Мария Ермакова - Хозяйка Страница 20

Сначала Татьяне казалось удивительным, как могли веганцы, с руками, больше похожими на ковши экскаваторов, изобрести систему управления, требующую такой точности движений. Но, пройдя курс обучения, она узнала, что сила взаимодействия с универсумом может быть отрегулирована в зависимости от типа кисти пилота. У капитана МОД Лазарета, старого крелла Лу-Тана, были очень чуткие пальцы. Теперь Э перенастроил универсум с шестипалого управления на пятипалое, но опцию чувствительности ткани не менял, сочтя, что существующая Татьяне вполне подойдет. Итак. Большой палец по плоскости вниз — и корабль застывает у старта, словно зверь перед прыжком. Чуть вверх — плавное движение. Средний палец движется в ткани вперед. Ускорение вдавливает Татьяну в кресло. Ух, ты! А если добавить мощности двигателя? МОД рванул вдоль границы экзосферы, передвигаясь «прыжками» — ровно пока не получалось. Надо было совместить и отработать движение двух пальцев. А ведь всего их пять!

От усилий Татьяна Викторовна взмокла. Прибавить управление маневрированием казалось совершенно невозможным, но она рискнула. Указательный пошел влево, и корабль некрасиво, но послушно, вошел в поворот. Слоны, танцующие в посудной лавке, наверняка выглядели изящнее! Представив картину, она засмеялась и «вдавила педаль в пол». МОД дернулся. Дымка рассеянной газовой мантии планеты понеслась с бешеной скоростью. Но ветер не свистел в ушах, не выбивал слезы и не холодил горло и грудь, а боковые обзорные экраны были темны, ведь Земля мерцала внизу. Казалось, откуда бы взяться ощущению скорости внутри надежной, как танковая башня, кабины? Но вот, поди ж ты — сердце забилось, как сумасшедшее, губы моментально пересохли. То ли паника, то ли страх, а то ли… удовольствие? Она даже глаза закрыла — на пару секунд, чтобы острее ощутить это чувство. Душа текла в пространстве, не растворяясь в нем, держалась вектора движения; под ребристым брюхом корабля исчезали километры, сжигаемые скоростью — а могли бы исчезать парсеки! Вселенная лежала перед ней неторным путем, который она готова была осилить, не покоряя, пройти, принимая с равной радостью сердца и потери, и приобретения. Ведь цель пути — только сам путь, и другой не существует. Сдержанная мощь двигателя, прохлада универсума, постоянный образ станции в сознании, дающий силы жить дальше — вот они, вехи!

— Разворот, — тихо приказала она себе и дернула безымянным вправо.

Резко. Слишком резко. На скорости МОД завертелся волчком, но Э не дремал — перехватил управление, стабилизировал повороты, замедлил, не давая кораблю закувыркаться сумасшедшей обезьяной. Уф! Татьяна открыла глаза и откинулась на спинку кресла. МОД поменял положение в пространстве, и теперь планета висела прямо перед обзорными экранами. Над Европой собирался очередной циклон, закручивал сам себя в тугой жгут, раскидывал молочную сеть облаков, переполненных снежным порохом. Они с Артемом никогда не были в Европе. На море пару раз ездили за границу, а вот на музейные европейские туры не довелось. Татьяна задумчиво поболтала ладонью в универсуме. Корабль, отвечая на движение, совершил серию смешных прыжков. Видели бы ее усилия знакомые проангелы-пилоты, умерли бы от хохота, не иначе!

Она устала. Но скорость еще кипела в крови, голосила и звала забытым ощущением щенячьего восторга. И она вновь послала корабль вперед. Мелькнула мысль попробовать управление сканером и связью, и, следом за ней — о так и не полученном от Ларрила ответе на вопрос о вооружении МОД. Уже почти получалось увеличивать скорость плавно, а не рывками. Жаль, что двигатель работал бесшумно — звук помог бы ей дозировать собственные усилия в управлении. Повинуясь тактильным приказам, корабль совершил широкий разворот вправо, затем влево. Она пока не стремилась менять высоту полета или векторы движения — МОД несся в одной плоскости, параллельно поверхности планеты, и в этой же плоскости совершал маневрирование. Ощущение присутствия Э, будто стоящего за спиной с панелью дубль-управления в несуществующих руках, было сильным и приятным. Ей всегда хотелось иметь старшего брата — заботливого и умного, строгого и ласкового. Она улыбнулась — интересно, что бы мог подумать об этой ее фантазии Управляющий Разум? И вновь ввела МОД в резкий поворот, то ли наслаждаясь чехардой Земля — космос — Земля в обзорных экранах, то ли проверяя бдительность Э. В общем, повела себя, как вредная младшая сестричка. Э среагировал мгновенно. Корабль завис вертикально поверхности планеты, ремни безопасности изменили положения, удерживая крепче прежнего. Татьяна плавно тронула корабль с места. Несколько раз она повторила маневр на скорости, добиваясь того, чтобы МОД при вхождении в узкую дугу не терял направления. И если повторы по широкой траектории ей уже удавались, то резкий разворот корпусом или разворот в воображаемо узком пространстве пока не очень. Возможно, причина крылась в том, что у Татьяны, как и у большинства представительниц прекрасного пола земной расы, были проблемы с пространственным восприятием и воображением. Лу-Тан пытался исправить положение, мучая ее какими-то тестами и исследованиями. Правда, он делал это не ради Татьяны Викторовны, а ради себя самого. В его любимую пространственно-логическую игру, весьма распространенную в галактике под названием ннанэк, можно было играть и в одиночестве, и нескольким участникам. Игра заключалась в передвижении в трех плоскостях четырех видов ракушек. Правила не давались Татьяне никак, хотя она не оставляла надежду, когда-нибудь научиться выстраивать структуры такие же изящные и логически завершенные, как «морж». Но однажды она зашла к Лу-Тану, играющему, лежа на своей подстилке, которая напоминала большой лист, и увидела, что напротив башенки ннанэка висит голографическое изображение. Лу-Тан тогда спросил ее со своим характерным прищуром:

— Что вы видите, Танни?

— О, господи! — она всплеснула руками. — Это же зеркальное изображение! Вы смотрите на него, когда играете?

Крелл покивал.

— Да. Немного усложняет игру. Хотите попробовать?

Татьяна сослалась на занятость и испуганно ретировалась доучивать репродуктивные органы юмбаи, которые приводили ее в совершеннейший восторг. И с тех пор оставила всякие попытки научиться играть.

Движение МОД в пространстве завораживало. Жаль, что не было возможности врубить музыку. Нестись, сломя голову, по шоссе или по жизни, под рев динамиков — это так по-человечески! Хотя, почему не было возможности? Корабль резко остановился. Татьяна, прикрыв веки и сосредоточившись, подвигала мизинцем, приноравливаясь к ощущению внутренней шкалы управления вспомогательными системами. МОД развернул радары ближней связи, словно уши поднял. Подключение к одному из спутников сделало возможным услышать земной эфир — помехи, голоса, перекрикивающие друг друга, обрывки музыки. Неожиданно Э прервал ее бессистемный поиск на радиоволнах, и кабину страдающим криком заполнила Dies irae Реквиема. Татьяна прислушалась, и корабль рванул вкруг планеты под звуки великой музыки. Странные мысли теснились за обзорными экранами, призраками заглядывали внутрь. Был бы под рукой лист бумаги, попыталась бы записать их, понимая, что через такое человеческое сознание проходит лишь раз…

«Тебе никогда не достичь насыщенной информативности Гессе, — шептал кто-то в пустоте, — каждое слово которого сочиться мудростью, как гноем. И хотя сам Мастер не считал себя мудрым, но мудрость настолько обширна и тяжела, что сотни книг можно написать по одной только его строке. И уж никогда — затейливой наркотической вязи строк Маркеса, из мира которого выходишь, как из сна. И — видишь там — как рядом спит Дали? Так чего же ты хочешь? Уж если не суждено стать ими — стать как они? Вы можете появиться на этот свет взрослыми, а можете навсегда остаться детьми. Отстраненными наблюдателями, и тогда ясно слышен будет разлад в мелодии вашей жизни. И „все-не-то-и-все-не-так“ останется на холодеющих губах не ворчливым замечанием брюзги, а той самой вселенской мудростью, которой добиваешься всю жизнь. Или добрыми и жестокими детьми с вопросом „А почему?“, которому рано или поздно дано застыть вечным. Той мудростью, которую ты так искала. Так почему же не находила раньше? Неужели чувствовала, к чему она приведет тебя? Неужели знала, что пройти путь можно, только чувствуя его? Обладая всеми для того свойствами, ты бесцельно прожигала мгновенья, сдувала пепел дней, сединой оседающий на волосах, а все вокруг убеждали тебя, что это и есть настоящее, что только ради этого и стоит жить! Почему бы и нет? Течение стабильного бытия напоминает вселенную, там тоже рождаются сверхновые и затягивают в пучину бытового отчаяния черные дыры. Эта вселенная велика и спокойна, и чтобы не случалось, она благополучна и скучна. Ты избегаешь боли понимания и потому уходишь во внешний план, становишься частью видеоряда бытия, напитываешься тем, что называется „страсти кипят“. О, это не страсти по Матфею! Это ужасные, болезненные и яростные страстишки, которые осаждают ежеминутно, мешают сну, превращая его в прерывисто-утомительную смерть с глупыми видениями, отвлекают от разговора с собой, ибо вылезая на первый план, полностью закрывают собеседника, покусывают, словно назойливые мухи, именно в те моменты, когда ты пытаешься, наконец, остаться наедине с собой, чтобы тот, внутренний человек, начал становиться Богом, ибо почти слился с ним…