Денис Кащеев - Варвар Страница 20

– Пошли? – уже не так уверенно выдохнула Петра.

– Пошли.

В мгновение густая зелень поглотила их, и, если бы теперь даже кому-нибудь пришло в голову посмотреть на оранжерею через наружное окно, заметить нарушителей было бы уже невозможно. Только чуткая автоматика зафиксировала незначительное отклонение рабочих параметров от нормы, но необходимые поправки тут же были внесены, и все вернулось на круги своя.

– Здесь красиво, – тихо проговорил Крим.

– Это часть Терры, – произнесла Петра таким тоном, словно это все объясняло.

Оранжерея была разбита на большие квадраты, засаженные растениями того или иного вида, между которыми пролегали неширокие песчаные дорожки. По одной из них и брели Крим и Петра. К их ногам склонялись гибкие ветви плакучих ив, стройные березы поражали глаз своей белизной, гордо стояли могучие дубы, тянулись вверх липы, развесистые клены смыкались над головой, образуя плотный навес, шепча что-то, негромко шуршали дрожащей листвой хрупкие осины. Шторр не отпускал руки девушки, а та не делала попыток высвободить ее.

– Неужели на Терре было столько разных деревьев? – изумился Крим после того, как уже десятый или одиннадцатый квадрат остался позади.

– Это лишь малая часть, – вздохнула Петра. – Многих уже никогда не увидеть.

И они шли все дальше и дальше, доверившись в выборе направления случаю – так, по крайней мере, казалось Криму. Позади остались жиденькие заросли бузины и колючая стена боярышника, их сменили ясень, фундук, каштан, смешные кривые яблони, сплошь усыпанные незрелыми салатовыми плодами.

– Это все растения умеренного пояса, – пояснила Лопес. – Сейчас пойдут тропические. Приготовься, будет жарко.

Температура вокруг действительно возросла, воздух стал значительно более влажным. Изменились и растения. «Дуриан», «фикус», «мангостан» – читал Крим их названия на аккуратных пластиковых табличках. Лишенные ветвей вблизи земли, наверху, под самым сводом, они образовывали сплошной полог из зеленых листьев. От стволов, довольно высоко от поверхности, у них отходили в стороны мощные корни, так что казалось, что это не одно дерево, а множество, сросшиеся в единый ствол.

– Это называется контрфорсы, – заметила Петра удивленный взгляд Крима. – Когда-то они помогали деревьям закрепиться в рыхлой почве и устоять под порывами ветра и ливнями. А теперь… Присядем? – она кивнула в сторону одного из корней, почти вылезшего на дорожку, и, не ожидая ответа, опустилась на него.

Крим сел рядом. На корне было довольно удобно, как на хорошей скамейке – раздваиваясь, он образовывал и сиденье, и спинку. Рука Петры жгла ладонь Шторра, локоны ее золотых волос касались его плеча, чуть учащенное – наверное, от горячего влажного воздуха – дыхание кружило голову. Или виной тому был пряный аромат тропиков?

– Петра… – еле слышно выдохнул он.

Она не ответила, лишь еще ближе придвинулась к нему.

– Петра… – вновь пробормотал он и обнял девушку за плечи, а когда она не отстранилась, наконец решился и приник губами к ее губам.

Кругом безмолвно высились равнодушные мангостаны.

18

– А у тебя была девушка там, в Империи? – негромко спросила Петра, вертя в руке печатную плату.

Шло прикладное занятие по планетарной связи, и на то, чтобы из кучи запасных деталей собрать портативный передатчик малого радиуса, оставалось не больше часа. Крим и Петра работали в паре. Последнее время Мэрфи всегда старался ставить их вдвоем, справедливо считая, что интересы дела от этого только выиграют. Вторую пару составляли Луис Винальда и брат Петры Ричард, а Винсенту Эррере ассистировал сам жрец.

Задание было не из простых. От академиков требовалось не просто соединить элементы в стандартный прибор, но самим разработать его схему, используя только те детали, что Мэрфи отобрал на складе. К тому же, далеко не все из них были исправны.

На разработку схемы у Крима ушло почти ползанятия, но зато она содержала минимум незаменимых элементов – всего шесть. После отбора их из кучи запчастей остальная работа оставалась лишь делом времени. Тут-то Петра и задала свой вопрос.

– В Империи? – рассеянно переспросил Крим. – Ты имеешь в виду, на Реде, в Интернате?

– Ну да, – печатная плата со щелчком встала на отведенное ей схемой место.

– Даже и не знаю, как тебе ответить, – проговорил он.

– Ответь правду, – предложила Лопес.

– Правду? – пальцы Крима автоматически выуживали нужный транзистор. – Правду… В каком-то смысле, у меня была подруга. Силли. Кешлянка.

– Кешлянка?! – неизвестно, чего в голосе Петры было больше – удивления или возмущения.

– Так уж случилось, что в Империи до сих пор встречаются кешляне.

– И вы… Ты любил ее?

Любил ли он Силли? Еще недавно он, не задумываясь, уверенно ответил бы: да, безусловно. Мог ли он не любить ее, единственную, кто понимал его, единственную, рядом с кем он не чувствовал своей чуждости, своей ущербности? Единственную, для кого он был не презренным варваром – человеком? Да, он любил ее, любил всеми фибрами своей души, как любят лучшего друга, как любят мать, как любят родной дом… Но это ли имеет в виду Петра?

– Не знаю, – проговорил Крим. – Она была для меня всем… Но теперь я думаю: не потому ли лишь, что все другие – ничем? Ты не представляешь, насколько я был одинок, не знал нормальных человеческих отношений. Моя неполноценность никем не ставилась под сомнение – никем, кроме нее. Наверное, я не смог бы жить без нее в Интернате – поэтому и сбежал, когда она уехала. Но теперь… Здесь, на базе, каждый относится ко мне так, как на Реде относилась Силли. Это счастье, которого вы, привычные к такой жизни, просто не замечаете и не можете оценить.

– Бедный мой Крим, – произнесла Петра. – Как тебе, наверное, было тяжело.

– Другой жизни я не знал, сравнить было не с чем… Ты только не подумай, я не жалуюсь. Просто вот к слову пришлось.

– Бедный Крим, – повторила Лопес. – Опиши мне ее.

– Кого?

– Ну, эту кешлянку. Силли.

– Зачем? Да и как: для вас же все кешляне на одно лицо.

– И все-таки, – настаивала девушка.

– Ну, ладно. Я попробую. Она примерно твоего роста, ну, может быть, чуть повыше – трудно сказать точно из-за различий в фигуре. У нее зеленые волосы, всегда распущенные – кешляне не заплетают кос и вообще не признают сложных причесок. Глаза большие, цвет их меняется в зависимости от настроения: от совсем светлого – салатового или лимонного – до иссиня-черного. Вообще, у кешлян всегда яркие, горящие глаза.

– Русалка, – тихо произнесла Петра.

– Что? – не понял Крим.

– Зеленоволосая русалка из сказки… Что с ней стало?

– Я не знаю. Она летела на лайнере, захваченном «Викингом», я был уверен, что она погибла, но Александр Вирный показал мне архив: среди убитых ее нет. Значит, ей удалось как-то спастись, и теперь она, должно быть, на Кеш-Шлим, член Гильдии имперских государственных служащих. Это одна из самых престижных Гильдий в Империи.

– Да, я знаю, – кивнула Петра. – Вот и все, – это уже относилось к собранному передатчику. – Включаем?

– Давай!

Щелкнул рубильник, однако маленькая сигнальная лампочка на передней панели осталась безжизненна.

– Что за черт? – Крим выключил прибор и вновь включил его – никакого результата.

– Схема была верная, – задумчиво произнесла Петра. – Значит, что-то напортачили при сборке.

– Быть этого не может, – возразил Шторр. – Хотя… Ты заменила предохранители в блоке номер пять?

– Да, конечно. Впрочем… Ты знаешь, кажется, нет.

– Тогда все ясно. Быстро разбираем! Скоро Мэрфи проверять придет.

– С него станется. Они с Винсентом, небось, уже закончили.

Несколько минут они работали молча. И только когда передатчик был вновь разобран и дефектные предохранители изъяты, Петра спросила:

– А ты никогда не задумывался о том, как ты попал на Реду?

– Не задумывался?! – Крим усмехнулся. – Да не было дня, чтобы я не задавал себе этот вопрос! Сначала я думал, что виной всему просто какая-то случайная мутация, и, увидев, что ребенок родился уродом, родители подкинули его в Интернат. Я ведь подкидыш, родители мои неизвестны. Как это бывает: звонок в ворота, дежурный открывает – на пороге пищащий сверток, к одеялу приколота записка с именем, иногда – редко – номер банковского счета, половина денег с которого поступает в пользу Интерната, а вторая, с процентами – вручается воспитаннику при совершеннолетии. Но в моем случае деньгами и не пахло. Даже имени не было – Кримом меня назвали уже в Интернате в честь древнего подвижника – покровителя одиноких. А «шторр» так и переводится: «подкидыш».

– И невозможно было узнать, кто твои родители? – спросила Петра.

– А как тут узнаешь? Разве что те сами захотят. Бывает, если вдруг подкидышу повезет и его примут в одну из Высших Гильдий, родители сами объявляются. А кому нужен урод-варвар?