Алексей Бобл - Астронавты. Отвергнутые космосом Страница 20

— Не дай бог, если и внутри все на том же языке… — Дядя Фима раскрыл книжечку на задней странице и чертыхнулся. Бой-Баба заглянула ему через плечо.

Это была разлинованная записная книжечка на дорогой, настоящей, пожелтевшей от времени бумаге, и вся она была крупно, небрежно исписана арабской вязью. Записи были разные — где синей ручкой, где черной, где бледным карандашом, — но размер и написание были похожи. Писал один человек.

— Вот подлость-то, братцы… — пробормотал дядя Фима, листая страницы слева направо. — Я уверен, что тут много интересного… иначе бы он… хотя кто его знает…

Он повернулся к Тадефи и протянул ей книжечку:

— Это какой язык — ливанский?

Девушка побледнела еще больше и неловко взяла книжечку у него из рук.

— Я… не знаю, — пробормотала она. — Наверное. Он же был из Ливана. Значит, и язык ливанский.

Живых недоуменно потряс головой:

— Тади… а как же — ты мне сама рассказывала… — и осекся под ее спокойным взглядом. — Ну да, конечно, — поспешно согласился он. — Именно ливанский.

Дядя Фима внимательно смотрел на них из-под рыжих ресниц.

— Все-таки я ее приберу, — сказал он и сунул книжечку в карман. Потом сложил нож и отправил туда же.

Когда они уже стояли в дверях, он подхватил тяжелую стопку журналов со стола и сунул ее в руки Бой-Бабе.

— В мусоросборник эту дрянь, — приказал он. — Когда у нас по графику утилизация?

Глава 7

Лаборант по прозвищу Профессор проснулся в медблоке базы, в кромешной тьме. Он уже не помнил, когда его сюда притащили. Он даже не знал теперь, ночь это была или день: на иллюминаторы были надвинуты светонепроницаемые заслонки. Сначала лаборант замечал время по лабораторным часам, но потом потерял интерес к этому занятию. Сегодня, завтра — какая разница? Как только он выполнит приказ Контролера, тот собственноручно спустит его в багровую воронку утилизации Троянца.

Первую ночь он проворочался без сна на узкой больничной кушетке — что без него станет с женой? — но потом заставил себя успокоиться. Мойра сама о себе позаботится. Пристроится ухаживать за какой-нибудь умирающей, кормить и обмывать за долю ее супа — из одной с ней миски, — а если повезет, то и… Он хмыкнул. Обычно на базе расплачивались за услуги таблетками, но теперь их ни у кого не осталось. А корабль улетел, и вряд ли стоит ждать следующего. Еще хорошо, что ни он, ни Мойра к ним не пристрастились. Хоть таблетки и помогают перенести болезнь, временно облегчая симптомы, но все-таки польза эта сомнительная.

Профессор протянул руку к выключателю, и лаборатория осветилась желтоватым аварийным светом. Свет подключили люди Контролера после того, как доставили его сюда. Принесли сырье и даже пару уцелевших таблеток, которые, как они выразились, Контролер «оторвал от собственной матери».

Лаборант поднялся, обтер лицо вонючей футболкой и пошел к лабораторному роботу. По экрану ползли цифры. Он сощурился, читая… вроде, почти то, что нужно. Как ни старался он работать помедленнее, но очень скоро он сможет изготовить копию поставлявшихся с Земли интенсификаторов. А там…

Открыв лабораторный шкафчик, Профессор сыпнул в немытый стакан с почерневшим дном вонючих кофейных гранул и залил желтоватой водой из-под крана. Затем, обмотав тряпкой сверхострое лезвие, размешал воду рукояткой своего обсидианового скальпеля — того самого, чудом сохранившегося в кармане после всех передряг, — задержал дыхание и выпил залпом, чтобы не чувствовать вкуса. Легче не стало, но в голове чуть прояснилось. Предположим, что сегодня он окончательно определит формулу… а что потом? Потом ее нужно испытать. Лаборант кивнул сам себе и поставил немытую чашку обратно в шкафчик. Вот вам и способ потянуть время.

Когда загремел входной люк и двое из людей Контролера ввалились в лабораторию без шлемов, роняя на пол коробки с химикатами и едой, он поставил их перед фактом. Формулу таблеток, оторванных от Контролерской матери, он уже определил и запомнил намертво, хотя она и странно отличалась в деталях от известной ему еще с Земли стандартной формулы интенсификатора. Но этого он им, конечно, не сказал. Просто потребовал лабораторных животных для проведения опытов.

Один из двоих, коротышка с нечесаными засаленными волосами, падавшими на плечи гермокостюма, сплюнул на пол:

— А настоящие профессора, небось, на себе опыты проводят, а, Радист?

Второй гоготнул:

— Ты тут много из себя не ставь, крыса лабораторная! Щас тебе Контролер пойдет своими ручками подопытных мышей ловить!

Волосатый коротышка потянул товарища за рукав в сторону. Они зашушукались, перебивая друг друга и оглядываясь на него. Лаборант как мог навострил уши, но различил только: «Контролеру самому отчитываться!» И что-то там еще про связь с Землей.

Он решился и брякнул наудачу:

— Если на Земле узнают, какие Контролер тут порядки наводит, ему самому не поздоровится.

Радист наклонил голову, как будто не верил собственным ушам, толкнул первого в плечо и засмеялся — не спеша, равнодушным смехом. Повернулся и посмотрел на лаборанта в упор:

— Не тебе, Профессор, про связь с Землей тут рассуждать… Ты же поня-атия не име-ешь, — потянул он слова, — с какими людьми наш Контролер работает! Ты предста-авить себе своей головешечкой не можешь, каких известий они от нас дожидаются!

Не дождутся, ответил было лаборант, но придержал язык. Они смотрели на него с улыбочкой, ожидая, что он скажет, наконец выругались, забрали пустые коробки и ушли. Какое-то время он сидел, опершись руками о колени и слушая, как колотится сердце.

Вот так же оно колотилось несколько дней назад, в день отлета корабля, когда Троянец наконец ослабил хватку и выпустил его из слизистого кокона. Лаборант тогда взмолился из последних сил, чувствуя, как пот заливает глаза, как дрожат, сопротивляясь неумолимому сокращению кокона, мускулы ног, рук, спины. Он затрепетал, умоляя, наконец подумал о жене — и медленно, словно колеблясь, корабль разжал свое усыпляющее объятие.

Иногда ему казалось, что Троянец с Контролером заодно.

До вечера он мерил шагами лабораторию. При ходьбе штаны сваливались с задницы — он все эти дни не ел и толком не пил, — он их подтягивал и опять ходил. Какая-то мысль не отпускала, что-то в этой формуле… и если он собирается повести игру против самого Контролера и его людей, ему нужно выяснить, что это.

К вечеру лаборант воспрянул духом. Да, именно так он и сделает. Будет тянуть время и говорить им, что работает над наркотиком, а сам, с помощью подопытных животных, попробует довести свою старую работу до конца. Он найдет способ излечить снежную чуму.

Когда ноги совсем уже отказались носить его по лаборатории, Профессор опустился на стул и задумался, постукивая по поверхности лабораторного стола рукояткой обсидианового скальпеля. Формула не давала ему покоя. Он крутил ее в голове так и этак, примеривался, анализировал и, наконец, задремал.

Лаборант вздрогнул и проснулся от грохота входного люка. Быстро же они вернулись. Контролеру-то не терпится. Щурясь со сна на блеклые аварийные лампы, он торопливо кинул свой скальпель в груду лабораторных инструментов и поднялся навстречу людям Контролера.

Один из них, Радист, вошел сразу, по-хозяйски оглядывая лабораторию. Второй медлил в коридоре — лаборанту послышались шаги не одного, а двоих человек, но мало ли кто из людей Контролера мог заглянуть из любопытства? Профессор нарочно оставил им исписанную маркерами доску и заваленный старой бумажной литературой стол; в стеклянном заграждении лабораторный робот крутился туда-сюда, тестируя образцы. Пусть видят, что он работает.

Радист осмотрел помещение и одобрительно гукнул:

— Контролер говорит, скоро сам зайдет… подопытным кроликом! — Он заржал, брызжа слюной в провалы выбитых зубов. — А пока вот тебе зверюшка. Млекопитающая!

Он хохотнул, и в комнату ступил волосатый коротышка, таща что-то двумя руками. Оно отбивалось, и прежде чем лаборант осознал, что ему привели для опытов человека — поселенца, — коротышка выволок жертву за локоть на середину комнаты. Стащил закрывающий смотровое стекло шлема черный пакет для мусора.

Лаборант вгляделся в лицо за стеклом — и рванулся к фигуре. Та осела ему на руки.

Двое гыкнули еще раз и полезли обратно в шлюзовую камеру.

Профессор бережно перенес бесчувственное тело на кушетку, отстегнул шлем. Сивые с сединой волосы рассыпались по плечам.

Они привели ему для опытов Мойру. Его жену.

Внутри защитного костюма воняло пластиком и изолентой. Бой-Баба пристегнула шлем и всунула руки в отверстия автомата. Защелкнулись перчатки. Шлем отбросил на стену синеватый зайчик — включилась камера видеонаблюдения. Дядя Фима, спиной к ней, возился с контрольным пультом.