Лидер с планеты Земля (СИ) - Тимофеев Владимир Страница 20

— Дополните образец угловым регулятором и доработайте его для установки на «Аврору» вместо какого-нибудь орудия, — приказал я капитан-инженеру. — Следующие испытания будем проводить в космосе…

Следующие испытания антиэлектрического излучателя мы провели через восемь суток. Могли бы и раньше, но режим секретности не позволил. Установить готовое изделие на «Аврору» так, чтобы никто ничего не заподозрил, оказалось непросто. Пришлось придумать легенду о специальном ГРЭБ-поглотителе увеличенной мощности и наградить бо́льшую часть экипажа дополнительными увольнительными и премиями (повод — победа в спешно организованном соревновании между двумя УБК). В итоге на испытания в астероидный пояс «Аврора» ушла, имея на борту только три процента личного состава — тех, без кого нельзя обойтись.

Роль мишени играл один из пяти приписанных к крейсеру челноков, переоборудованный под беспилотник. Два челнока крутились поблизости и контролировали результаты стрельбы.

На этот раз параметры испытываемого устройства удалось определить более-менее точно.

Кроме углового регулятора на излучатель установили прицел-визир, работающий как в оптическом, так и в радиодиапазоне. С его помощью наводить устройство на цель оказалось не так уж и сложно. Я лично разобрался с этим меньше чем за минуту.

Полученные результаты, с одной стороны, порадовали, с другой, снова заставили призадуматься.

В моём случае дальность «выстрела» на максимальной мощности и минимальном угле составила почти триста тин. На минимальной мощности и угле одиннадцать градусов (при большем угле фокусировка терялась и луч «разрушался») — около двадцати пяти. У Гаса эффективность огня оказалась на тридцать процентов меньше — двести и восемнадцать тин. У всех остальных, вне зависимости от личного «профиля чётной сходимости», она не превышала пятисот тян, а при минимальной мощности и максимальном угле падала вообще до нуля.

То, что никто кроме меня и Гаса не мог воспользоваться супероружием — это было хорошо.

То, что высокий ПЧС не коррелировал напрямую с принятым на Флоре «индексом барьерной сходимости» — было плохо.

Плохо в том смысле, что это опять отдаляло меня от того, что я пообещал Паорэ при расставании.

Последние пару недель мне стало казаться, что раскрыть тайну барьера не так уж и сложно. Достаточно просто набрать статистику по нескольким сотням тех, кто имеет высокие профили чётной сходимости, и, если их предки жили в Империи со дня основания, проверить их родословные и определить «точки пересечений». А там уже и до «нулевого пациента» недалеко — того, кто реально знал, что такое Барьер и откуда он взялся.

Изучение найденных на базе архивов и сопоставление их с официальной историей «великих держав» Галактики давало хорошую пищу для размышлений. Пятьсот здешних лет — именно столько насчитывалось времени жизни у всех относительно крупных стран и союзов. Именно столько существовало и флориансткое княжество. И это никак не могло быть простым совпадением.

Однако тот факт, что Гас, имеющий профиль всего лишь «Бэ минус», управлялся с антиэлектрическим поясом несоизмеримо лучше, чем те, кто имели «А» и «А плюс», но никогда не бывали на Флоре, чётко отделял историю этой планеты от остальных. И инъекции закрепления никакой роли здесь не играли. Ведь, в отличие от всех прочих граждан Галактики, пользоваться АЭПами мог любой флорианец…

На пятой неделе изоляции мы взяли с поличным предателя. Им оказался лейтенант Рангос, замкомандира БЧ-2 на «Тарс-приме». Хотел, сволочь, испортить систему накачки главного калибра.

Информацию о диверсанте нам передал Суйюнь.

«Две с половиной недели этого кренделя пас», — сообщил «капрал», когда ему выдали увольнительную на поверхность, и нам удалось поговорить на одной из конспиративных квартир в ближайшем от базы городе…

После интенсивного допроса, проведённого лично Гасом, лейтенант Рангос поплыл и выложил всю цепочку агентов на станции и на планете. Как оказалось, некоторых завербовали задолго до нашего появления на орбите и даже до плена. К чему их готовили? Ну, всё как обычно, ничего нового: к работе на наших «друзей и партнёров» из Федерации Ста Планет.

Начинать с федератами разведывательную игру мы не стали. Взяли всех, на кого указал лейтенант. Возиться с ними в преддверии большой драчки особого смысла не было, поэтому сначала их раскололи на полиграфе и перекрёстных допросах, а затем передали в только-только сформированный военно-полевой трибунал.

Суд над предателями был скорый и правый. Половину приговорили к высшей мере, половину присудили к длительной каторге. Где осуждённые будут мотать свои сроки, должно было решиться по окончании изоляции и установлении связи с Империей.

После удачного завершения операции Суйюнь потребовал, чтобы его в том же качестве отправили на «Тарс-секунду». Типа, хотя шпионскую сеть уже всю раскрыли, и до второй станции она вроде не дотянулась, но подстраховаться всё-таки стоило. Я, в общем, не возражал. Гас тоже. Единственное, что напрягало, это то, что срок изоляции подходил к концу, барьерная анизотропия могла исчезнуть в любую минуту, и нашего главного специалиста по разведке хотелось бы в этот момент иметь под рукой, а не где-то с другой стороны планеты.

Однако «китаец» настоял на своём, и с его легализацией мы решили пока повременить. В конце концов, как предполагали штабные, прежде чем нанести главный удар, стопланетники, как и положено, займутся захватом плацдарма, и времени, чтобы скорректировать планы и собрать все силы в кулак, у нас будет более чем достаточно.

Разоблачение вражеских агентов и сведения, полученные от Суйюня, помогли мне в ещё одном важном деле.

Захваченный на «Алпаке» гранд-майор Мерфи никак не хотел колоться. Конечно я мог бы просто отдать его Гасу, и тот обязательно выбил бы из него всё, что нужно… Точнее, он выбил бы всё, что казалось нужным, но главное контрразведчик из штаба командования 4-й межзвёздной зоны армии ФСП наверняка утаил бы. Поэтому работать с господином майором требовалось иначе, тоньше, ведя долгие беседы на отвлечённые темы и почти что по-дружески дискутируя по вопросам политики, экономики и общественных отношений.

Иногда, кстати, гранд-майор говорил дельные вещи, и я даже соглашался с ним.

Это бывало, когда разговор заходил о кланах, сословном обществе и корпорациях.

— Понимаете, господин барон, — заявлял Мерфи, — ваши правящие дома тянут прогресс назад. Ввиду приоритета их интересов над остальными, они подрывают устойчивость системы в фазе перехода от вертикали авторитета к горизонтали, на которой этот баланс выстроен. Пределов в борьбе за ресурсы — любые, а особенно властные — не существует. И домогаясь их любой ценой, чтобы не быть «сожранными» конкурентами, кланы, даже если они сами этого не желают или не понимают, начинают расшатывать государственные устои, разбивая целостную, подчинённую внутренней логике жизнь державы на эпизоды борьбы за куски общественного пирога, влияния и контроля ресурсов.

— Знаете, господин майор, — отвечал я, — я б с вами с удовольствием согласился, если бы не одно «но». Просто попробуйте в вашей сентенции заменить «правящие дома Империи» на «трансграничные корпорации ФСП», и всё сказанное окажется справедливым для политической и экономической модели вашего общества. Его отличие от имперской модели только в одном. В вашем обществе их власть не имеет пределов. В нашем этот предел есть. Он называется император…

Честно скажу, я вовсе не собирался переубеждать собеседника и уж тем более не собирался перетягивать его на свою сторону. Так далеко мои планы не простирались.

Сначала мне просто требовалось выяснить, в чём заключалась та провокация, которую он должен был контролировать. Потом, когда это стало понятно из допросов других пленных, в том числе тех, кого захватили на Тарсе, меня заинтересовало, против кого конкретно готовилась уже не одна, а целая серия провокаций и какие реальные действия они прикрывали. Затем, после встречи с Суйюнем и вдумчивого анализа галактических новостей разъяснилась и эта тема. Но, как ни странно, ценность господина майора от этого ничуть не уменьшилась, и даже, наоборот, до меня наконец дошло, как его надо использовать. Оставалось только дождаться подходящего момента, и дело, как говорится, в шляпе.