Виктор Тарнавский - Время жить. Пенталогия (СИ) Страница 18

За «Рейланом» числилось немало и других подвигов. Со временем он приобрел репутацию ревнителя честности и неподкупности и защитника интересов простых граждан. Немало политиков всех рангов как огня боялись попасть на его страницы в нелицеприятном контексте, а некоторые крупные фирмы, в борьбе за доходы позволившие себе нечестную игру, после публикаций в «Рейлане» были вынуждены сообщить о снижении прибыли. Против газеты было возбуждено немало судебных процессов, но Кир Калансис хорошо помнил о своем юридическом образовании. К тому же, поддавшись в начале своей деятельности на несколько провокаций, он твердо следовал правилу не выпускать никакой, даже самой сенсационной или вопиющей информации без проверки и документального подтверждения.

Время шло, и друзья один за другим признавали свою неправоту. Небольшой объем газеты и дешевизна привлекали читателей и подписчиков, да и к тому же она была просто интересна. «Рейлан» стремительно набирал популярность. Тираж его в конце концов поднялся до двенадцати миллионов — очень много даже для страны со 180-миллионным населением, что принесло ему славу самой читаемой в мире газеты. Калансис мог позволить себе самые высокие расценки за рекламу, а на полученные доходы создать в стране и за границей обширную сеть по сбору информации, считающуюся даже более надежной, чем чинетское федеральное телеграфное агентство.

Вместе с газетой росла слава и ее главного редактора. Еженедельную редакторскую колонку — полный юмора, а иногда весьма язвительный комментарий к событиям, произошедшим в стране и в мире за неделю, — читала вся Чинерта. Кира Калансиса узнавали на улице, а редакцию ежедневно приходили мешки писем, адресованных «лично редактору Калансису».

Жизнь, вроде бы, установилась прочно и навсегда. Многие из друзей Калансиса были политиками, он был своим человеком в их кругу. Не замечая того, он сам оказывал немалое влияние на политику, но идея заняться политикой самому, наверно, и не приходила ему в голову — Кир Калансис дорожил своей свободой и независимостью и любил свое дело.

Все вышло весьма неожиданно. На одном из высоких приемов незадолго до выборов в разгар сезона выдвижения кандидатов престарелый президент Ладанис при всех стал высказывать редактору Калансису свою обиду по поводу последней редакторской колонки в «Рейлане», где автор, подводя итоги семи с лишним лет правления нынешней администрации, не нашел лучшего определения для этой деятельности, чем «бег на месте».

— Вы уж очень любите всех критиковать, — со вздохом было сказано в заключении этой нравоучительной речи. — Со стороны это всегда просто. А попробовали бы сами побыть на моем месте!

Кир Калансис обвел взглядом круг зрителей, вместивший в себя уже всех присутствующих.

— Хорошо, — принял он вызов. — Я попробую немного побыть на вашем месте, господин президент. Итак, господа, сим объявляю, что выставляю свою персону, гм, то есть, кандидатуру, на пост президента Чинерты. Как независимый кандидат.

Возможно, уже через минуту Кир Калансис искренне пожалел о сказанном, но было уже поздно. На приеме присутствовали и коллеги-журналисты, сенсационное сообщение прозвучало на следующий день по телевидению и появилось во всех газетах, так что делать было нечего — оставалось только идти до конца.

У Кира Калансиса, как и у всех кандидатов, началась горячая пора. Верный своему принципу браться за любое начатое дело всерьез и доводить его до конца, он совершил несколько поездок по стране, выступил в теледебатах, где благодаря своей искренности, чувству юмора и быстрой реакции смотрелся намного лучше других кандидатов, и на все сто процентов использовал положенное ему по закону время на предвыборные телевизионные ролики.

За это время Киру Калансису довелось встретиться со многими людьми, узнать много нового, услышать о себе немало как хороших вещей, так и брани. Многие люди, которых он совсем не знал или с которыми у него были до этого вполне нормальные отношения, вслух и печатно называли его дилетантом, бессовестным демагогом, а в неофициальной обстановке и зарвавшимся писакой. Ему приходилось слышать, что он скрывает свои доходы от налогообложения, что знаменитые редакторские колонки на самом деле пишут за него другие, и даже что зеллиец никогда не будет избран президентом в стране, где большинство населения составляют чинеты.

У Кира Калансиса не было ни желания, ни времени не только отвечать, а даже и читать эти вздорные обвинения. Часто недосыпая (но не теряя аппетита) он продолжал изматывающую гонку, про себя и вслух проклиная и президента Ладаниса с его обидой, и свое собственное мальчишество.

— Это какой-то кошмар, — говорил друзьям Калансис. — В жизни никогда не буду больше баллотироваться ни в какие президенты!

Наконец, «дни большого кошмара», как окрестил предвыборную кампанию сам Калансис, подошли к концу, и настал день выборов. Свои шансы Калансис оценивал не слишком высоко — за ним не стоял мощный пропагандистский аппарат политических партий, организовывать предвыборную кампанию ему помогали друзья, а не профессионалы, многое приходилось делать экспромтом и при том считать каждый ларк. В общем, он с сильным недоверием относился к опросам, неизменно предрекавшим ему, как минимум, выход во второй тур голосования.

Но оказалось, что Кир Калансис сильно недооценивал свою популярность. Уже в первом туре он набрал пятьдесят четыре процента голосов и был провозглашен седьмым президентом Чинерты. Теперь отступать было уж точно некуда, и Кир Калансис набрал правительство, которое, кажется, сам он и назвал в шутку редколлегией, и приступил к выполнению многотрудных президентских обязанностей.

С этого времени прошло почти полгода. Кое-что было сделано, многое делалось, еще больше было запланировано, и даже проводя вечер выходного дня со старыми друзьями, президент Калансис не смог удержаться от разговора о своих планах и заботах.

Держался он, правда, довольно долго. Обед был съеден, по чашкам был разлит лакин— настоянный на особой смеси трав горячий ароматный напиток, лично заваренный супругой президента Нейри Калансис по бабушкиному рецепту. За столом давно установилась та атмосфера непринужденного веселья, которая обычна при встрече старых друзей, которым всегда есть что сказать и рассказать друг другу, с которыми можно оставаться самим собой и с которыми всегда можно поделиться всем, что лежит на душе, и быть выслушанным и понятым.

Но пока в гостиной слышались шутки и смех. Университетский товарищ Кира Калансиса а ныне судья Торви Арнинг в комически-драматическом стиле рассказывал о приключениях во время последнего отпуска, который они с женой провели в сравнительно редко посещаемом туристами районе в предгорьях Великой Южной Стены. Нейри Калансис — высокая, стройная, в свои пятьдесят с лишним такая же красивая, как и десять, и пятнадцать, и двадцать пять лет назад, весело и беззаботно смеялась. Линн Арнинг — чуть ниже среднего роста, плотная, с тяжелой копной черных, чуть тронутой сединой волос — слушала мужа с иронической улыбкой и время от времени вставляла в его рассказ меткие комментарии. Сын Арнингов Гредер, женатый на младшей дочери президента Рэл — двадцатисемилетний здоровяк, в недалеком прошлом дважды чемпион Галанского университета по специальной борьбе, но тем не менее, четыре года назад успешно закончивший экономический факультет этого университета — участия в этих приключениях не принимал и поэтому пока отмалчивался.

За окном шумел дождь, в углу мерно тикали часы, а первый президент Корк Мантерис, задумчиво улыбаясь чему-то своему, смотрел с портрета куда-то на дальний конец стола, где сидели самый старший из присутствующих 66-летний профессор социологии Костас Феланис и его жена Эри — такая седая добрая бабушка, выглядевшая старше своего по-спортивному подтянутого мужа.

Костас Феланис не проявлял особого интереса к приключениям Арнингов. Сам он проводил все отпуска дома за письменным столом, с предубеждением относился к лазаниям по горам и ночевкам в третьеразрядных отелях, а всем видам активного отдыха предпочитал бег на длинные дистанции. Сейчас он, слегка наклонив голову, вполголоса обменивался репликами со своим соседом — бывшим заместителем Калансиса, а теперь главным редактором «Рейлана» Барком Негелисом.

Так же в пол-уха, но уже по другой причине, слушала рассказ Арнинга жена Барка Тэй Негелис по прозвищу мама Тэй, сильно располневшая за последние годы, но не потерявшая ни капли живости и жизнерадостности. Дождавшись, пока Торви Арнинг дойдет до благополучного возвращения к благам цивилизации и в разговоре наступит пауза, она немедленно повернулась к Киру Калансису.

— Слушай, Кир, ты можешь обдурить кого угодно, но только не меня. Ты смеешься, шутишь, но глаза у тебя тревожные. У тебя снова какие-то проблемы? Что случилось, в конце концов? Не зря же Нейри нас всех сюда позвала.