Чарльз Ингрид - Несущий перемены Страница 18

Да, они всю жизнь провели, ожидая и надеясь, как и предшествующие поколения. Но никто из них не был в действительности готов ко всем изменениям, которые могли с ними случиться. Преображение или открытие силы внутри них и сама эта сила могли оказать слишком большое влияние и проявляться по-разному. Дорея приобрела способность знать истину и предвидеть будущее, приобрела двойное чувство реальности, и это смутило ее настолько, что она вырвала себе глаза, лишь бы избавиться от непривычных и ужасающих видений.

С одной стороны, трудно было хладнокровно предвидеть будущее, ибо так или иначе, всех их ожидала смерть. Какой бы трагической ни была реакция Дореи, виноват в этом был не бахдар, а ее прежние представления. Чирек понял, что должен подготовить свою паству, или ему придется бороться с массовой истерией и хаосом.

– Надо сообщить Малаки, – заметил Сели отряхиваясь.

– Нет.

– Нет?

– Пока еще рано.

– Но, Прелат…

Чирек выпрямился во весь рост.

– Сели, в этом ты должен положиться на меня.

Широкие ноздри слегка задергались, и чоя наконец кивнул.

– Хорошо, – он погладил руки Дореи. – Тебе лучше?

Чоя устало кивнула.

– Хорошо, – Чирек поднял сумку. – Я заберу ее отсюда, найду жилье и попробую помочь Дорее.

Простолюдины были лишены массивных храмов, как у Домов, но у них были святилища, молитвенные дома, где их содержали во время очищения, и Дорею можно было поместить туда, обследовать и подготовить, а также выяснить пределы ее новых способностей.

Кроме того, ей следовало молчать.

Дорея подняла голову, как будто услышав его мысли. Ее губы приоткрылись, и она прошептала, так тихо, что Сели не услышал ее.

– Твои руки обагрятся кровью трижды, священник Чирек. Будь осторожен, не пролей ее на улицах, иначе все пропало.

Он изумленно взглянул на чоя.

– Что?!

Безучастными голосами она повторила:

– Твои руки обагрятся кровью трижды. Будь осторожен, не пролей ее на улицах, иначе все пропало.

Холод, такой же пронзительный, как во время первых заморозков, прошел по спине Чирека, несмотря на невыносимую жару.

Глава 10

Знания об Огненном доме не принесли покоя. Мысли о нем вертелись в голове Палатона, воспоминания вспыхивали апельсиновым и желто-алым сиянием с голубым оттенком, но постепенно становились малиновыми, нестерпимо яркими, и растекались по мрамору, устремляясь в синее небо… пламя пожирало всю планету, видимую откуда-то сверху.

Палатон в испуге проснулся, потер ладонями глаза и обнаружил, что его лицо стало мокрым от пота. Его руки еще дрожали.

– Вездесущий Боже… – пробормотал он, и в его горле запершило от пепла и дыма, как будто он и в самом деле побывал среди пожарища. Осторожно потянувшись к столу, он налил в стакан воды. Осушив его, Палатон сбросил ноги с ложа и сел.

Был ли это сон или предвидение? Что он переживал – отражение своих опасений или будущее? Как он мог узнать об этом без бахдара?

Его голова гудела, и он выпил еще стакан воды – порывисто, слишком быстро, пытаясь избавиться от боли в висках и лбу. Боль утихла, стала пульсирующей, когда Палатон сел в темноте комнаты и огляделся, пытаясь определить, где находится и который теперь час.

Ему снилось, как он вылетает из Хаоса и обнаруживает вместо Чо руины. Его охватило смятение, стенки боевого корабля почти совсем истончились – реальность изменилась так, как бывало во время межпространственного прыжка, но казалась такой ясной, такой реальной… Он спал без снов с тех пор, как его бахдар оказался у Рэнда. На мгновение он страстно пожелал вернуть его, ощутить внутри, там, где и было ему место. Палатон поставил стакан на поднос и пронаблюдал, как он исчез под захлопнувшимся люком. Император мог потребовать себе стакан воды в любое время дня и ночи, но не мог повелевать бахдаром.

Он снова лег, но сон не возвращался, дыхание было по-прежнему учащенным, кровь упруго толкалась в венах. Палатон встал и оделся, выбрав легкую неформенную одежду, ибо дворец наполнила жара летней ночи, и вышел из комнаты.

Он больше не мог пренебрегать предупреждениями своей натуры. Отцом его стал кто-то из Огненного дома, его ДНК оказалась сильнее материнской и уничтожала все сходство Пала-тона с чоя из Звездного дома. Если вспомнить об этом, печально подумал Палатон, горько скривив губы, то даже хорошо, что он лишился бахдара. Судя по немногочисленным сведениям о прошлом Огненного дома, его потомки были сумасбродными и опасными… их дар не был достоин спасения, хотя они, вероятно, заложили основу всей жизни чоя, унаследовавших сверхъестественные способности.

Что касается Земного дома, скрывавшего чоя из Огненного дома, переживших геноцид, там были заинтересованы только в укреплении способностей своего Дома, тайно манипулировали генетическими кодами.

Палатон споткнулся на ровном полу коридора, оперся рукой о стену и почувствовал, как яростно колотится сердце. Земной дом… не удивительно, что они уже трижды пытались убить его! Они-то знали, кто такой Палатон! Они знали обо всем с самого начала. Палатон не понимал, каковы их мотивы, знал только, что они хотят его смерти, а теперь все стало ясным: они знали его происхождение. Они нанимали убийц не потому, что опасались за свои тайны. Они сделали это, потому что Палатон, венец их планов и замыслов, оказался вне их досягаемости.

Он стал наследником престола, перейдя дорогу Ариату, не заплатив долга, не поклявшись ни в чем, не признавая генетического родства, не позволяя управлять собой.

Палатон выпрямился в полумраке коридора. Должно быть, чоя Земного дома взволновались еще с тех пор, как он стал тезаром, когда внезапно он вышел из-под их влияния, взлетев на такую высоту, что с ним стало трудно тягаться. Окончательно все решилось во время Двухдневной войны, но теперь Палатон понимал – они не хотят и не могут остановиться.

Земной дом будет угрожать ему, пока считает, что лучший выход – уничтожить собственное творение, существования которого они теперь боялись сильнее всего.

Но почему? Почему и Земной, и Небесный, и Звездный дома так боятся Огненного?

Теперь вся сила у Рэнда, и если кто-нибудь узнает о тайне, его друг станет удобной мишенью. Палатон должен был сделать все, чтобы вернуть себе силу, понять ее скрытые возможности, пока Рэнд не начал пользоваться ими и пока соглашается их лишиться. Древний архив, спрятанный под храмом Сету, уничтожен… но Палатон был уверен: хранящиеся в нем документы не пропали.

Несомненно, сделанное дедом причисление Палатона к рангу тезаров спасло ему жизнь.

Ему надо найти способ защитить Рэнда. Но он чувствовал себя так, как будто еще зеленым курсантом впервые оказался в Хаосе, следуя за наставником – когда завесы лабиринтов внезапно разошлись, и ему открылось сияние истины, которую ничто было не в силах изменить или умалить.

Будущее казалось совершенно ясным.

Теперь, впервые в жизни, Палатон мог действовать согласно своей судьбе.

Йорана проснулась, когда дверь в ее комнату с шуршанием открылась. Шаги к постели были неуверенными, и она села, потянувшись за инфорсером, не представляя себе, кто мог иметь глупость нарушить поле у двери ее комнаты, не вызвав сигнала. Она слегка расслабилась, вспомнив, что только единственный чоя мог это сделать.

Она еще не привыкла к темноте, но сразу же узнала голоса нежданного гостя.

– Не могу заснуть, – сказал Палатон.

– И я тоже, – улыбнулась Йорана, чувствуя, как легкая дрожь голосов выдает ее ложь.

Он присел на постель, и она легла на спину, в уютное гнездо, где проснулась. Он излучал тепло и силу, и она обнаружила, что возбуждается без единого прикосновения. Но в нем чувствовалась странная пустота, явно чего-то не хватало. Она не ощущала бахдара и поняла, что Палатон утомлен и измучен, ждет ее утешения и помощи, а не только удовлетворения. Должно быть, защита Рэнда и в самом деле отнимала у него много сил. Йорана могла бы помочь ему – временно, и охотно сделала бы это. Но Палатон ни о чем не просил. Она протянула руку, и Палатон крепко сжал ее, поднеся к губам.

– Кажется, я знаю, чем утешить тебя, – заметила она.

– Я пришел не за утешением.

Йорана рассмеялась, и этот смех был возбужденным и прерывистым, выказывая ее настроение. Он приглушил ее смех губами – жадными и нежными, страстными и обещающими, и она подалась ближе в его руках. Она не знала, когда он разбудил ее, но молилась, чтобы им досталась вся ночь – и чтобы эта ночь длилась вечно.

В другой комнате, неподалеку от них, Рэнд внезапно проснулся, чувствуя, что подложенная под щеку рука онемела, а спина затекла. Поморгав, он понял, где находится – сидя в кресле возле ложа Риндалана, он, по-видимому, задремал. Свет в комнате был приглушен, приборы отключены, кроме некоторых, продолжающих необходимую работу всю ночь.

Он потряс рукой, чувствуя, как вместе с покалыванием в ней восстанавливается кровообращение, и нагнулся, разминая затекшую спину. За обедом Палатон говорил совсем немного, и Рэнд ощущал, как он подавлен своими мыслями. Потеря Риндалана в качестве советника оказалась тяжелым ударом. А когда Палатон отправился проведать деда, Рэнд остался в полном одиночестве. Он пришел сюда, стремясь хотя бы быть поближе к Ринди. Кативар сидел у ложа больного только когда хотел, чтобы его бдения заметили. Рэнд приходил сюда все чаще и обнаруживал, что у больного дежурят только врачи.