Ирина Горбунова - На грани человечности Страница 17

   Доколе же будут люди сами гасить свои путеводные звёзды во Тьме Вековечной порочных жизней своих...

   Некто нарочито закутанный в плащ шагнул за порог; во взглядах, что бросал он по сторонам, властность странно смешалась с вороватостью. Хозяин бдил и тут. Обмен несколькими быстрыми, отрывистыми словами вполголоса - и оба удалились, видимо, в верхние комнаты. Сарнийская команда продолжала с размахом пить, шуметь, горланить песни, бряцать оружием, стучать об стол игральными костями. Не иначе, обмывали удачную сделку. Прочие тёмные личности мало-помалу заполоняли таверну. В воздухе начинало потягивать потом, перегаром, наркотическим дымом; вскоре - почти наверняка! - ко всему этому примешается запах свежепролитой крови. Под шумок кто-то успел устроиться у кого-то на коленях. На деревянных подмостках в дальнем конце зала зажигали факелы. За захватанным полотняным занавесом угадывались музыканты и танцовщики: они готовились к привычному своему всенощному бдению перед публикой.

   Могла ли существовать иная реальность, помимо этого притона?

   - Тот субъект в плаще, - обратила внимание Томирела. - Шеммун-наследник Интанский, коль не ошибаюсь. Нетерпится ему вступить в права владения, да матушка зажилась.

   - Вчера и ко мне за зельем являлся, - припомнил Тарла. - Видно, потерпев неудачу, сюда ринулся. Расчёт верный.

   - Отчего ночных убийц только здесь ищут? - Недобрая, уничтожающая усмешка бродила по губам Томирелы. - Лучшие-то из них - лимийки!

   - Только во имя целей великих и Веры Истинной. - Тарла также был ироничен. - Никак не ради кровной мести.

   - Какая великая цель оправдает убийство? - вставила Суламифь чуть слышно.

   - Лимийки! - по-новому оживилась Томирела. - Интереснейшие и необходимейшие фигуры для моего нового полотна!

   - Всё-то вы о работе, леди, - мягко укорил Тарла.

   Но - осёкся, когда неожиданно устало Томирела уронила голову на ладони.

   ...Благословенны дни, когда она есть, работа. А если долгие ночи - без трудов и без сна? До сих пор криком исходит душа: Гандар, Гандар, как быть без тебя, как жить без тебя?!

   Сам же ты, любимый, тщился исправить что-то, хотя ничего уж поделать невозможно было. Отталкивал из последних сил: беги от меня, старика, не губи молодой свой век. Да слушала ли тебя юность зелёная, безрассудная? Может, не юность - просто судьба?

   И в итоге что? Самозабвенно шумит притон вокруг, и сочувственно молчат друзья рядом...

   ...То мелкий дождик на заре, то звон капели. Я заблудилась в сентябре, а ты - в апреле. И между нами - не лета, меж нами - лето. Ночей туманных темнота и свет рассвета...

   - Что это? - поинтересовался Тарла восхищённым шёпотом.

   Неужто вслух произнесла? да ёще в мгновенном переводе?

   - Старинная песня, - отозвалась Суламифь уклончиво.

   - И мне, сестра Вайрика, думалось тогда: то, что разделяет нас с Гандаром, печали не стоит, - вздохнула престарелая художница.

   - Воистину, Мастер. Недалёк день, когда воссоединитесь вы в Чертогах Горних. - В свои слова Суламифь вложила всю искренность и убеждённость конфедератки.

   - Что ж, - медленно выговорила Томирела. - В делах небесных вы не в пример многим сведущи, Вайрика. Нам грешным - прожить бы достойно жизнь земную, мимолётную.

   - О насущном, впрямь, печёмся более, - подхватил Тарла. - В храм же нечасто заглядываем, молимся от случая к случаю, пожертвования платим и того реже. Мы таковы, таков и Гандар был, покойник. Куда уж нам - в Чертоги Горние.

   - Храм - здесь. - Суламифь коснулась лба и груди. - Только достойная жизнь земная - ключ к Чертогам Горним. Честно служил людям - вот и молитва; солгал, предал - вот и богохульство. Золотом Небеса не подкупишь. А храмы возведённые - сие есть молитва вдохновенных зодчих. И долгие века будут они дарить красоту людям.

   Почему-то опять накатила тихая печаль предвидения. Да, жить красоте в веках, даже после Реформы. Если только уберегут её от оголтелого материализма грядущих времён; и если не разрушит её шальная бомба. Столь же хрупка красота, сколь и мудрость.

   - Что мы всё о грустном, - вмешался Тарла. - Немало и хорошего вокруг. Как поговаривают, сестра Вайрика порадует нас искусством воинским на осеннем турнире - верно ведь? Я же - на пути к исцелению ещё одного больного оспой. Ребёнок отсюда, из портового квартала.

   - И нынче лечили бедных бесплатно, господин лейб-медик? - улыбнулась Томирела.

   Тарла зашелестел сухим, старческим смешком.

   - На сей раз - едва не уплатили. Предлагали, представьте, золотой!

   И - понимающе переглянулись Тарла с Томирелой. Ибо знали оба, почему вдруг просияла она - сестра Вайрика.

11.

   - На турнир собралась?

   Лафима - она сосредоточенно проверяла, как действует забрало шлема - обернулась излишне резко. Муж стоял в трёх шагах за спиной; прищурясь, следил за её приготовлениями.

   - А хоть бы и так.

   - Я вот - тоже.

   - Догадываюсь. - Лафима кивнула горько. - Прослышал, поди, что зачинщицей от аризианок выступает сестра Вайрика. Всё неймётся тебе!

   - Глупо столь верную оказию упустить. Своими руками, и прилюдно...

   - Честь и место, дорогой. Обещаю собрать по арене то, что останется от тебя, и предать Священному Пламени с молитвою. Слыхала я: копьё у неё промаха не знает, а доспех заговорён.

   - Не к лицу Главе Дома верить нянькиным сказкам!

   - Сестру Вайрику впору назвать не нянькиной сказкой, но опасным противником в поединке.

   Леру досадливо поморщился, подошёл вплотную.

   - Обещай лучше иное. Отомстить за меня, коли что, - всё в руце Единого!

   - Чего ради?

   - Не зли меня, Лафима. - Леру сгрёб её за плечо, рванул к себе - глаза в глаза. - Она - эркассари Ламбетская; ты - даргени Тайлемская. Не достаточный ли повод для мести?

   Даргени высвободилась, шлем её со звоном покатился по каменным плитам пола.

   - Тысячу раз повторяю: твои кровные дрязги меня не касаются! Коль подмога нужна - зови родных брата с сестрою.

   - Вспомнила! Толку от них меньше, чем от тебя. Милых двойняшек не интересует ничего, помимо кровосмешения.

   - Неспроста шепчут кругом: дурная в вас, Тайлемах, кровь. - Лафима брезгливо сплюнула по сторонам. - Тьфу, тьфу, изыди, Тьма Вековечная!

   На какой-то миг почудилось - вот сейчас дарген выхватит меч.

   - Ну довольно, Лафима. - Всё ж он обуздал себя. - Завтра ты возьмёшь на турнир боевое копьё и вызовешь сестру Вайрику - насмерть биться!

   Развернулся на каблуках, устремился прочь из оружейной залы: видно, счёл разговор с женой исчерпанным и возраженью не подлежащим.

   - Как бы не так. - Лафима даже голос не понизила ему вслед.

12.

   Утро воинского празднества выдалось подходящим: ясным, свежим, словно умытым. Бодрила росистая прохлада. Лучи осеннего солнца, прощально-щедрые, ласкали даже землю столичной арены - раз навсегда бесплодную, вытоптанную копытами и сапогами. Впрочем, любое светило равно щедро - до безразличия - и к саду, и к пустыне.

   На краю арены, против входа, воздвигли четыре шатра, и перед каждым - щит в рост человека, украшенный гербом и девизом. То был лагерь зачинщиков, и там уже ждали начала турнира Эрихью и Суламифь. Вокруг, на битком забитых трибунах, шумели в предвкушении зрители. На почётных местах, в креслах под тентами - знать, подобная стае экзотических птиц. На деревянных скамьях - публика не столь взыскательная, но тоже приодетая. Землянка находила в скромных нарядах простонародья больше вкуса и художества, чем в вычурной аристократической моде.

   Впервые участвовала Суламифь в настоящем воинском турнире. День сулил изобилие новых впечатлений; и инфокристалл в гербе заполнен был едва ли на четверть. Хорошо, что местные турниры - вполне безобидные, даже интересные спортивные состязания. Насмерть редко дерутся, и уж не для развлечения праздной толпы. Благоприятный предлог, конечно, для сведения старых счётов: мысль, невольно тревожащая, упорно гвоздящая - и с усилием отметаемая, как вздор.

   Эрихью, привстав на стременах, опознавал - по гербам и стягам - будущих соперников, собравшихся у входа. Своими выводами он охотно делился вслух, и настроенье его было безоблачным, как небо над головой.

   - Взгляни, Вайрика: весь цвет королевства Льюрского, ничтоже сумняшеся, явился нас посрамить. Вон, дарген Экслинский: немолод уже, но боец испытанный. Родной брат матушки Бариолы, между прочим - неужто на родную кровь копьё поднимет? Шэммун Вэндорский: именит скорее древностью рода, нежели собственной доблестью. Младший сын эркассара Арзуасского... ну, этот просто юнец горячий. И ещё... Священное Пламя! Никак, старая шэммуни Интанская?! Дуэлянтка, солдафонка, самодурка; трёх мужей в могилу свела, четвёртого догрызает. А уж дворни насмерть перепорола!.. Никак не уймётся, ведьма.