Стивен Дональдсон - Запретное знание Страница 20

Ник Саккорсо оставил на мостике только самых необходимых; рулевого, скан, информационный отдел. Для всей остальной команды он устроил праздник.

Отпраздновать спасение очаровательной и изумительной Морн Хайланд, как он сказал. От жадных щупальцев капитана Ангуса, овцеёбаря Фермопила, пояснил он. И отметить начало первых каникул этого корабля и его команды. В трюмах «Каприза капитана» хранился солидный запас соответствующих напитков и наркотиков. И вскоре все на борту были или пьяны, или под кайфом.

Это на какое-то время позволило Морн не мучиться своими проблемами.

Выпивка и наркотики были лишь временной мерой; возможностью для мужчин и женщин без шизо-имплантата совершить изменения в мозге. Когда празднование завершилось и последствия приема такого количества горячительного были преодолены, люди Ника столкнулись с проблемой нового рода.

Им нужно было придумать что-то, чтобы убить время.

Они не были подготовлены к долгим путешествиям. «Каприз капитана» был судном с прыжковым двигателем, а не внутрисистемной баржей. Вероятно, он, с тех пор как Ник стал командовать им, не проводил вне порта больше месяца. Команде приходилось что-то придумывать, чтобы занять себя.

У большинства членов команды были изменчивые темпераменты. Они были нелегалами – более привыкшими сражаться за свои жизни, чем бороться со скукой. Для них «каникулы» без дорогого секса, баров, интриг и других удовольствий, получаемых на Станциях, теряли всякую привлекательность. Недели ничегонеделания, сна и общего покоя было вполне достаточно. После этой недели начали множиться – как снежный ком – неприятности и проблемы.

Как-то раз Морн услышала в коридорах звуки, похожие на выстрелы. Грязные ругательства наполнили корабль, будоража «Каприз капитана» маниакальной радостью или гневом. Люди, которых она встречала, когда Ник водил ее в камбуз или кают-компанию, казалось, с каждым новым днем становились все более неряшливыми, жестокими и жалкими.

В конце второй недели Вектор Шахид, воспользовавшись случаем, заметил Нику:

– Думаю, мы почти готовы.

Ник заговорщицки улыбнулся и покачал головой.

– Поскорее бы.

Вектор пожал плечами и ушел.

Несколько дней спустя Микка Васацк рискнула войти в каюту Морн, когда Ник был у нее. У нее под глазом драматически темнела ссадина; косточки ее кулаков были ссажены. Прежде чем Ник успел что-то сказать, она буркнула:

– Это зашло слишком далеко. Эта дурища, которую ты взял в качестве третьего помощника по информации, ударила меня дубинкой. Она утверждает, что я не подпускаю к ней мужчин. Я. Если бы половина этих баб не были брошенными тобою любовницами, у нас не возникало бы подобных проблем.

Она, нахмурившись, посмотрела на Ника.

Он сверкнул улыбкой, глядя на Морн, затем сказал Микке:

– Все в порядке. Я думаю, они созрели для показательного наказания. Собери-ка их. Используй оружие, если понадобится. Меня не волнует, спят ли они или смертельно пьяны. Я побеседую с ними через час. Мы заставим их потрудиться.

Второй пилот не отдал салют в ответ. Покачивая бедрами, она развернулась и вышла.

Когда команда была собрана, Ник принялся говорить им об их поведении таким тоном, словно сама тема казалась ему веселой. Затем приказал устроить полный ремонт каждой части фрегата, которую можно было починить вне доков.

– Это займет вас по меньшей мере пару месяцев, – закончил он, – так что лучше начать сейчас.

Это на какое-то время разрешило проблемы на корабле. Не все восторженно восприняли этот приказ, но даже самые гневные и недовольные члены команды не решались спорить с Ником Саккорсо.

К сожалению, проблемы Морн только осложнились.

С одной стороны, у Ника появилось больше свободного времени, которое он проводил с ней. Работа была оставлена на присмотр Микки; лично ему не оставалось ничего другого, как исследовать безграничность любовных ласк Морн. Иногда он по несколько дней не покидал ее каюту.

Сначала он оставался с ней только для секса и сна; само по себе это было достаточно плохо. Но постепенно, по мере того как он привык к ее самозабвенности – когда он начал доверять ей – на поверхность начали подниматься более глубокие желания. Он начал беседовать с ней; и по мере того, как дни сливались в недели, он говорил с ней все больше и больше. Ей приходилось прятать черную коробочку под матрасом и надеяться, что он не найдет ее; он оставлял ей так мало возможностей включать и выключать ее, что ей приходилось экспериментировать только когда он спал.

Временами Морн чувствовала в нем страсть настолько глубокую, что та казалась бездонной – она боялась, что его сила или половые инстинкты могут быть только временно приглушены, а никогда не удовлетворены. Это проявлялось не только в том, как Ник занимался сексом, но и в том как он говорил. Больше всего его, похоже, развлекали повторяющиеся истории, которые другие (так он утверждал) рассказывали о нем – истории о побегах и спасениях, победах и пиратстве; истории о захвате чужих судов, драматические и смелые. Он никогда не подтверждал, были ли эти слухи правдой. Но его довольство ими оставалось постоянным. Он нуждался в них, и эта нужда влекла его к ней. Честно говоря, чем больше Морн удовлетворяла его голод, тем более отвратительным это становилось; чем больше она слушала его и отдавалась ему, тем больше он желал ее.

Она ненавидела это; она ненавидела его и все, что он делал. Иногда ее отвращение становилось таким невыносимым, что, когда она бодрствовала, а он спал, она скрипела зубами, представляя, как хорошо было бы вспороть ему брюхо и выковырять его половые органы.

И хотя она страдала от его присутствия, при его прикосновении она горела страстью; она заставляла его быть разговорчивым. Она видела, что все это означает.

Она становилось ценной для него.

Несмотря на все растущую тошноту, она защищала себя, давая ему все, что он хотел.

Его привязанность начала приносить плоды; покуда он был доволен, он позволял ей свободное передвижение по кораблю. Пока она была доступна ему, она могла ходить где ей вздумается, смотреть все, что она хочет. Никто не останавливал ее. Даже Микка Васацк оставила ее в покое.

Когда у нее было время воспользоваться своей свободой, она находила Вектора, копающегося в своих двигателях, или Кармель и Линда, по локоть в проводах; видео показывало ей людей в скафандрах высшей защиты, крутящихся вокруг оболочки «Каприза капитана»; лифты регулярно не работали, потому что их все время разбирал и собирал второй инженер, прыщавый неуклюжий юноша с копной непокорных волос, которого все вокруг звали «Щенок», хотя он, без сомнения, ненавидел свое прозвище.

Более тесное знакомство с окружением было недостаточным, чтобы уменьшить ее страх. Она хотела чего-то большего.

Она хотела получить доступ к корабельным компьютерам – к бортовым журналам, может быть, даже к информационному ядру. Из них она могла бы узнать, где она находится, куда они направляются. Она не могла проверить историю, рассказанную Вектором, но она могла найти доказательство нечестности ПОДК в аресте Ангуса. Она могла узнать, кто же такой на самом деле Ник Саккорсо.

Это знание, без сомнения, помогло бы ей; но она не имела к нему доступа. Из-за дрейфа компьютеры всегда были заняты. Даже командный мостик никогда не оставался пустым, хотя им можно было не пользоваться.

Честно говоря, свобода передвижения по судну имела один недостаток. Морн не получала того, что хотела. С другой стороны, ей приходилось постоянно встречаться с Орном Ворбульдом.

Плохо собранный друг Вектора, должно быть, постоянно подсматривал за ней; это было единственным объяснением тому, что он постоянно застигал ее в тот момент, когда она оставалась одна. Он был корабельным экспертом по компьютерам; он, вероятно, мог настроить сенсоры управляющего компьютера так, чтобы они постоянно следили за ней. Наконец она стала колебаться всякий раз, как у нее появлялась возможность покинуть каюту, потому что знала, что рано или поздно их столкновение неизбежно.

Орн редко говорил с ней; но он никогда не упускал возможности прикоснуться к ней. При первой же возможности он лишь повторил свою ласку, погладив ее по волосам. Но в следующий раз попытался схватить ее рукой за грудь прежде, чем она успела увернуться. На третий раз он так сжал ей грудь, что она болела еще через час после их встречи.

Позднее он грубо схватил ее и принялся целовать липкими холодными губами. Она не могла вырваться, пока ей не удалось ударить пяткой ботинка под колено.

Она причинила ему достаточную боль, чтобы он отпустил ее – но явно недостаточную, чтобы перестал преследовать.

Это представляло собой новую угрозу. Она могла изолироваться в своей каюте. Или могла пожаловаться Нику, рассказав, что происходит; она знала его достаточно хорошо, чтобы поверить, что он не станет терпеть действий Орна. Но оба эти решения попахивали трусостью – а она пережила больше страха, чем могла выдержать.