Вернор Виндж - Глубина в небе (авторский сборник) Страница 16

Аннерби замолчал, пытаясь овладеть собой.

– Ладно, перед тем, как дать тебе пенделя, от которого ты улетишь обратно в Принстон, я тебе кое-что расскажу занятное. Понимаешь, я малость не уравновешен. – Он помахал левыми ногами. – Повздорил с разрывателем. Пока не поправлюсь, я тут помогаю фильтровать психованные фантазии, которыми народ вроде тебя нас заваливает. К счастью, почти вся эта чушь приходит по почте. Примерно раз в десять дней какой-нибудь коббер нас предупреждает о низкотемпературной аллотропии олова…

Опа! Может, я говорю с инженером!

– …и что его нельзя использовать как припой. Эти, по крайней мере, знают факты. Они всего лишь отнимают у нас время. Но бывают такие, что только что прочитали про радий и вообразили, что из него надо делать суперголовки копателей. У нас тут небольшое соревнование – кому попадется самый большой идиот. Спасибо, мистер Андерхилл – я думаю, вы меня вывели в победители. Вы выдумали просыпаться на Пике Тьмы и передвигаться по поверхности при температурах ниже любых, которые можно получить в любой коммерческой лаборатории и вакууме более низком, чем вообще можно создать.

Тут Аннерби запнулся – выболтал секретную информацию, что ли? Потом Шерканер сообразил, что сержант смотрит куда-то в сторону его слепой зоны.

– Добрый день, лейтенант Смит! – чуть не по стойке «смирно» вытянулся сержант.

– Добрый день, сержант.

Говорившая вышла в поле зрения. Она была… красива. Ноги тонкие, твердые, закругленные, и каждое движение содержало в себе скрытую грацию. Мундир у нее был черный, и Шерканер его не узнал. Из знаков отличия на мундире были темно-красные точки воинского звания и табличка с именем Виктории Смит. И выглядела она до невозможности молодо. Рожденная вне фазы? Может быть, и тогда преувеличенное уважение от этой дубины могло быть своего рода насмешкой.

Лейтенант Смит обратила внимание на Шерканера, и ее вид казался дружелюбным, хотя и отстраненным – будто Шерканер ее позабавил.

– Итак, мистер Андерхилл, вы – исследователь факультета математики в Королевской Школе.

– Ну, скорее всего лишь недавний дипломник… – Ее молчаливый взгляд ожидал дальнейшего. – Э-э, математика – это всего лишь моя специализация по официальной программе. Но я делал много работ в медицинской школе и на факультете инженер-механиков.

Он почти ждал какого-нибудь грубого комментария от Аннерби, но сержант вдруг стал очень тихим.

– Тогда вы понимаете природу Пика Тьмы, сверхнизких температур и глубокого вакуума.

– Да, мэм. И я серьезно обдумывал эти проблемы. – Почти полгода, но про это лучше помолчать. – У меня есть идеи и некоторые предварительные конструкторские разработки. Некоторые решения имеют биологическую природу, и здесь пока мало что есть вам показать. Но для некоторых механических вопросов проекта я создал прототипы. Они у меня в автомобиле.

– Ах, да. Который стоит между машинами генералов Гринвела и Даунинга. Наверное, нам стоит на них посмотреть – а ваше авто поставить в более безопасное место.

До полной реализации были еще годы и годы, но в этот момент для Шерканера Андерхилла впервые забрезжил свет. Во всей Ставке – во всем необъятном мире – ему было бы не найти более подходящего слушателя, чем лейтенант Виктория Смит.

6

В последние годы Увядающего Солнца бушуют бури, и часто свирепые. Но это не парующая и взрывная агония бурь Нового Солнца. Ветры и метели наступающей Тьмы больше похожи на судороги смертельно раненого мира, слабо трепещущего, пока вытекает из него кровь жизни. Потому что тепло мира и есть кровь его жизни, и когда она впитывается во Тьму, умирающий мир все меньше и меньше способен к борьбе.

Наступают времена, когда одновременно с полуденным солнцем в небе видны сотни звезд. Потом тысячи звезд, потом солнце уже не тускнеет… и тут по-настоящему наступает Тьма. Большие растения к тому времени давно погибли, и пыль их спор лежит глубоко под снегом. Мелкие животные кончили тем же. Подветренная сторона сугробов укрыта накипью мошек, и случайные искорки мелькают среди обнаженных скелетов. Призраки мертвых, как писали наблюдатели-классики; последняя атака бактерий-стервятников, как открыли естествоиспытатели более поздних эпох. Но на поверхности еще остаются живые разумные существа. Некоторые – те, которым после резни более сильные племена (или нации) помешали войти в глубинные убежища. Другие – жертвы наводнений и землетрясений, уничтоживших глубины их предков. В старые времена был только один способ узнать, что же такое на самом деле Тьма: застряв на поверхности, попытаться достичь призрачного бессмертия, записав, что видишь, и сохранив запись так надежно, чтобы она пережила пожары Нового Солнца. Иногда эти застрявшие переживали год или даже два ухода во Тьму – либо из-за необычайных обстоятельств, либо за счет тщательного планирования и желания увидеть сердце Тьмы. Один философ прожил так долго, что его слова были приняты за безумие или метафору теми, кто нашел их вырезанными в камне над своей глубиной: «и сухой воздух обращается в иней».

В одном соглашались пропагандисты и Короны, и Тифштадта: эта Тьма будет отлична от всех, что были раньше. Она – первая, которая подвергнется штурму науки, служащей войне. Когда миллионы граждан отступили в тихие гавани тысяч глубин, армии обеих сторон продолжали драться. Часто бои шли в открытых траншеях, согретых огнями паровиков. Но решающее происходило под землей, где прокапывались туннели, идущие глубоко под линией фронта в обе стороны. Там, где они сталкивались, вскипали свирепые битвы пулеметов и отравляющих газов. Если же туннели не пересекались, они тянулись через меловые скалы Восточного Фронта, ярд за ярдом, день за днем долго еще после того, как кончались битвы на поверхности.

Через пять лет после начала Тьмы только техническая элита, быть может, тысяч десять со стороны Короны все еще вели кампанию под Востоком. Даже на этой глубине температуры держались ниже точки замерзания. Свежий воздух циркулировал по заселенным туннелям, разгоняемый вентиляторами. Скоро закроются льдом последние воздушные колодцы.

– Мы уже десять дней не слышим у тиферов никакого движения. Команда копателей не перестает себя поздравлять.

Генерал Гринвел сунул в пасть ароматическую палочку и громко захрустел. Шеф разведки Аккорда никогда не слыл большим дипломатом, а за последние дни стал заметно более несносен. Он был старый коббер, и хотя в Ставке условия были самые благоприятные для тех, кто еще оставался в мире, даже они подошли к экстремальной фазе. В бункерах возле Королевской Глубины оставалось в сознании, быть может, сотрудников пятьдесят. И с каждым часом воздух, казалось, становился чуть более спертым. Гринвел оставил свою внушительную библиотеку около года назад. Теперь его кабинетом была щель двадцать на десять на четыре фута в мертвой зоне над спальней. Стены были увешаны картами, стол завален телетайпными лентами с поверхности. В течение предыдущего года специалисты Короны по радиосвязи экспериментировали со все более и более мощными передатчиками, и была какая-то надежда, что перед концом радиосвязь еще появится. Но нет – пока что оставался только телеграф и радиосвязь в пределах прямой видимости. Гринвел посмотрел на визор – наверняка последний в Ставке на ближайшие двести лет.

– Итак, полковник Смит, вы только что вернулись с востока. Почему я от вас не слышу возгласов ликования? Мы же пережили противника?

Внимание Виктории Смит привлек перископ генерала. Именно ради этого Гринвел торчал в этой дыре – последний взгляд на мир. Королевские Водопады застыли еще двумя годами раньше. Сейчас была видна вся долина. Темная земля, покрытая таинственным инеем, скрывавшим всякую разницу между камнем и льдом. Двуокись углерода, выпавшая в осадок.

Шерканеру предстоит увидеть куда более холодный мир.

– Полковник?

Смит отошла от перископа.

– Простите, сэр… я от всего сердца восхищаюсь копателями. – По крайней мере теми войсками, которые в самом деле копают. Она была в их полевых глубинах. – Но прошли дни с тех пор, как они могли достичь каких-либо позиций противника. Меньше половины времени битвы после Тьмы. Я боюсь, что командование копателей неверно определило точку начала.

– Ага. Копатели установили рекорд долговременной операции, но тиферы выиграли в тот самый момент, когда отступили. – Он вздохнул и сказал что-то, за что его в других обстоятельствах могли бы разжаловать, но через пять лет после конца света его услышало очень мало народу. – Знаете, эти тиферы не такой уж плохой народ. Если посмотреть как следует, среди наших союзников найдутся куда более мерзкие типы – они ждут, пока Корона и Тифштадт измолотят друг друга в кровавую кашу. И мы должны теперь составить планы на момент, когда против нас полезут другие гады. Мы эту войну хотим выиграть, но если ее надо выигрывать туннелями и копателями, то мы еще долгие годы будем сражаться при Новом Солнце.