Йэнна Кристиана - Дороги. Часть первая. Страница 17

Допили чай, убрали посуду, перешли в гостиную. Ильгет подошла к книжному шкафу, стала разглядывать корешки.

– Я и сама почти ничего здесь не читала, – сказала Иволга, – я ведь здесь живу совсем недавно. Слушай, мне почему-то кажется, что ты на гитаре играешь.

Ильгет повернулась к ней, улыбнулась застенчиво.

– Немного. Давай?

Иволга взяла инструмент. Коснулась струн... играла она довольно-таки профессионально.

– Я тебе спою терранскую песню... в молодости мне очень нравилась. А на Квирине уже сделали ее перевод на линкос, ну и я потом сама немного побаловалась и перевела уже на лонгинский... Я ведь лонгинский уже давно выучила.

В сети связок (2)

В горле комом теснится крик,

Но настала пора,

И тут уж кричи, не кричи.

Лишь потом

Кто-то долго не сможет забыть,

Как, шатаясь, бойцы

Об траву вытирали мечи.

Низкий глуховатый голос Иволги, казалось, касался самого сердца, самого донышка. Ильгет замерла, вцепившись пальцами в спинку стула.

И как хлопало крыльями

Черное племя ворон,

Как смеялось небо,

А потом прикусило язык.

И дрожала рука

У того, кто остался жив,

И внезапно в вечность

Вдруг превратился миг.

И горел

Погребальным костром закат,

И волками смотрели

Звезды из облаков.

Как, раскинув руки,

Лежали ушедшие в ночь,

И как спали вповалку

Живые, не видя снов...

А «жизнь» – только слово,

Есть лишь любовь и есть смерть...

Эй! А кто будет петь,

Если все будут спать?

Смерть стоит того, чтобы жить,

А любовь стоит того, чтобы ждать...

– Повтори еще раз, – попросила Ильгет. Иволга неуверенно как-то улыбнулась, откинула пряди со лба. И стала петь снова.

Смерть стоит того, чтобы жить.

А любовь стоит того, чтобы ждать...

И странное дело, под эту песню, казалось бы, совсем не о том – очень захотелось Ильгет поговорить об Арнисе. И когда Иволга во второй раз закончила петь, Ильгет уже не могла удержаться и спросила, без всякой видимой связи с только что прослушанным.

– А ты Арниса давно знаешь?

Иволга скользнула по ней взглядом – вроде бы, сочувствующим.

– Нет, не очень давно.

– Если это секрет, то, конечно...

Иволга улыбнулась слегка печально.

– Ох ты, юный конспиратор. Ты знаешь меня, знаешь его, все это у тебя под блоком, так что... все остальное уже без разницы. Нет, я его знаю года три. А вот про тебя он рассказывал, ну, после того ранения. Так это, значит, ты и была

– Я и была.

Иволга задумалась.

– Арнис – хороший парень. Отличный ско. Летает уже давно, ну ему ведь двадцать шесть... Вообще известен в СКОНе, пару раз в «Вестнике» про него писали. Жены, если тебе интересно, у него не было. Была невеста. Она погибла. Они еще были молодые совсем. У нас, знаешь, бывает всякое... ну не повезло человеку. С тех пор, сколько я знаю, Арнис живет анахоретом... ну и потом он ведь тоже христианин, трали-вали, ему надо, чтобы все всерьез. Ты знаешь, Иль, мне кажется... – Иволга умолкла.

– Что?

– Да просто он про тебя ТАК рассказывал. Ну там, на Квирине. Что такая, мол, девушка, ну прямо такая... Мне кажется, что он к тебе явно неравнодушен.

Ильгет онемела. Странно... почему же она ни разу не подумала об этом?

– Ты про что? – выдавила она наконец, – мы с ним вроде просто хорошие друзья... Да я ведь замужем, Иволга!

Квиринка пожала плечами.

– Знаешь, муж, конечно, мужем, но... ну, я человек свободных взглядов. Я в общем-то, тоже познакомилась с моим мужем, когда он был женат на другой. Так получилось. В жизни всякое бывает, Ильгет...

– Нет! – вскрикнула она. Иволга покачала головой, коснулась ее руки.

– Ладно, ладно, Иль, – сказала она, – я не всерьез. Не обращай внимания. Как Бог даст, так и будет.

Ильгет чувствовала какое-то странное отвращение. Не надо было говорить об этом! Совсем не надо. Лучше бы Иволга рассказала просто об Арнисе, о том, какой он человек, за что прославился в СКОНе, что вообще любит, чем увлекается, о его родителях...

Не надо так. Пошлость это. Не хочу. Ничего не хочу. Гадость! Господи, и ведь подумать даже не могла... Почему я такая дура? Но ведь и он – он вел себя просто как друг?

И этот разговор – он лишний.

Наверное, все это отразилось на лице Ильгет, Иволга поспешно сунула ей в руки гитару.

– Ладно, забудь, не обращай внимания. Лучше спой, твоя очередь.

– Я спою... это на стихи моего любимого поэта, Мэйлора. Только я играю плохо...

– Это неважно.

Ильгет тихонько запела.

От кирпичной стены

И от желтой травы,

От закатных полос,

От густой синевы

Сделай шаг, сделай шаг

В темный круг, в темный лес,

В бледно-призрачный сад,

Слышишь, листья шуршат,

Слышишь листья шуршат

Под ногами, как дни?

Так уходит трава

Из-под ног, из-под ног,

Остаются одни

Те, кто жил, те, кто смог.

А от беленных стен

И от груд кирпича,

И от запаха хлеба,

И от желтых цветов,

И от солнечных рощ -

Уходи, уходи.

Ты не здесь, ты не свой,

Ты не сможешь, ты враг.

Белый свет, желтый цвет

Синим облаком дни.

Там не так, все не так.

Только где твоя власть? Только кто командир?

Слышишь, двери скрипят:

Сделай шаг, сделай шаг!

Слышишь, камнем в стекло:

Уходи, уходи.

Больше они об Арнисе не говорили. К вечеру Иволга проводила гостью на вокзал. Ильгет уже ощущала себя самой близкой и давней подругой квиринки.

И нисколько не было ощущения опасности... так, будто и вправду она приехала всего лишь погостить, будто пароль и переданный пакет просто не существовали – да Ильгет и не знала, что в пакете, зачем это нужно.

Просто так – прошлись по заснеженной темной улице, снежок еще шел и кружился, мелькал в светлых кругах фонарей. Народу даже у вокзала было немного. Миновали большой рекламный плакат, призывающий покупать какие-то сигареты. Постояли на перроне, болтая о том, о сем. Подошел, лязгая и громыхая, древний состав, выкрашенный в бледно-зеленое. И тогда Иволга протянула гостье длинную, костлявую руку без перчатки, чуть замерзшую, как-то сиротливо высунутую из рукава штормовки.

– Ну пока, Ильгет... еще увидимся.

Ильгет посмотрела в лицо квиринки. И в светло-серых глазах увидела промельк тоски и тревоги. И один только этот промельк напомнил ей о войне.

– Пока.

– Будь осторожнее, – сказала Иволга, помедлив, – хочу еще с тобой встретиться. Поняла?

– Ага. И ты тоже.

Ильгет вскочила на подножку вагона, помахала Иволге рукой. Потом еще раз, уже из салона. Поезд медленно тронулся и застучал по шпалам, набирая ход.

Вскоре Ильгет удалось перевестись в закладочный цех. Это была довольно сложная операция.

В закладочном цехе работали в другом режиме: по восемь часов, но только четыре дня в неделю. Вроде бы мало, но условия работы были такими, что – и этого казалось много. Режим работы Ильгет и решила сделать отправной точкой своей просьбы. С мастером она говорила, жалуясь на мужа – якобы тот требует обязательного присутствия жены по вечерам, готового ужина и так далее (в каком-то смысле это было правдой, Пита уже ворчал по поводу того, что приходя с работы, не всегда обнаруживает дома жену и ужин). Мастер обещала помочь, и уже через неделю Ильгет перевели в закладочный цех.

Условия там и вправду были аховые. Работали одни заключенные, большинство из них – мужчины, да и те – из колонии строгого режима, как поняла Ильгет. Ее, правда, поставили на конвейер вместе с женщинами, и тут продолжался все тот же мат, все те же дикие разговоры о пьянках и драках, иногда и сами драки... Тетки здесь работали еще более отпетые, одна из них, к примеру – бывшая содержательница подпольного дома терпимости, где работали малолетние проститутки, что в Лонгине пока еще запрещено.

Но Ильгет мало обращала внимания на женщин, особенно к концу смены. Впрочем, и они после обеда уже замолкали. Слишком уж тяжело. Конвейер полз быстро, закладывать зародыши нужно было в скоростном темпе, а температура в цехе стояла под семьдесят градусов, как в бане. Пот лился с работающих градом.

Единственное утешение – скоро весь этот цех, видимо, взлетит на воздух. Из первого разговора с Арнисом Ильгет поняла, что группа готовится взорвать фабрику, это их пока что основная задача. Дэггеры – основное и лучшее сагонское оружие... Наверняка были и еще какие-то группы, и другие задачи перед ними стояли, но Ильгет этого знать не полагалось.