Руслан Шабельник - Пути Господни (СИ) Страница 16

Рхат Лун ненавидел пыль.

Страшась дотронуться до зверя, ну как это не просто хищник, а злобный дух, один из слуг ненавистного Кантора – неспящий имеет много личин, Рхат протирал пыль. Конец тряпки зацепился за зуб чудовища. Странный зуб, не помещающийся во рту. Испугавшись, Рхат потянул. Чудовище сдвинулось, пошло, на него! Он потянул сильнее, оно ускорило бег. Тогда он дернул.

Со страшным грохотом зверь полетел на пол, уродливая голова отвалилась и, подпрыгивая, покатилась к ногам Рхата.

Сперва он даже обрадовался. А потом…

- Растяпа!

- Криворукий!

Тогда Хозяйка сказала, если он разобьет третьего бога, пойдет на фабрику.

Проклятый божок, кружась и подпрыгивая, продолжал свой танец.

Рхат Луну повезло. Очень повезло. Великая Мать благоволила верному сыну. У него добрые хозяева. Особенно Хозяин Брайен. Никогда не кричит. Сядет молча, книгу читает. Да и младшая хозяйка Лиза. Иногда она чесала Рхата за ухом. Рхату не очень нравилось. Щекотно. Но, если младшей хозяйке Лизе нравится, Рхат стерпит. Да и Хозяйка Рената. Крикливая, конечно, а так – ничего. Ни разу не била Рхата.

Рхат виделся с другими слугами – их называли: слуги, а иногда: рабы – оба слова ничего не говорили Рхату. Другие Хозяева частенько поколачивали своих слуг. Как например раба Хозяина Хейли - Дебоулта. Хозяин Хейли любил брать палку – тонкую, гибкую пластиковую палку, и бить Дебоулта. Он визжал и закрывался. Руками. Визг разносился длинными коридорами Ковчега, а руки были в шрамах.

Ковчег.

Странное место. Непонятное место.

Солнца нет. Неба тоже.

Длинные маленькие солнца горели и тухли, стоило дотронуться до коробки на стене.

Рхат Лун научился управлять ими. Он очень гордился собой.

И существа.

Разные, порою страшные.

Не без труда Рхат Лун научился не вздрагивать при каждой встрече с уродами.

Они тоже были рабами. Как Рхат.

Странное место. Непонятное место.

Если это ад – где Кантор с многочисленными клыкастыми слугами, мучающими грешника.

Если Рай – где Великая Мать, и танцовщицы Хе, и леса, полные тучной дичи?

Если он еще не умер, где он?

Ночами снилась родина. Деревня на поляне у Великого Дерева, излучина мутной реки, вкусные – сладкие с кислинкой – ягоды жовника, затянутое серыми облаками небо, и даже Большой Овраг. Если Рхат просыпался от этого сна, а просыпался он почти всегда, он плакал. И молился. Истово, сердцем, размазывая горячие слезы по дрожащим щекам.

То ли Великая Мать не слышала его здесь, то ли…

Божок, внезапно прекратив танец, замер на краю тумбочки, целый и невредимый. Маленький глаз хитро подмигивал Рхату.

Сердце снова пришло в движение.

Рхат Лун, который, как оказалось, не дышал, шумно выдохнул.

***

… а он отвечал им: «Не спорите же вы, что деревья цветут, а затем плодоносят, что каждое утро звучит сирена, что Земля – скопище скверны; отчего же обсуждаете Божественность Учителя?»

Но охваченные скверной, оставались глухи к словам рассудка.

В ответ они насмехались над Энтони, отвергали догмат Никейского Схода, всячески поносили отцов Церкви и искажали слова Заветов.

Тогда опустился Энтони Левицкий на колени и вознес молитву Весеслышащему:

«Учитель, отец наш, прости неразумных детей своих, ибо не ведают они, что творят».

Летопись Исхода

«Деяния Отцов»

Глава 5 «Энтони Левицкий»

Крик стоял над жилыми секторами. Стоял прочно, как опорные стойки, как ребра жесткости – стальной скелет левиафана. И конец его терялся невообразимой высоте отсеков.

Начало было в узком коридоре-переходе между комнатами пластмасников и пропахшими землей каютами аграриев.

Первые - нестройной толпой возвращались из бани. Разогретые веселым паром и горьким пивом.

Вторые – направлялись туда, и цветные полотенца реяли боевыми штандартами.

- А-а-а, бгочеловеки, - взрезав животом часть льда, Данкан Левицкий замер посреди коридора. Усталые от пара глаза высматривали брата.

- Да, богочеловеки, ибо, как установлено, Учитель имел двойственную природу… - Петр Щур попытался обойти необъятное, а именно – живот Левицкого.

- Это ж кем установлено, хотелось бы знать? – Берт Касьянов придвинулся к Данкану, сокращая пространство для маневра.

- Месяц назад, на сборе, в каюте Никия, проголосовали и решили, - рядом с Петром наконец-то нарисовался Энтони Левицкий – предмет зрительного напряжения Данкана.

- Из-за того, что горстка недоумков додумалась голосовать, мы должны отойти от заповедей!

Смерч распри набирал обороты, кружил умы и волосы, поднимал руки, и штандарты полотенец начинали призывно хлопать истрепанными боками.

- Старшины, на сборе было пять старшин, они недоумки! – добрые глаза Энтони калились кровью.

- А то, если решили, хе, хе, такое, - Касьянов обернулся к товарищам, и нестройный, размеренный гогот был ему поддержкой.

Одни помылись, другие хотели мыться, они не желали распрей и споров в этот ленивый воскресный день. Они желали горячего пару и горького пива банщика Чанга Знанского – сводного брата остроносого Фридриха.

- Как бы там ни было – уже решено, и вы ничего с этим не сделаете, - и шаг к примирению был сделан.

- Засуньте себе в задницу ваше решение!

Крик, крик стоял над секторами, шумными струйками он поднимался к сводчатому потолку, чтобы рассеяться… или сгуститься до непробиваемой плотной массы.

- Брат, брат, что же ты стоишь, слушаешь, присоединяйся к нам… истине…

Вычленилось из этого крика, вычленилось, чтобы через мгновение быть втянутым умножающейся массой.

- Нет, брат, это ты заблуждаешься… - как вентиляция пар, масса втянула в себя и эту фразу и окончание, как и ответ, погрязли в клубящемся сгустке.

***

А Еретик и говорит:

- Синяя Шапочка, куда путь держишь?

А Синяя Шапочка отвечает:

- В гости к Бабушке.

- А где живет твоя Бабушка?

- В дальних секторах.

Из сборника «Устное народное творчество»

Юра стоял за углом. Обычным углом рядового сектора. Напротив, в начищенной до зеркального блеска раме, пестрела цитата из Заветов.

Юрий ждал.

И дождался.

Огненные волосы, собранны в пучок. Узкая полоска синей ленты не могла укротить непокорные пряди. Живописно выбиваясь, строптивцы обрамляли сосредоточенное личико.

Миг.

И тело, упругое девичье тело барахтается в руках юноши.

Девушка оказалась неожиданно сильной, и проворной. Острый локоть впился в солнечное сплетение, маленький кулачек ткнул в бок, даже колено поднялось, метя в пах, впрочем, безуспешно.

Годы тренировки, наконец, пригодились.

Некоторое время девушка еще барахталась. Волосы, почувствовав слабину, рассыпались ржаным потоком. Слепя глаза, забираясь в рот, причиняя много больше неудобства, нежели слабые попытки сопротивления.

Наконец, пленница затихла.

- Пусти, - донеслось из-под огненной копны.

Юра покорно разжал руки.

Бывшая пленница поспешно отбежала к противоположной стене. Слова Учителя над растрепанной головкой гласили: «Невзрачное зерно дает жизнь прекрасному цветку, скользкая гусеница превращается в бабочку. Настойчивый труд рождает творения, прославляемые в веках».

Как к месту. Воистину – прекрасный цветок.

Невысокая, но ладно скроенная, под синим хитоном угадывались широкие бедра и полная грудь. Лицо круглое с пухлыми щечками и большими глазами, обрамленными черными ресницами. Уголь ресниц непривычно контрастировал с рыжими волосами. Чуть вздернутый носик возбужденно, или возмущенно сопел.

- Я знаю тебя, - дыхание Юры было так же учащено, - ты – Марта, сестра Селига. Мы встречались у него на дне рождения. После, я часто видел тебя на проповедях.

Девушка тяжело дышала. Огромные глаза блестели из-под рыжих прядей.

- Почему ты за мной ходишь? Зачем следишь?

Свистящее дыхание было единственным ответом.

- Отвечай, не молчи!

Юра чувствовал себя ужасно глупо. Ну поймал, ну поговорил. Чего он надеялся добиться?

- Молчишь? Ну как знаешь!

Резко, даже чрезмерно резко развернувшись, он двинулся по коридору. Как тела еретиков жег жар Утилизатора, спину жег пристальный взгляд.

***

Утилизировано – 127 особей. Несмотря на принятые меры, Рубка докладывает – индикатор оранжевый.

Крики.

Стоны.