Ангелы времени - Гаевский Валерий Анатольевич Страница 2

Мануситха смирился, а господин Пуритрам стал втягивать ректора в несвойственное тому интриганство. Наблюдатель совета отличался необычайным честолюбием и подозрительностью, причем это последнее стенами Академии не ограничивалось, а распространялось на все мыслящее сословие системы.

Тем временем Их Величества Королевский Двор объявили о начале программы эвакуации и строительства первого в истории масштабного межзвездного флота, способного вместить ограниченное число граждан с планеты Внутреннего круга.

Одно только это заявление об ограниченном числе повлекло за собой ужасающий социальный хаос. Все прекрасно понимали, что если до гибели звезды остается десять лет, а время строительства флота спасения не может превысить этот срок, время же максимально рассчитанного перелета к другой ближайшей звезде составит никак не меньше восемнадцати лет, ясно, что такой флот может быть рассчитан на выживание только ограниченного числа беженцев.

Ясно было также и то, что в число спасаемых попадут явно не добровольцы. Надежд на сверхоткрытия в ближайшие годы так называемого гиперпространственного скачка вся глобальная наука Догорающей звезды не имела. Экспорт же подобной технологии из других цивилизаций не предвиделся вообще, по той простой причине, что мыслимая граница существования таких цивилизаций отодвигалась во временном отношении лет на сто в будущее.

Малоизвестная секта звездных фаталистов, ряды которой, кстати, как ни странно, в значительной мере составляли выпускники Академии, так вот эти, как они себя величали, Оракулы будущего утверждали, что до так называемой эпохи контактов человечество Догорающей звезды, по очевидной фатальной предрасположенности, не дотянуло на ту самую сотню лет. И перепрыгнуть барьер фатума может позволить только чудо, упование на которое — все, что остается разумным обывателям «догорельцам».

Вслед за Королевским Двором о программе строительства флота спасения обьявила Республика Независимых Астероидов. Из планет Внешнего круга такую задачу могли осуществить только Княжество Поющая Нимфа и утильщики Пестрой Мары. Ни либералы Снежной Лады, ни теократы с планетоидов Громоподобной Наковальни, ни уж конечно никакие вожди и царьки Гнилого Яблока не могли замахнуться на столь масштабные планы.

Консульствам Королевского Двора на этих планетах удалось получить точную картину того, каким количеством эвакуационных кораблей могла бы располагать система на момент начала коллапса Нектарной — шестьдесят семь тысяч кораблей класса звездных каравелл, с программным жизнеобеспечением на тысячу человек каждая, при продолжительности полета в восемнадцать-двадцать лет.

Итак, пресловутое ограниченное число покидающих систему и спасающихся должно было составить не более семидесяти миллионов, из которых более половины — избранное население Королевского Двора — планеты Внутреннего круга. Столь ошеломляющая своей малостью статистика была, тем не менее, объективна и ужасна. Сжиться с ней, принять ее как что-то неизбежно естественное и окончательное предопределение было не просто трудно, а мучительно для таких людей, как Сулла Мануситха.

Разобщенность миров системы, их неслаженность в совместных действиях, их порой закосневшая ограниченность только своими узкими политическими интересами, иногда даже откровенная враждебность друг к другу, не только осложняла даже такую «благополучную» статистику, но и внушала опасения в возможности ее достижения…

Теперь, когда Сулла Мануситха мог изредка позволять себе вспоминать свою жизнь, он вспоминал именно эти годы апокалипсической стойкости своего духа, проявившейся в его ежечасной, ежеминутной потребности помогать людям, помогать проекту Спасения достичь хотя бы тех целей, что были возможны.

Сулла побывал во всех населенных мирах системы, посетил сотни орбитальных верфей, лично уговаривал выпускников Академии принять участие в работе над программой. Он добился бесплатного обмена технологиями между Королевским Двором и Независимыми астероидами, унифицировал и внедрил сотни засекреченных изобретений, он примирял политиков и военных, врачей и юристов, он добивался разрешений, виз, посольских обменов, расширенных научных советов и консультаций. Он снял десятки эмбарго на ввоз и вывоз продуктов и товаров с планеты Внутреннего круга на планеты Внешнего и наоборот, но он как огня боялся только одной миссии — подбора и составления списков избранных к спасению.

Сулла не замечал или не хотел замечать, как гиена Хаоса незаметно просачивается в человеческие души, как пожирает этот Хаос любые, даже самые благие дела и мысли, как безверие и анархия берут верх над любыми законами, как слепнет надежда и забывается имя Бога…

Спустя семь лет такого мученического подвига, уже после того как систему покинули без малого сорок тысяч кораблей, Сулла Мануситха встретил одного из своих бывших студентов — Дамиана Гомера. До коллапса Нектарной оставалось чуть меньше двух лет.

***

Хрустальный дворец Академии выглядел еще красивей, чем на рекламных голографических щитах. Сферическое здание диаметром не менее двух километров, окольцованное орбитами скоростных лифтов, доставляющее студентов на любые уровни — «широты» — от «экватора» до «полюсов». Осью этого храма инженерного гения служила колонна, покрывшая бы своим основанием несколько кварталов какого-нибудь тихого городка на Снежной Ладе, планете, ставшей для Дамиана второй родиной и домом его любви. Но Снежная Лада теперь далеко, как и Гелеспа.

Гомер поймал себя на том, что впервые в жизни пересек границу Внутреннего круга как турист, если сейчас такое понятие было правомерно. Впервые легально прошел досмотр, впервые предъявил свой личный жетон с гербом Снежной Лады, впервые был индетифицирован как гражданин юридического государства.

Мизрах — столица Королевского Двора — кишмя кишел военными патрулями. Вновь заведенный порядок, впрочем, выглядел сейчас явным анахронизмом. Да и военные были уже не те, что раньше. Королевская гвардия утратила свой бывший лоск и бравый вид, изрядно захирела и опустилась. Наркотики и пьянство прореживали ее ряды с штормовой периодичностью в месяц или два. Принудительные расформирования и добровольные отставки тысяч и тысяч офицеров являли собой картину общего распада прежней мощи Королевского Двора.

Что же до всей этой архитектурной изощренности и величия — они пока единственное, что сохраняло свой «статус-кво», в отличие от наполнения и содержания. Академия практически пустовала, и стимулов подняться у нее, по-видимому, не будет уже никогда.

Дежурный канцелярии, куда Гомера привезли несколько эскалаторов из мегахолла, сидел за огромным экраном, воспроизводящим объемную модель Академии, беспрерывно вращающуюся, высвечивающую все этажи и помещения, и щелкал по клавишам кибертера, похожего на орган. Музыка, естественно, не звучала, но в модели все время что-то менялось, вспыхивало и погасало.

Дежурный выглядел удрученно и измотанно, обруч связи на его голове досадно контрастировал с выражением лица, обруч был сделан в виде старинной драгоценной короны с частоколом из ажурных золотых листьев, перевитых серебряными косичками.

Два офицера гвардии с небритыми помятыми физиономиями сидели за отдельными пультами и о чем-то оживленно спорили. Работа дежурного их не интересовала вовсе. Ребятушки посасывали из трубочек высоких пластиковых криотермосов возбуждающий напиток, жестикулировали, тыкали друг в друга пальцами, ругаясь при этом через слово.

Гомер подошел к невысокой стеклянной загородке, встал на круг спецпроверки. Дежурный бросил на него беглый пустой взгляд.

— Цель визита? — вопрос не отличался оригинальностью. За все время своего пребывания во Внутреннем Круге Гомер слышал его уже в десятый или двенадцатый раз.

— Встреча с ректором Академии господином Суллой Мануситхой. Желательно сегодня.

На лице дежурного промелькнул секундный интерес, но тут же растворился, уйдя как заряд некой эмоциональной молнии в «громоотвод» глубокой морщины над переносицей.