Ира Андронати - Малой кровью Страница 2

Товарищ, которого подобрали на станции, оказался старше всех — лет тридцати — и, как почти сразу по характерным жаргонным словечкам догадался Давид, до вербовки служил в армейской авиации. Звали его редким в наше время именем Макар. Что значит «блаженный». О чем Давид, когда-то от скуки выучивший значения практически всех известных в природе имен, и сообщил.

Когда выехали из поселка и покатили по дороге — грунтовой, но удивительно ровной, — Давид стал клевать носом. Лисицын, Стриженов и летчик приговорили вторую (то есть предпоследнюю) флягу клюковки, и Давид полудремой как бы позволил им обойтись без своего участия. То есть ему предложили, а он в это время спал. На самом деле ему просто хотелось иметь ясную голову.

«Ведь если все правда, — думал он, — если это не наколка, не дурацкий розыгрыш, не провокация какого-нибудь ЦРУ, — а в это он не верил, — то я сегодня покину Землю и неизвестно когда вернусь. И, может быть, вот это все я вижу в последний раз… «

Слева поднимался темный щетинистый Хамар-Дабан, слева — более светлые, с безлесными вершинами Саяны. Наверное, на Хамар-Дабане растет ель, подумал Давид, а на Саянах — сосна или пихта. А может, лиственница. Он попытался вспомнить, у какого дерева хвоя более светлая, и не смог. Почему-то казалось, что это важно.

У летчика Макара с собой тоже что-то было, и скоро сзади запели: «Не вейтеся, чайки, над мо-ой-е-е-е-е-рем… «, а потом — «Бродяга к Байкалу подходит… «.

Незаметно для себя Давид стал подпевать. «Перемахнув через Урал, — прощай, Европа! — я удрал в далекую страну Хамар-Дабан!.. «

Часа через три сделали остановку, оправились, перекусили бутербродами с омульком и выпили горячего чаю из большого помятого термоса. Девушка Тамара поглядывала на часы. Пока отдыхали, мимо пропылили три грузовика и автобус.

Тамара поднялась на ноги.

— Ребята, — сказала она негромко. — Сейчас последняя возможность остаться. Доберетесь обратно на попутках, это здесь не проблема. Если же поедете дальше, то возможность соскочить потом будет только одна — через стирание памяти. Ничего приятного в этой процедуре нет… Решайте.

Она повернулась и пошла к кабине, а ребята, почему-то стесняясь посмотреть друг на друга, полезли в будку. И тихо расселись по своим местам. Макар попытался как-то изысканно пошутить — его не поддержали.

Потом уже до темноты ехали без остановок. Остальные задремали — благо оказалось, что сиденья откидываются, как в самолете, — а Давид, напротив, становился все более и более взвинчен и раздражен. То есть на самом деле это был страх, с которым он пока что успешно справлялся (и надеялся так же успешно справляться и впредь), но все равно лучше было не признаваться себе, что это страх, а называть его другими именами: взвинченность, раздражение… Их учили справляться со страхом и даже обращать его себе на пользу, но помимо научно обоснованных и проработанных способов у каждого курсанта были и свои; у Давида, например, — переименование. Яне боюсь, я просто раздражен… ну а потом уже все остальное.

Серьезным плюсом этого метода было то, что в случае, если плотину прорвет, страх мог вырваться в виде гнева.

Впрочем, минусы тоже были…

В полной темноте «газик» свернул куда-то налево и медленно покатил по разбитой в хлам лесной дороге. Тут уже было не до сна, попадались такие колдобины, что удержаться можно было, только хватаясь обеими руками. Потом пошел затяжной подъем — мотор трясся и почти визжал, — и наконец, наконец, наконец! — машина остановилась, настала тишина, потом снаружи загорелся свет. Впрочем, виден был только лес — совсем рядом, в трех шагах.

На подрагивающих гудящих ногах (отсидел) Давид прошел мимо товарищей — они прилипли к окнам — и открыл дверь. Резко пахнуло бензиновым перегаром, маслом и вообще перегретым мотором. Давид с трудом отцепился от машины и сделал шаг. Сразу запахло иначе: мокрым дерном, мхом, палой листвой. Воздух был холодный, будто медленно тек с ледника.

— Сюда, — позвала Тамара.

Давид обернулся на голос и вдруг — так проявляются загадочные картинки типа «где сидит охотник?» — увидел то, что наверняка уже увидели остальные и потому так обалдели: космический корабль.

Он был рядом, на расстоянии вытянутой руки: темная выпуклая поверхность, не гладкая, не шершавая, а какая-то… муаровая, что ли… — слово выпрыгнуло из дальнего ящичка памяти, куда он давно не заглядывал, — точно, муаровая, с узорами и переливом, и чуть сдвинешься, как возникают другие узоры. Сейчас он видел корабль целиком — совсем маленький… лежащая прямо на земле толстенькая двояковыпуклая линза размерами вряд ли больше того грузовика, на котором они приехали. Люк, из которого исходит белесоватый свет, тоже маленький, чуть побольше, чем дверь «запорожца»…

— Ну вот, ребята, — сказала Тамара. — Это наша тарелочка. Чувствуйте себя как дома.

— В своей, значит, тарелке… — кивнул Давид. — А ты, Тамарочка, с нами?

— Пока нет. Я — со следующей партией… Может, в лагере увидимся.

— Тогда прощевай на всякий случай… — Голос его предательски тренькнул; Давид приобнял Тамару одной рукой, клюнул в щеку.

И, не оглядываясь, стал протискиваться в неудобный люк.

Глава первая

Пансионат «Альбатрос», Санкт-Петербург, Россия.

22. 06. 2015, 19 часов 00 минут

— Никогда не играй в карты, — наставительно сказала Вита.

— И не пей эту гадость, — автоматически добавил Адам, забирая свою сдачу.

Два других игрока последовали его примеру.

— Какую гадость? — немедленно спросил Кеша.

— Алкогольную, плохого качества и низкой очистки, — сформулировала Вита.

На Кешины вопросы рекомендовалось отвечать максимально точно и исчерпывающе. Для себя Вита давно решила, что неудачные отмазки намного хуже, чем дурацкие шуточки. Кеша с трудом, но принимал объяснения типа «это такая шутка, очень плохая», но был категорически не способен понять, как это на важный вопрос некоторые несознательные личности ляпают чего ни попадя. Чего там у них взбрело в тупую башку.

Впрочем, присутствующие — личный представитель императора Бэра, советник президента России по вопросам внешних сношений и спецкомиссар ООН — тупостью, как правило, не грешили. Глупостью — да, могли. Но не тупостью. Разве что Адам…

— А почему?

— Потому что будешь плохо себя чувствовать. — Вита предусмотрительно ткнула Адама между лопаток, чтобы не вздумал ляпнуть еще что-нибудь, и увела Кешу подальше, к угловому дивану.

— А кто ее пьет?

— Здесь — никто. Папа вспомнил одно старое кино. Как-нибудь при случае посмотрим, договорились?

— Семерная, — заказал Адам.

Игроки обменялись тремя скучными и одним любопытным взглядом.

— Лады, два мне и один господину Усиде, — распорядился Коля.

Возражений не последовало. Усида, правда, повертел в обалдении головой, но без споров записал положенные цифирьки в нужный сектор криво расчерченной бумажки. Правила игры он уже знал хорошо, но привыкнуть к такой вот манере — истинно русской, по его мнению, — никак не мог. А потому с готовностью воспользовался представившимся случаем попрактиковаться.

Некрон собрал карты и принялся добросовестно тасовать колоду. На этот промежуточный процесс уходило заметно больше времени, чем на все остальное.

— А почему никогда не играть?

Кешка развивался своим собственным и неповторимым путем. Эрхшшаа много рассказывали Вите о том, как растут маленькие котята, но до сих пор ни один эрхшшаа не попадал при «раскрытии» — так называли процесс инициализации наследственной памяти — под тотальное влияние чужого языка и абсолютно чуждой логики. Сравнивать было не с чем. Почти. Период, который начался у Кеши два месяца назад, явственно напоминал «почемучканье» человеческих малышей. Для Виты этот вывод был чисто теоретическим и — за отсутствием опыта обращения с человеческими малышами соответствующего возраста — абсолютно бесполезным. Приходилось отвечать, отвечать и отвечать. Спасали две вещи: иногда у котенка запускался процесс переваривания информации, и он замолкал на достаточно долгое время (иногда даже часа на полтора-два), а иногда, когда у Виты начинал заплетаться язык, Кеша соглашался попрыгать самостоятельно и дать маме отдохнуть.

— Играть — хорошо. В карты играть плохо. Потому что не игра, а черт знает что. Сам смотри: было четыре умных образованных человека. А стало — четыре полных придурка; Вместо того чтобы гулять по лесу…

— Там дошшдь, — напомнил Кеша. — И шштормовое предупреждение.

— Восемь и по вистику, — донеслось от стола.

— И не понимаю, — продолжал Кеша. — Почему придурка?

— А ты послушай, послушай, что они говорят.

Острые ушки котенка в последнее время несколько сгладились, прижались к голове и утратили подвижность, поэтому Кеша ускакал к столу сам. Внимательно оглядев игроков, он выбрал Усиду и без спросу забрался к нему на колени. Вита прищелкнула пальцами и, зафиксировав взгляд котенка, укоризненно покачала головой. Кеша сморщил нос, передними лапками изобразил, как он внимательно слушает.