Владимир Марышев - Ключ Страница 2

Словечко «ходуны» прилепилось на Норне ко всем шагающим человекоподобным машинам. Но внутри этого семейства была своя градация. Огромных, приземистых, словно сгорбленных, горняков, вспарывающих скалы плазменными резаками, называли просто ходунами. Их втрое меньших человекоподобных сородичей – ходунками. И, наконец, ещё более мелких охранников – ходунцами. Среди последних различались управляемые модели (по сути, экзоскелеты в броневой скорлупе) и автоматы.

Шатуну достался ходунок что надо – новенький, с неизношенным механизмом. На него и смотреть было приятно – красавец, прямо-таки рыцарь в чёрных блестящих доспехах. Правда, без головы – она полагалась только надсмотрщикам-ходунцам. Вместо неё наверху была приплюснутая вращающаяся башенка с фотоэлементами, инфракрасными, радиационными и другими датчиками, которые требовались для работы на руднике.

Но плевать на красоту – в схватке она не поможет. Жить седоку или умереть, зависит от подвижности его машины и исправности оружия. С этим повезло на редкость. «Рыцарь» ходил быстро, повторял движения Шатуна почти без задержки и за всё время, что тот его гонял, ни одно из сочленений даже не скрипнуло.

Каждому ходунку придавался целый набор рабочих инструментов – фрезы, буры, плазменные резаки. Но сейчас в правое запястье «рыцаря» был вмонтирован боевой лучевик ИМТ2. Оружие, конечно, не самое грозное. Ходуна-тяжеловеса, к примеру, из него так просто не завалишь – надо целиться в сочленения и другие слабые места, а когда мишень движется, это дьявольски трудно. Зато поразить своего брата-ходунка, а тем более ходунца – проще простого. Главное – успеть нажать на спуск до того, как противник выстрелит в тебя…

Шатун выбрался из металлического брюха и высмотрел Сыча. Тот хлопотал возле видавшего виды грязно-жёлтого ходунка и непрерывно чертыхался.

– Ну, чего ты там? – спросил, подойдя, Шатун.

– Чего, чего… – Сыч сплюнул. – Ты-то вон какую игрушку получил, а мне подсунули старую рухлядь. Дребезжит, зараза, вот-вот развалится.

– Да ладно тебе. – Шатун пару раз пнул ходунка в коленную чашечку, прислушиваясь к звуку. – Нормальная машина. Сам дурака не сваляешь, так и она не подведёт.

– Ага, пой, пой, складно выходит. – Сыч шмыгнул носом. – Слышь-ка, Шатун… Ты мужик здоровый, по-любому крепче меня, и ловкий, как черт. Машина, опять же, – новьё. А там, на поле, соперника не выбирают. И если, значит, схлестнемся, то… Грохнешь, да?

– Вон ты о чём… Ну, грохну. А что, самому в ящик ложиться? К чему спросил – разжалобить хочешь? Дохлый номер, со мной не пройдёт.

– К чему, к чему… – Сыч ткнул себе пальцем в щёку, на которой чернели буквы «ТР». – Знаешь, что это за украшение?

Шатун знал. Было время, Сыч водился с лихими ребятами на Крании, но сильно перед ними провинился. То есть сам-то он уверял, что был абсолютно чист, да разве братву переубедишь? Быстро собрались, быстро вынесли приговор – засунуть живьём в утилизатор. А потом одному вздумалось пооригинальничать. Мол, взять и сразу замочить – это неинтересно. Давайте-ка мы лучше сделаем его живым трупом!

Идею приняли на ура, и Сычу тут же вывели на щеке биомаркером буквы «ТР» – сокращённо от «труп». Мерзостная штука этот маркер – след от него ничем не вытравить, даже пластическая операция не поможет. Сидит под кожей загадочная псевдоживая хрень и воспроизводит себя в раз и навсегда заданных границах…

Сычу дали пару часов на сборы, после чего объявили на него охоту. Пусть прыгает с планеты на планету, петляет, как заяц, запутывает следы – у кранийской братвы во всех обжитых мирах есть свои парни. И стоит кому-нибудь из них прочитать приговор на щеке у меченого, как тот из живого трупа превратится в настоящий. Через год, два, три, пять, но так будет. Трясись, бедолага, каждый день умирая от страха…

– Украшение знатное, – сказал Шатун. – Одного не пойму – как тебя с ним до сих пор не замочили. Чтоб на Норне – и ни одного кранийца?!

– Повезло. Видно, есть кто-то там, наверху – поберёг меня. Да и кранийцы, опять же, дьяволы хитрые, редко попадаются. Это я, как от них откололся, сразу сюда загремел. Так вот, Шатун… Дал я себе зарок – добраться до той сволочи, которой клеймом обязан. Через любые муки пройду, но доберусь. Он меня дождётся – тамошняя братва живучая. Вот тогда и сдохнуть можно, но пока этого гада не урою – не имею права.

– Дал зарок – выполняй. Я-то тут при чём?

– При чём, при чём… Я с тобой как с человеком хотел поговорить, а ты… Знаю, все равно застрелишь – дурак будешь последний, если пощадишь. Но душу-то я могу перед тобой вытряхнуть? Все годы молчал. Чего, думаю, зря болтать, вот выйду – пришью его, а дальше и жить незачем. А теперь чую – самого завтра пришьют. Не ты, так другой. Позабыли меня там, наверху…

Сыч снова шмыгнул носом и отвернулся.

«А ведь мы с ним оба дубли, – вспомнил Шатун. – Куклы на потеху толстопузой публике. Хорошо сделанные – даже носом шмыгать умеем».

Он зачем-то еще попинал жёлтого ходунка по ногам, хотя нужды в том не было, потом хлопнул Сыча по плечу.

– Ну, ты еще разревись тут! Человека нашёл… Человеки на складе лежат, дожидаются, кто из нас живым вернётся. А мы – синтетическое мясо, скоро жарить друг друга будем. Вот что, Сыч… Тебе, ясное дело, пожить охота – всего два года отсидеть осталось. А я пожизненное схлопотал. Сам знаешь, сколько на мне мокрухи. Как разборка, тут же найдут, где бы ни был, пушку в руки – и вперёд. Давай, Шатун, ты заговорённый, любого пахана завалишь, а самому – ни черта. И точно – ни черта не было. Зато сюда угодил. Ты на это, что ли, намекаешь? Мол, чем гнить здесь, пока вперёд ногами не вынесут, лучше мне сразу зажмуриться?

Сыч молчал.

– Нет, – оскалился Шатун, – я просто так не зажмурюсь. Смерть со мной давно рядом ходит, да все никак не встретимся. Вот и теперь разминемся. А пожизненное… Еще посмотрим, кто кого переживёт. Колония тут что – навечно? Всякое может случиться. Лет через десять кончится аммор – и прикроют всё к чёртовой матери. А там видно будет… Так что и ты надейся – до последнего. Больше мне нечего тебе пожелать.

Он снова похлопал Сыча по плечу и направился к своему ходунку.

3

Бакай вертел в пальцах дымчато-розовую пластинку аммора, похожую на чешуину огромной рыбы, и размышлял о том, как у земных чиновников возникла людоедская прихоть.

Норна – планета дрянная во всех отношениях, и аммор – единственная её ценность. Казалось бы, минерал как минерал, который можно синтезировать на Земле. Ан нет! Под воздействием местных факторов он приобрёл особые свойства, которые искусственно не воспроизводятся. А многим очень бы этого хотелось, ведь аммор – лучший материал для медицинских наноботов. Каким-то чудом он, порождение безжизненного мира, оказался идеально совместим с человеческими тканями.

Но аммора мало – всего одна причудливо закрученная жила, с разработкой которой вполне справляется контингент колонии. Его, контингента, для этого дела даже слишком много. Видно, там, наверху, большие люди подсчитали загруженность рабочей силы и пришли к выводу: десятка три колонистов можно без ущерба для производства вычеркнуть из жизни. А заодно – пощекотать себе нервы редким зрелищем, за устройство которого на любой другой планете попали бы под суд. Но на богом забытой Норне всё можно…

«Скоты, – думал Бакай. – Отрастили себе задницы в мягких креслах, вот и бесятся с жиру. Сами небось палец порежут – исстрадаются, а чужую кровь чего жалеть – её много, не убудет. Сунуть любого из них в эту дыру на год – весь срок бы выл, на коленях ползал, чтобы забрали обратно…»

Он бросил пластинку на стол, поднялся и прошёлся по кабинету. Его до сих пор душила злоба после разговора по гиперсвязи с Ромуальдсеном – главной шишкой из приезжающих. Бакай не мог, конечно, выдвигать условий начальству, но осторожно намекнул, что хорошая организация «гладиаторских боёв» заслуживает награды.

– Конечно, конечно, старина. – Пухлая физиономия Ромуальдсена на экране расплылась в улыбке. – На твой счёт переведут кругленькую сумму. Кроме того, получишь благодарность в личное дело – над формулировкой подумаем.

Бакаю показалось, что он ослышался.

– А как же…

Ромуальдсен нахмурился.

– Извини, дружище, нельзя хотеть слишком многого. Да и что тебе Земля? У нас ты был бы одним из, а на Норне – царь и бог. Целая планета в руках – я бы гордился, честное слово. Ну, до встречи, старина!

И он исчез с экрана, оставив собеседника в бешенстве.

Но бесись не бесись, а дело делать надо. Ромуальдсен с компанией уже через несколько часов приземлятся на космодроме. И если что-нибудь пойдёт не так – они «старину» не пощадят, отыграются сполна.

Бакай послал вызов заместителю и вышел из кабинета. Надо было, не полагаясь на рядовой персонал, лично проверить работу главных систем. А Скорик по этой части незаменим – у него звериное чутьё на любой сбой в отлаженном механизме под названием «Исправительно-трудовая колония 16MZ».