Рэй Брэдбери - Отныне и вовек (сборник) Страница 18

– А мы на них ответим. И выполним свою миссию. После того, как разделаемся с Левиафаном. Будем учиться ремеслу чистого разрушения. Посмотрите на Левиафана! Что это? Летящий ужас, что вырвался из горла Божьего, когда Он, изведав тьмы, спал? Изнуренный временем, изможденный после Сотворения мира, содрогнулся ли Бог в неудержимом приступе кашля, чтобы избавиться от этого обескровленного сгустка? Кто знает, кто способен угадать или рассказать? Мне известно лишь одно: этот древний бич, этот выплюнутый ком, что угрожает Вселенной, гонится за нами по пятам. Теперь умерим свой пыл. Где Бог – там весна и свежие ветры. А Левиафан несет кровопролитие и гибель. Великий Боже, я преклоняюсь пред Тобой. Но Твой старый недуг пришел разрушить тело мое, раздробить кости и полыхнуть в мои мертвые глаза своим зловещим светом. Только безумие даст мне силы для этой последней ночи. Только сумасшествие позволит вести долгую битву по всему фронту. Задохнувшись и погибнув у тебя в лапах, Левиафан, вернусь я к моему Господу.

Мы застыли, словно околдованные.

Наконец Рэдли осмелился высказаться:

– Ад, о котором вы вели речь… он и есть тот самый ад?

– Что тут скажешь, – ответил капитан, – ведь это явилась сама Смерть, чтобы свести старые счеты. Бог оценивает Себя на Земле в четыре миллиарда сил. Но это чудовище собирается нарушить порядок вещей. За какой-нибудь месяц эта тварь длиной в световой год взметнет Тихий океан и затопит все живое на Земле.

– Но наши ученые, сэр… – начал Рэдли.

– Слепцы! – проорал капитан. – Нет, хуже! Ибо даже слепой, как я, способен видеть! Ведь в прежних своих нашествиях Левиафан обходил нашу Землю за миллионы километров.

– А в этот раз, – настаивал Рэдли, – согласно расчетам, комета пройдет на расстоянии в шесть раз большем от Земли.

– Вы, умники, предвидите Выживание? А я предвижу Смерть! – проревел капитан. – Это будут наши похороны. Преображенный, переброшенный на новые орбиты, прикормленный далекими темными мирами, недоступными нашему наблюдению, и подгоняемый силами зла, Левиафан сейчас меняет курс, чтобы обречь нас всех на смерть. Разве никто этого не видит или всем все равно?

Стоя в шеренгах, мы беспокойно переминались с ноги на ногу. Речи капитана отдавали безумием, а между тем он был преисполнен силы и твердости.

– Если все, что вы сказали, – правда, нам следует быть начеку, – выговорил наконец Рэдли.

– Так точно! – гаркнули мы как один.

– Вот доказательства, Рэдли, – сказал капитан. – Здесь все мои выкладки. – Он достал из кармана кителя диск и протянул его на голос Рэдли. – Введите их в компьютер как можно быстрее: призовите на помощь все свои способности и Божий промысел.

– Я сам возьмусь за ваши графики, сэр, – хмуро заверил Рэдли.

– Поспеши, – приказал капитан. – Обработай, изучи – и увидишь.

Рэдли покрутил диск в руках.

– Ибо здесь ты найдешь Страшный суд, – продолжал капитан. – Но коли случится тебе найти безмятежность, желанный покой и приятные путешествия, дружище… коли найдешь чистые небеса и зеленые райские кущи, подтверди это изящными расчетами! Поиграй на компьютере. Если заключительным аккордом будет радость, я приму ее и распоряжусь повернуть назад, к пастбищам, где резвятся конские табуны; отдам такой приказ без тени сожаления.

– Уговор дороже денег, сэр.

– Где твоя рука? – спросил капитан, протягивая свою руку.

– Вот она, сэр.

Капитан сжал ему руку:

– А теперь, дружище, займись делом. Мы с тобой ударили по рукам. Поддержат ли нас остальные сердцем и душой?

– Поддержим! – раздались наши голоса.

– Всем, чем сможем! – добавил я.

– Мы – за! – неслось из строя.

Не отпуская руки Рэдли и впечатывая в его ладонь диск, капитан прокричал последнюю клятву:

– Раны Христовы да поглотят комету! Благодарствую за эти сладостные звуки. Команда! Наш долг свят. Не будет людей более великих, чем вы, в истории человечества, хотя пески времени вечно бегут в часах, огромных, как берег Творения в далеком Центавре! Спасем же нашу Землю! Навигаторы, по местам! Помните: Левиафан – это длинный белый гнойный рубец на теле космоса, свет, что гасит свет. Исцеление – в наших руках. Проверьте системы слежения. Первый, кто засечет комету, получит двойное жалованье за этот рейс! Вольно. Разойдись!

Все ринулись на свои места – все, только не Квелл. Почувствовав, что мой друг медлит, я обернулся и увидел, что Квелл глазеет на капитана, будто узрел в нем кошмар своей жизни. Рэдли, тоже заметивший эту сцену, остался молча стоять рядом с капитаном.

Капитан, словно почувствовав это молчаливое напряжение, сказал:

– Свободен, Рэдли.

– Есть, сэр.

Рэдли повернулся и вышел.

– Измаил? – внезапно обратился ко мне капитан. – Свободен.

– Есть, сэр!

Я отдал честь под его невидящим взглядом и зашагал прочь, но остановился, чтобы еще раз посмотреть на капитана и Квелла.

От капитана не укрылось, что Квелл подходит все ближе и ближе. А Квелл между тем не поднимал глаз. Капитан потянулся пальцами к его странной зеленоватой физиономии. И вдруг отдернул руку, словно обжегся. Вслед за тем он развернулся и поспешил к выходу из главного отсека; пропустив его, дверь с шепотом закрылась.

Последовала долгая пауза – по лицу Квелла мелькали тени его собственного будущего. Видеть такое было невыносимо.

А потом я услышал голоса членов экипажа, доносившиеся отовсюду, раз за разом.

– Комета «Франциск-двенадцать».

– Комета Галлея.

– Комета «Папа Иннокентий Третий».

– Комета «Великая Индия – восемьдесят восемь».

– Комета Алкивиада.

На огромном звездном экране я наблюдал бесконечное шествие комет, метеоров и звездных кластеров, зависающих в темноте.

– А что такое комета? – услышал я собственный голос. – Нет, правда, кто может знать? – ответил я сам себе. – Испарения Вселенной. Сгусток желчи Творца нашего. Квелл?

Мысли Квелла коснулись моего сознания.

– У меня на родине такие кометы называют паломницами, летучими странницами, голодайками. Соображаешь? В нашей истории столько же романтической чепухи, сколько и в вашей.

– В таком случае, – начал я, – у капитана свои причины искать комету, а у нас свои. Хорошее дело – загадка.

– Загадка, – повторил Квелл. – Пойдем-ка на боковую. Может, увидим сон, а в этом сне найдем и разгадку. Загадка. Загадка.

Посреди ночи я сквозь сон услышал какое-то шевеление. Квелл. Я почувствовал движения его разума у себя в мозгу, а потом уловил призыв: «Восстаньте и слушайте».

А вслед за тем прозвучало имя – и не только у меня в голове. Квелл произнес по слогам: «И-ли-я».

– Квелл, – позвал я шепотом.

Что совсем удивительно – голос, который я услышал посреди ночи, не принадлежал Квеллу: это был голос в его голове. Вызванный из прошлого голос Илии.

– Внемлющий да услышит! – В последний раз этот голос взывал ко мне на Земле – в церкви при космодроме. – Наступит такой миг, когда на борту этого корабля, в дальнем космосе, вы увидите землю, но земли не будет; застанете время, когда времени не будет – когда древние цари обрастут новой плотью и вернутся на свои престолы.

– Что это? – неслось из другого отсека, дальше по коридору.

– Да заткните же его, пусть умолкнет! – орал кто-то другой.

– Нет-нет, подождите, – зашептал я.

И Квелл продолжил голосом Илии:

– Тогда, вот тогда и корабль, и капитан, и команда – все, все погибнут. Все, кроме одного.

– Все? – переспросил кто-то.

– Кроме одного, – ответили ему.

– Все погибнут, – закончил Квелл не своим голосом.

После этого он молча вытянулся на койке и заснул.

Я перевернулся на другой бок, но сон как рукой сняло; меня не покидало ощущение, что вся команда лежала без сна до самого рассвета.

Часы в каждом кубрике тикали, напоминая о времени; наконец, вместо восхода солнца перед нашим мысленным взором появился ореол кометы в призрачной дымке, зависшей над койкой капитана, который оплакивал во сне собственную смерть.

Из бортового журнала первого помощника капитана Джона Рэдли:

«Записи, датированные 400-м годом до нашей эры. По слухам, предвестием смерти Александра Македонского стало появление кометы Персефоны. Комета Палестрина прилетела в первом году нашей эры; это могла быть и Вифлеемская звезда. Вот и все, что подкреплено документами, а остальное не в счет. Главные составляющие тела кометы – это газ метан и снег, холодный снег».

Мне не спалось; я поднялся с койки, и ноги сами понесли меня к капитанской каюте. Из-за плотно закрытой двери доносился бессвязный бред.

– Ни за что! – слышал я сдавленные стенания. – Нет, ни за что, говорю тебе. Убирайся! Вон отсюда!

В коридоре появилась чья-то фигура: Рэдли. Я отпрянул в темноту, когда первый помощник забарабанил в дверь капитанской каюты.

– Капитан?