Питер Дэвид - Легионы огня: из темноты Страница 2

Итак…

Я проходил мимо апартаментов Дурлы и услышал, что оттуда доносится что-то, похожее на рыдания. Забавно, что я до сих пор сохранил какие-то остатки галантности. Как обычно, меня сопровождали гвардейцы. Также со мной был мой помощник Дансени. Дансени, давний слуга Дома Моллари, был выше меня ростом, но с возрастом стал несколько ниже, как будто его тело согнулось под грузом прожитых лет. Он заметил этот звук еще раньше меня. Он замедлил шаги, и привлек мое внимание.

— Кажется, у кого-то проблемы, — заметил я, услышав плач. — Как вы думаете, мне стоит вмешаться?

— Не знаю, Ваше Высочество, — ответил он, что на самом деле означало «да».

— Мы можем проверить, в чем дело, Ваше Высочество, — предложил один из гвардейцев, остановившись около двери в апартаменты Дурлы.

— Вы? — скептически произнес я. — Вы исследуете вещи, стреляя в них. Это не осуждение, это просто констатация факта, так что, пожалуй, не стоит. Мне вовсе не хочется поручать это дело тому, кто изучает вещи, стреляя в них.

Полагаю, что могу справиться с этим сам.

— Сами, Ваше Высочество? — спросил другой гвардеец.

— Да. Сам. Я предпочитаю делать все до того, как это сделают за меня другие.

Без лишних слов, без стука или предупредительного звонка я вошел в комнату.

Войдя внутрь, я оказался в богато обставленной гостиной, полной статуэток. Похоже, что Дурле это нравилось. Я же чувствовал себя так, будто попал в музей, а не в жилое помещение. В дальней стороне гостиной находился огромный балкон, с которого открывался захватывающий вид на город. Вид из моего тронного зала был совсем не таким.

На балконе, опираясь на перила, стояла Мэриел. На мгновение мне показалось, что она готова броситься вниз. Обычно ее лицо было старательно накрашено, но в этот раз тушь была размазана. Ее лицо покрывали синие и красные полосы косметики, что придавало ему вид штормового неба на закате дня.

Заметив меня, она охнула и попыталась вытереть лицо. В результате еще сильнее размазала косметику по щекам, став похожей на ведьму из старых сказок.

— Я…. прошу прощения, Ваше Высочество, — сказала она, оставив отчаянные попытки привести себя в порядок. — Понимаете…. я не ожидала, что вы решите нанести визит…

— Успокойтесь, Мэриел, — сказал я, а потом достал из кармана своего белоснежного жилета носовой платок и протянул ей. Если честно, не могу передать словами, насколько я презираю традиционный белый цвет императорского одеяния. Майкл Гарибальди, мой старый друг на Вавилоне 5, однажды назвал его «костюмом цвета сливочного мороженого». [4] Не знаю, что именно он хотел этим сказать, но сомневаюсь, что это был комплимент. Не могу винить его за это, я сам нахожу в этом костюме очень мало привлекательного.

— Успокойтесь, — повторил я. — Я оказался здесь случайно. Просто шел мимо и услышал, что кто-то плачет. Вокруг так много тех, кто нуждается в помощи, — и я махнул рукой в сторону города. — Я не могу уделить внимания им всем. Но, по крайней мере, я могу помочь той, кто живет здесь, в этих четырех стенах, не так ли?

— Это так любезно с вашей стороны, Ваше Высочество.

— Оставьте нас, — сказал я гвардейцам. Дансени, со свойственной ему тактичностью, остался ждать в коридоре.

— Оставить вас, Ваше Высочество? — они были преисполнены подозрительности и медлили с выполнением приказа.

— Да.

— По приказу премьер-министра Дурлы мы обязаны все время быть рядом с вами, — сказал один из гвардейцев. Я бы мог привести здесь множество утонченных описаний, которые бы подошли ему в качестве характеристики, но, пожалуй, не стану этого делать. Мои гвардейцы были все словно на одно лицо.

Вышеупомянутый мистер Гарибальди называл их «бригадой долговязых жокеев».[5] Оборот «долговязый жокей» понятен мне не больше, чем выражение «костюм цвета сливочного мороженого», но я могу сказать одно: несомненно, мистер Гарибальди умеет подбирать красочные определения.

— Ваша верность приказам достойна похвалы, — произнес я.

— Рад стараться, Ваше Высочество.

— Но вы не учли две вещи. Здесь нет премьер-министра. Зато здесь есть я.

А теперь убирайтесь вон, пока я не приказал вам арестовать самих себя.

На мгновение гвардейцы обменялись нервными взглядами, а потом благоразумно вышли в коридор. Я снова повернулся к Мэриел. К моему удивлению, она слабо улыбнулась и даже тихо засмеялась.

— Арестовать самих себя. Весьма забавно, Ваше Высочество.

— Учитывая наши прежние отношения, Мэриел, думаю, что ты можешь называть меня просто Лондо.

— Нет, Ваше Высочество, — просто ответила она, — полагаю, что мне необходимо всегда помнить о том, какое положение вы занимаете.

Удивительное отношение.

— Хорошо. Возможно, так будет даже удобнее.

Я сделал несколько шагов по комнате, заложив руки за спину, как будто проводил инспекцию.

— Итак, может быть, ты скажешь мне о том, что так тебя расстроило?

— Не вижу в этом необходимости, Ваше Высочество. Пустяки. Просто взгрустнулось.

— Может, тебя чем-то обидел Дурла?

— Дурла? — эта мысль, казалось, позабавила ее еще больше, чем мое предыдущее замечание. — Нет-нет. На самом деле Дурлы даже нет здесь. Он в последнее время очень занят. Очень занят.

Она опустила глаза, внезапно заинтересовавшись тем, что держала в руках.

— Я не виню его за это. У него так много дел.

— Да-да. Полагаю, для того, чтобы подорвать порядок в регионах и привести наш мир к полному разрушению требуется очень много времени.

Она явно была удивлена моим тоном.

— Он ведь ваш премьер-министр. Я думала, что он исполняет ваши желания.

Он служит Приме Центавра, а Прима Центавра — это вы.

— Да, так говорят. Император — это живое воплощение Примы Центавра.

Древнее высказывание. Великая традиция. Думаю, что теория нравится мне больше, чем практика, — я пожал плечами. — Как бы там ни было, Дурла делает только то, что ему угодно. Он больше не советуется со мной, я ему больше не нужен. — Я искоса посмотрел на нее. — Как и ты, думается мне. Может, именно поэтому ты плакала? Ты тоскуешь по нему?

— Тоскую? — на мгновение она задумалась, как будто эта мысль никогда раньше не приходила ей в голову. Если она притворялась, то делала это мастерски. — Нет, — задумчиво произнесла она, — вряд ли я скучаю по нему так…. как я тоскую по себе.

— По себе?

Она попыталась ответить, но замолчала, обдумывая свои слова. Наконец, она сказала:

— Я думаю о том, как могла бы сложиться моя жизнь, Ваше Высочество.

Верите или нет, но у меня были планы. Мне столько хотелось сделать, когда я была маленькой…. конечно, это были не особо важные дела, но я… — она замолчала и покачала головой. — Простите, я увлеклась.

— Все в порядке, — сказал я ей, — не думаю, что мы могли бы обсуждать подобное тогда, когда ты была замужем за мной, Мэриел.

— Меня учили говорить то, что положено, — грустно ответила Мэриел. — Говорить о своих печалях и недостатках не подобает благовоспитанной центаврианке.

— Верно. Совершенно верно, — и я замер в ожидании.

И снова я должен возблагодарить небо за то, что больше не влюблен в эту женщину. Я смотрел на это общение отстранено: так кто-либо с любопытством глядит на свежий рубец, потрясенный тем, что такая отвратительная корка могла появиться на его теле. Разговаривая с Мэриел, я в какой-то мере срывал эту корку. Так как она не собиралась откровенничать, я поторопил ее:

— Итак, что же ты хотела сделать? Я имею в виду, в то время, когда ты была маленькой девочкой.

Она криво улыбнулась.

— Мне хотелось летать, — ответила она.

— Ну, это не так уж трудно, — фыркнул я, — Просто сесть в…

— Нет, Ваше Высочество, — мягко возразила она. — Я имела в виду не полет на корабле. Мне хотелось… — на ее лице расцвела широкая улыбка. И я вспомнил то время, когда впервые увидел ее. Я был восхищен. Я был поражен ее красотой.

Тогда я не знал, что под этой красотой прячется столь черная душа. Но кто я такой, чтобы обвинять в этом других?

— Мне хотелось полететь самостоятельно, — продолжила она. — Мне хотелось взмыть вверх, взмахнув руками, как птица. — Она тихо засмеялась над собой. — Это так глупо, знаю. Уверена, что вы именно так вы и подумали…