Владимир Шитик - Последняя орбита Страница 17

— Издали довольно безобидная и даже красивая планета, — посмотрев в телескоп, задумчиво сказал Бурмаков. — Боюсь, что мы слишком близко от нее идем.

— Миллион километров — это близко? — удивился Витя.

— Не забывай, что в объеме Юпитера помещается тысяча триста земных шаров. И хотя средняя плотность его равна 1,34, он имеет большую силу притяжения. Представь себе на мгновение, что человек в своем обычном костюме встал на поверхность Юпитера. Знаешь, что с таким храбрецом будет? Его сплющит, как блин. Вот каков Юпитер!

Опасения Бурмакова имели основание. Не прошло и двух дней после этого разговора, как скорость корабля вдруг стала снижаться. Двигатели работали словно на торможение. Еще через день приборы отметили отклонение от курса. Юпитер, как говорится, злился. Его щупальца-протуберанцы высовывались на десятки тысяч километров, будто силясь захватить корабль с дерзкими людьми, которые осмелились залететь в его владения. Не доставая, они свертывались, исчезали, оставляя после себя лишь сероватые облачка. Приборы-ловушки, которые беспрерывно анализировали состав окружающего космического вещества, стали улавливать ядовитые смеси, характерные для атмосферы Юпитера.

А потом космонавты отметили, что в пространстве стало теплее. Тепло излучал Юпитер. Оно исходило откуда-то из его, казалось, бездонных недр, в которых происходили, не утихая ни на мгновение, какие-то сложные ядерные процессы.

Чтобы преодолеть возрастающее притяжение Юпитера, пришлось пустить атомные двигатели на полную мощность. Положение постепенно стало улучшаться, стрелка, указывающая ускорение, сдвинулась с нуля. Астронавты вздохнули с облегчением, но вдруг случилось непредвиденное: прорвало пластырь, наложенный на дюзе, пробитой недавно загадочным взрывом. «Набат» сразу потерял скорость, стал трудноуправляемым и начал ложиться на орбиту-эллипсоид, которая со временем должна была окончиться где-то с другой стороны Юпитера, как раз в центре диска. Это за несколько секунд вычислили электронные машины.

— Сколько у нас осталось времени? — Бурмаков был удивительно спокоен, словно произошла обычная заминка.

Машины мгновенно сделали несложный расчет. Павел подал командиру перфорационную ленту, испещренную знаками.

— Ого! Целая неделя. Ну, скажем, шесть, даже пять дней. За это время мы должны отремонтировать или заменить дюзу. Тогда мы еще сможем поспорить с нашим сердитым богом. Докажем ему, что человек сильнее.

— В космосе, в условиях все возрастающей силы притяжения Юпитера и повышения окружающей температуры дюзу не заменишь, — печально улыбнулся Павел.

— Но другого выхода нет.

— Есть. Нужно снова наложить пластырь. На это понадобится меньше времени. Со всеми отключениями и очистками — сорок-пятьдесят часов. Ну, самое большое, шестьдесят.

— А что гарантирует от нового разрыва?

— У нас будет в запасе несколько суток, и мы сможем не включать отремонтированную дюзу на полную мощность.

Бурмаков согласился не сразу. Трижды задавал он работу счетным машинам, пока принял окончательное решение.

3

31 марта, по земному исчислению

А у нас перепутались все дни. Как-то не везет нам после Марса. Природа будто мстит, что мы заглянули в одну из ее самых сокровенных тайн. Мы, конечно, добьемся своего, не отступим. Но вижу, как это тяжело. Был ранен П.К. и напряженно работал С.В. И когда наконец можно было бы отдохнуть, — новая беда. Она легла на плечи С.В. и П.К., который — пусть не скрывает от нас — еще не поправился. Я стараюсь помогать чем мог, однако мне мало что поручают. Чудаки, придумывают разные причины, только бы мне было легче. Будто я и в самом деле маленький. А о себе не думают. Я сегодня нарочно просмотрел киноленты, сделанные незадолго до нашего вылета. И могу прямо сказать, что С.В. и П.К. выглядят на десять лет старше. А как они исхудали — просто кожа да кости. Которую ночь уже не спят, особенно С.В. Да что сделаешь. Положение наше очень опасное. Мы вряд ли вырвемся из объятий Юпитера. Мне об этом не говорят, утаивают, будто я сам не понимаю. Пусть думают, что я ничего не знаю, если им легче от этого.

Ремонтировать поврежденную дюзу невообразимо трудно. Все вокруг заражено радиоактивными частицами, которые излучает второй двигатель. Нас окружает хоть разреженная, но все равно отравленная атмосфера Юпитера. Наши костюмы, в которых мы выходили на Марс, сказал С.В., здесь непригодны. С.В. и П.К., когда выходят теперь на поверхность, одевают другие, специально сделанные для таких условий. Посмотрели бы вы на них в тех костюмах. Настоящие малоподвижные механические роботы. В скафандрах не только работать, повернуться неудобно, не говоря уже о том, какое усилие нужно, чтобы поднять, например, руку. Да, наши специальные скафандры, сделанные из свинцовых сплавов, наверно, очень тяжелые (я не надевал еще такой костюм). В местах соединений, соответствующих суставам человека, они так точно подогнаны, что одна часть будто прилипает к другой. Но и это еще было бы полбеды. В наших скафандрах необычайно жарко. Оказывается, правы были те, кто утверждал, что Юпитер — остывающее солнце.

П.К. и С.В. сделали уже три выхода на поверхность. Каждый раз они возвращаются обессиленные, молчаливые. Посидят неподвижно час, другой, перекусят и снова за работу.

Почему меня не берут с собой на поверхность? Я бы тоже работал. А так, оставаясь в одиночестве, не могу ни читать, ни смотреть кинофильмы. Все валится из рук.

Успеем ли? Неужели не вырвемся? Нет, быть такого не может. Я очень хочу жить, я боюсь сгореть или задохнуться газами. Неужели с нами умрет все, что мы узнали о космосе, о Марсе, о Юпитере? Как я хочу вернуться на Землю!

4 апреля

Как-то неловко читать прошлую запись. Разве остальным не было страшно? А они не раскисали, нашли в себе силы, чтобы работать даже тогда, когда вдруг показалось, что все это — напрасная трата сил. В расчеты, очевидно, вкралась ошибка, или мы не совсем точно знаем строение Юпитера. «Набат» неожиданно снова начал отклоняться в сторону от той кривой, которую рассчитали нам счетные машины. Я видел, как побледнел Павел Константинович, каким упрямым огнем загорелись его глаза, как нахмурился Степан Васильевич, когда я показал им карту нашего пути. Они не стали даже отдыхать, а сразу же вернулись в космос, полный метановой отравы. Они работали не покладая рук и победили! Вот это люди!

Дюза заработала тридцать шесть часов тому назад. Но все равно об отдыхе нечего было думать. Мы находились за полмиллиона километров от Юпитера, или от того, что называют Юпитером. Ибо, как утверждают приборы, там, кроме очень плотных газов, ничего нет. Однако и тех газов хватало, чтобы держать нас на крепкой цепи. Сутки работали дюзы на полную мощность, и за эти сутки мы сумели лишь повернуть нос корабля в сторону от Юпитера. Потом стали двигаться — сантиметрами, метрами. Дрожали от сильной вибрации даже перегородки. Но мы вырвались!

6 апреля

Опасность осталась позади. На экране телескопа злой Юпитер, как и десять дней назад, кажется всего-навсего забавным мохнатым клубком. Как хорошо, что от него нас отделяют уже миллионы километров. Это самое радостное, что я могу записать.

Но наши испытания на этом не кончились. Сегодня утром С.В. сказал:

— Горючего для ядерных двигателей осталось столько, что его хватит или вернуться отсюда домой, или долететь и сделать посадку на Плутоне. Остальное потеряно в борьбе с Юпитером. Что будем делать?

Как и в прошлый раз, решать должен был каждый самостоятельно, и решение принималось только единогласно. Я молчал, ибо понимал, что говорить можно только тогда, когда слова можешь подкрепить знаниями. Но мне очень хотелось, чтоб мои старшие товарищи нашли возможность лететь дальше.

— Топливо должны найти на Плутоне, — сказал П.К. — Будем искать и найдем, — повторил он. — Можно даже попробовать изготовить его искусственно. Неважно, если на это понадобится год-другой. У нас хватит запасов пищи и кислорода, и — я уверен, — терпения.

— Да-а, — проговорил Бурмаков и обратился ко мне: — А ты, Витя, что думаешь?

— Согласен с вами! — ответил я.

— Плут! — первый раз после Марса Бурмаков засмеялся весело, непринужденно. — Ох и плут. Значит, никого из нас не хочешь обидеть? Ну что ж, друзья, в таком случае летим дальше!

4

Суровый, немногословный, как каждый, на чью долю досталось немало трудностей, Бурмаков был тем не менее привлекательным человеком. Духовная сила командира вызывала у Павла и Вити желание быть похожими на него. И, наверно, потому замкнутость Бурмакова со временем передалась и им. Они редко говорили о своих переживаниях, не вспоминали о прошлом. Обоим казалось, что это будет неприятно Бурмакову, в личной жизни которого было, пожалуй, больше трагического, чем счастливого. Они берегли покой командира, не зная, какую боль причиняют ему этим. Занятый долгие годы наукой, он не умел говорить об интимном, хотя, как и каждый человек, нуждался в таких разговорах.