло быть и хуже, – бросил я. – Погибших нет, разрушений нет.

– И что теперь? – в пространство спросил Крапивник. Я не ответил – по параллельной аллее приближалась иконка Ленки. Я сбросил ей беседу.

– Хей, – Рыжая пружинистой походкой приблизилась к нам. – К чему нагружать АС-ку, когда мы все здесь? И что за мрачный вид?

– Хабаровск обстреливали с таблигитских территорий, – резким взмахом я переслал полученную от Геккона сигну.

Рыжая, как и мы две секунды назад, замерла. Подняла взгляд.

– Кто?

– Таблигиты, очевидно, – заметил Олег.

– Я бы и корейцев не исключал, – заметил я осторожно. – В сети поговаривают, Пхеньян был бы не прочь решить нашими руками харбинскую проблему.

– Я бы на вашем месте не болтал об этом в активной АС, – выдал шальную тавтологию Геккон. – Или вам хочется поближе познакомиться с безами спейсеров? Вы мне, конечно, не то что бы роднее братьев, но если я вдруг обнаружу ваши зубы в пищевом брикете, то рискую отдать обратно уже проглоченный ужин.

– Геккон, – Рыжая скривилась. – Ты можешь не молоть чушь? Кого и когда орбитальщики прижали за разговор о политике? Мы же все-таки не в Алланезии!

– Может, потому мы о них и не слышали, что местные безы работают тоньше своих зарубежных коллег? – Геккон явно был готов развить тему, но видя, что мы не в настроении поддерживать его болтовню – как, собственно, почти всегда – вздохнул и покинул наше неблагодарное общество.

– У меня остался лимит на пару писем, – осторожно начала Рыжая. – Если хочешь связаться с родными…

– У меня еще есть, – ответил я, не покривив душой. – Спасибо, Лен.

– Обращайся в любое время, – махнул рукой Крапивник. – Димер, если я ничего не путаю, твой отец в Самозащите?

Я лишь кивнул.

– Ты же не собираешься аннулировать контракт? – еще осторожнее произнесла Ленка. Еще бы. Пару лет назад никому бы из нашей троицы не пришло в голову даже произнести такое. Тюменские события и Талнах слегка расширили наш кругозор… но все равно от ее слов по спине пробежали мурашки.

Мне понадобилось секунд десять на обдумывание.

– Я не идиот, – ответил я чуть резче, чем собирался. – Опять в Талнах? Да еще и с неустойкой орбитальщикам за плечами?

– Рад видеть, что здравомыслие тебе не изменяет, – пробормотал Олег. – Глубокий ж ты блок… Кто мог подумать, что до такого дойдет?

Ответ Ленки заглушил нарастающий за спиной отдаленный гул. Земля слабо задрожала. Над крышей учебного комплекса зажглось зарево, распахнулось огненным веером. Столб голубоватого пламени вздыбился над Взлетным, неся на себе сверкающую металлическую иглу. Увенчанная огнем колонна пара росла, тянулась к редким облакам. Налетел порыв ветра, слабо качнув листья вдоль аллеи. Вырывающаяся из дюз струя пламени превратилась в тонкую белую ниточку, клонящуюся к востоку.

– Девятичасовая, – констатировал очевидное Крапивник. По опыту мы знали, что ровно через полчаса Взлетный поднимет еще одну ракету с соседней шахты. Затем последует ночной перерыв и только в семь утра нас разбудит грохот очередного двойного пуска.

Мы задержались на крыльце – Крапивник закурил, несмотря на неодобрительное в целом отношение спейсеров к табаку, мы – просто составить ему компанию. Он неловко сдавил сигарету не в том месте и ругнулся, когда она сломалась вместо того, чтобы затлеть. Извлек вторую и наконец-то запалил. Втянул в себя дым, глядя на темнеющее небо.

– Оставь огня, парень.

Мы обернулись.

– Масбез, – я пожал протянутую руку Корчмаря.

– Уже оперколон.

– Ох. Сорри, – я почувствовал, что краснею.

– Не в первый раз перевожусь с понижением, – отмахнулся Корчмарь. У него были простенькие сигареты без зажигалки, и ему пришлось поджечь свою сигарету о кончик олеговской. Некоторое время оба курильщика портили свое здоровье молча. Мы с Ленкой переглянулись, та развела руками. Не будь рядом Корчмаря, я бы напомнил Крапивнику, что регулярные медосмотры никто не отменял. Но в присутствии «лисовина» чувствовал неловкость.

– Корчмарь, – наконец нарушил я тишину.

– Ау, – благодушно отозвался тот.

– Слышали про Хабаровск?

Экс-«лисовин» помрачнел. Не отвечая, докурил. Отошел на другой край крыльца, жестом поманив меня за собой.

– У тебя родня в полисе? – прямо спросил он.

– Родители с сестрой, – подтвердил я. – Как думаете, чем это повернется?

Корчмарь потер скрипнувший подбородок.

– Бывал я в хабаровской Самозащите. Оборону Хабара затачивали с расчетом на чосонские страйкеры, схолколон. А все, что есть у таблигитов – старье, которое алланезикам было стыдно выставлять по музеям. Даже тамошняя Самозащита положит любые силы, что эти отморозки переведут через границу, на месте. А если подключатся линейщики – одна наша платформа остеклует все от Пекина до Харбина без ухода на перезарядку. Не волнуйся.

– А если это и есть провокация корейцев? – задал я тот же вопрос, что и Крапивнику.

– Ха, – глаза Корчмаря насмешливо блеснули. – Я смотрю, ты политически подкован, паренек. Вот что я тебе скажу – если Пхеньян и впрямь хочет пригласить нас разводящими в свои разборки, нашему директорату это как бы не на руку. И уж если корейцы решились на такое – они каждый нюанс этого фейерверка по двадцать раз согласовали с Красноярском! Оставь, парень. Пусть об этих вещах голова болит у дипломатов, – добавил он. И, шагнув в сторону Ленки и Крапивника, сказал: – Чего я хотел вам показать. Гляньте-ка на восток.

Мы дружно повернулись в ту сторону, куда указывал палец Корчмаря. В проеме между соседними кампусами, над изломанным краем горного хребта поблескивала четвертушка лунного диска, в стороне пламенело зарево от бесчисленных прожекторов Взлетного. Больше ничего примечательного в указанном направлении не наблюдалось. Скользили по небу, помигивая габаритами, два кольцевика, ползли по орбите звездочки спутников. Тусклый огонек Лагранжа горел рядом с лунным серпиком.

– Да левее же. Градусов на десять северней и на тридцать – выше, – поправил нас оперколон.

Я усилил чувствительность очков – и наконец различил над верхушкой дерева крохотную светлую черточку. Чуть вытянутый в длину тусклый огонек. Удивительно, как Корчмарь рассмотрел его невооруженным глазом.

– Это?.. – Рыжая приглушенно ахнула, не договорив.

– Да, – с непривычной для него мягкостью в голосе, пожалуй, даже благоговением произнес Корчмарь. – Это «Семя».

На секунду я забыл и о таблигитском кризисе, и о сожженных плечах, и обо всем на свете. По спине пробежали мурашки.

Да, я знал, что межзвездный корабль, который доставит нас на Кементари, будет огромен – он и должен быть огромен, чтобы вместить всю непредставимую массу топлива, которая понадобится для полета. Но при виде того, как восходит над деревьями рукотворный астероид, уже достаточно большой, чтобы разглядеть его с расстояния в сорок миллионов километров, я впервые даже не то что понял – нутром прочувствовал подлинность той безумной затеи, в которой подписался участвовать. Осознал вложенную в нее массу ресурсов, денег и труда миллионов людей. Отчаянную храбрость, которая была нужна, чтобы сделать это безумие реальностью.