Дуглас Адамс - Ресторан на краю Вселенной (перевод В.Филиппова) Страница 18

Он поднял руку и улыбнулся. Его улыбка шла не только от уха до уха, но, казалось, еще и выступала за естественные границы его лица.

– Спасибо, дамы и господа! – крикнул он. – Большое спасибо! Благодарю вас.

Он подмигнул.

– Дамы и господа, – сказал он. – Как мы знаем, к настоящему моменту Вселенная существует уже более ста семидесяти тысяч миллионов миллиардов лет, а ее конец настанет через немногим более получаса. Итак, добро пожаловать в Маккосмикс, Ресторан «Конец Вселенной»!

Он махнул рукой, чем вызвал очередной взрыв аплодисментов. Еще раз взмахнув рукой, он оборвал его.

– Я ваш хозяин на сегодня, – сказал он, – меня зовут Макс Квордлиплен.

(Все и так это знали, представления в Ресторане были известны во всей обитаемой Галактике, но он сделал это просто для того, чтобы дать аудитории возможность поаплодировать.)

– Я только что вернулся с самого самого самого что ни на есть противоположного конца времен, куда меня пригласили выступить в Большом Трахбургер-Баре. И это был замечательный вечер, дамы и господа, а сегодня я с вами, и мы вместе будем переживать величайшее событие – Конец Самой Истории!

Взрыв аплодисментов стих, когда свет в зале притушили еще больше. На каждом столике сами собой зажглись свечи, и это вызвало восхищенный вздох всех собравшихся. Они превратили зал в скопление нервных огоньков и дрожащих теней. По залу побежал шепоток, а золотой купол над ними становился все прозрачнее, прозрачнее…

Макс заговорил тише:

– Итак, дамы и господа: – свечи горят, оркестр наигрывает что-то мягкое, и защищенный силовым полем купол медленно тает, и мы оказываемся под небом, полным света набухших звезд. Я предвижу сегодня славный вечерний апокалипсис.

Даже едва слышное треньканье оркестра стихло, когда на публику опустилось облако тяжелого шока при виде того, что еще не все из присутствующих видели.

Чудовищный, мертвенный свет хлынул в зал,

– жуткий свет,

– распухший, гноящийся свет,

– свет, от которого стошнило бы всех чертей в аду.

Вселенная близилась к концу.

Несколько нескончаемых мгновений Ресторан бесшумно скользил сквозь бушующую пустоту. Затем Макс снова заговорил.

– Специально для тех, кто надеялся увидеть свет в конце туннеля, – сказал он. – Вот он!

Оркестр врезал марш.

– Благодарю вас, дамы и господа, – вскричал Макс, – я снова буду с вами через несколько минут, а пока я оставляю вас на милость крайне любезного мистера Рэга Аннигили. Рэг Аннигили и его Катаклизмик-Бэнд! Аплодисменты, дамы и господа, встретим Рэга и мальчиков!

В небесах продолжалась агония Вселенной.

Послышалось несколько неуверенных хлопков, к которым в конце концов присоединился весь зал, и все снова задвигались, и продолжили разговоры. Макс пошел в обход зала, отпуская шуточки, взрываясь смехом, зарабатывая на жизнь.

К Зафоду Библброксу подошло большое жирное четвероногое, отдаленно напоминающее корову, с большими печальными глазами, маленькими рожками, и почти заискивающей улыбкой на губах.

– Добрый вечер, – промычало оно, и тяжело опустилось на корточки. – Я Фирменное Блюдо. Могу ли я предложить вам себя?

– Оно тяжело вздохнуло, мирно посмотрело на всех, и поудобнее расставило передние ноги.

Его взгляд встретился со взглядами Артура и Триллиан, полных испуганного недоумения, взглядом Форда Префекта, полным абсолютного спокойствия, и взглядом Зафода Библброкса, полным жгучего голода.

– Может быть, кусочек грудинки? – предложило Фирменное Блюдо. – Тушеной в белом винном соусе?

– Э-э… твоей грудинки? – шепот Артура был звуковым аналогом его взгляда.

– Ну разумеется, моей грудинки, сэр, – укоряюще промычало Фирменное Блюдо. – Чью же еще я вправе предлагать?

Зафод вскочил на ноги и принялся, облизываясь, ощупывать грудинку Фирменного Блюда.

– Окорок тоже очень хорош, – бормотало Блюдо. – Я много двигалось, и хорошо питалось, так что в нем очень много качественного мяса. – Оно мелодично фыркнуло, срыгнуло жвачку, пожевало ее, и снова проглотило.

– Может быть, рагу из вырезки? – добавило оно.

– Ты хочешь сказать, что это животное в самом деле хочет, чтобы мы его съели? – шепотом спросила Триллиан у Форда.

– Я? – удивился Форд. Глаза его полностью остекленели.

– Я вообще ничего не хочу сказать.

– Но это же абсолютно ужасно, – вскричал Артур, – никогда не слышал ничего противнее!

– В чем проблема, землянин? – спросил Зафод, перемещая внимание на окорок Блюда.

– Но я не хочу есть животное, которое стоит передо мной, и приглашает меня его съесть, – сказал Артур. – Это жестоко.

– Лучше, чем есть животное, которое не хочет, чтобы его съели, – заметил Зафод.

– Не в том дело, – возразил Артур. Потом он подумал над словами Зафода. – Ладно, – сказал он, – может быть, дело именно в этом. Мне все равно, я не хочу об этом думать сейчас. Я просто… э…

Вселенная корчилась над ними в предсмертнах судорогах.

– Я лучше закажу шпинат, – пробормотал Артур.

– Могу ли я обратить ваше внимание на печень? – спросило животное, – она уже должна стать жирной и нежной. Я себя насильно раскармливало последние несколько месяцев.

– Шпинат, – твердо сказал Артур.

– Шпинат? – переспросило животное, неодобрительно уставившись на Артура.

– Ты собираешься сказать мне, что шпинат брать не стоит?

– Что ж, – сказало животное, – я встречало много овощей, мнение которых по этому поводу отличалось от вашего. Именно поэтому решили раз и навсегда покончить с этой запутанной проблемой и вывести животное, которое на самом деле хочет, чтобы его съели, и может четко и ясно сказать об этом. И это я.

Оно отвесило очень короткий поклон.

– Стакан воды, пожалуйста, – сказал Артур.

– Слушай, – сказал Зафод, – мы есть хотим, а не спорить по поводу диетических блюд. Четыре больших бифштекса, с кровью, и побыстрее. Мы не ели последние пятьсот семьдесят шесть тысяч миллионов лет.

Фирменное Блюдо с трудом поднялось. Оно мелодично рыгнуло.

– Хороший выбор, сэр, если можно так выразиться. Хорошо, а теперь я пойду и застрелюсь.

Оно повернулось, и дружески подмигнуло Артуру.

– Не волнуйтесь, сэр, – сказало оно. – Я буду очень гуманно.

И неторопливо потрусило в направлении кухни.

Через несколько минут официант подал четыре огромных дымящихся бифштекса. Зафод и Форд вгрызлись в них без всяких колебаний. Триллиан посмотрела на них, пожала плечами, и принялась за свою порцию.

Артур уставился на них, чувствуя, что его подташнивает.

– Землянин, – спросил Зафод, мерзко ухмыляясь той физиономией, которая не была занята поглощением бифштекса, – что тебя гложет?

И оркестр снова врезал марш.

Воздух был полон веселой болтовни, смесью экзотических запахов невиданных растений, изысканной еды и весьма коварных напитков. На бесконечное число миль вокруг бушевал последний космический шторм, готовясь к ошеломляющей кульминации. Взглянув на часы, Макс восторженно выскочил на сцену.

– А теперь, дамы и господа, – сверкнул он своей каминной решеткой, – скажите мне, все ли вы прекрасно проводите время?

– Да, – крикнули те, кто всегда кричит «Да», если конфераньсе спрашивает их, хорошо ли они проводят время.

– Отлично, – с энтузиазмом воскликнул Макс, – просто отлично. И сейчас, когда фотонные бури срывают последние облака с красных горячих звезд, готовясь разорвать их на маленькие клочочки, я знаю, что вы готовы насладиться вместе со мной тем, что, я точно знаю, будет нашим самым большим и последним впечатлением.

Он помолчал. И снова блеснул улыбкой.

– Поверьте, дамы и господа, – сказал он, – после этого никаких впечатлений уже не будет.

Он снова сделал паузу. Сегодня он как никогда рассчитал ритм своего выступления. Раз за разом он говорил это, из вечера в вечер. Не то чтобы слово вечер что-то значило сейчас, у конца времен. Сейчас было только бесконечным повторением одного и того же последнего момента, в который Ресторан качнется и рухнет за грань края времени – и вернется обратно. В этот вечер, тем не менее, все шло даже лучше обычного, и аудитория была послушна движениям его болезнненных пальцев. Его голос стал тише. Теперь он почти шептал, и посетителям приходилось напрягаться, чтобы расслышать его.

– Это, – сказал он, – на самом деле абсолютный конец, последняя жуткая катастрофа, в которой исчезает все многообразие творения. Это, дамы и господа, и есть пресловутый Черный День.

Он еще понизил голос. В наступившей тишине муха не осмелилась бы даже кашлянуть.

– После этого, – сказал он, – нет ничего. Пустота. Пропасть. Забвение. Абсолютное ничто…

Его глаза сверкнули – или блеснули?

– Нет ничего… – конечно, кроме тележки со сладостями, и прекрасных альдебаранских ликеров!