Александр Соболь - Все цвета радуги Страница 21

– Держись, малыш, мы их достанем, этих гадов, и освободим нашего сына… только держись, не расслабляйся… ты не мать сейчас и я не отец, а мы воины, которые любой ценой должны настичь и уничтожить мерзавцев и предателей…

– Значит, им таки удалось уйти туда, – каким-то странным, надтреснутым голосом произнес Ольгерн Орнет. И вдруг, воспользовавшись тем, что все неотрывно глядели на величественную, точно из недр всплывшую Дверь, наклонился к уху Зорова и торопливо прошептал:

– Когда мы пройдем туда, мне надо будет потолковать с тобой и Рангаром. Только с вами двоими! Я потом дам знак, и мы либо слегка отстанем, либо на привале… вроде как нужду справлять пойдем.

Он резко выпрямился и с отсутствующим видом поглядел в сторону, заметив, что Лада и Дальвира обернулись.

– Да, им это удалось, – сказала Дальвира жестко. – И мы тоже должны пройти… если хотим настичь преступников. Порядок следования прежний, всем взяться за руки… вот так. Теперь вперед!

И живая цепь из пятерых человек направилась к Оранжевой Двери. Двери куда-то, что именовалось Преддверием.

Глава 2

Переход через эту Дверь разительно отличался от перехода через Дверь предыдущую. Зоров ощутил, как его мгновенно и умело разобрали на мельчайшие праатомы и тут же собрали вновь; ощущение это было не то чтобы болезненным, но крайне неприятным, что-то вроде падения в бесконечную темную пропасть в ночном кошмаре. И еще он почувствовал удар по глазам от мощной красно-черной вспышки… смешение цветов было поистине невероятное: жуткий, как и все абсолютное, черный цвет, и красный всех мыслимых и немыслимых оттенков, от инфрабагрового до ультраалого…

Придя в себя, он некоторое время сидел, бессмысленно ощупывая свое тело и голову руками, пока глаза не обрели резкость и он не увидел рядом Рангара, занятого тем же. Чуть поодаль лежала Лада и тяжело, со стонами, дышала. Глаза ее были закрыты.

Ольгерн и Дальвира исчезли.

Зоров с немалым трудом поднялся на ноги, преодолевая подкатившую к горлу дурноту, и со всей возможной в его нынешнем состоянии быстротой осмотрелся.

Они находились на поверхности столь же удручающе ровной и плоской, как и только что ими покинутая. Только была эта поверхность не рыжая, а серая, и небо было серое, матово-серое, и куб Двери за его спиной был не оранжевый, а тоже серый, какой-то дымчатый, туманный, с текучими гранями и дрожащими ребрами, будто и невсамделишный вовсе, а так, фантом или мираж.

Кроме них троих, на всей этой столообразной поверхности не было никого. Преодолевая какое-то жуткое оцепенение, ощутимое только в ночных кошмарах, Зоров шагнул к Двери… послышался резкий, очень низкий звук, точно лопнула струна исполинской скрипки… и медленно, дрожа и колыхаясь, Дверь истаяла перед ним туманным облаком и пропала. И почти тотчас боль обожгла его палец: исчезло кольцо Алзора. Им недвусмысленно дали понять, что назад дороги нет, и все нити, связывающие их с родными мирами, оборваны. А оказались все трое в совершенно неизвестном и очень странном месте, которое пропавшая Дальвира назвала Преддверие.

Преддверие чего?

Сзади раздался тихий зловещий шелест: Рангар тоже вскочил на ноги, выхватил оба меча и застыл в боевой стойке, диковато озираясь по сторонам. Наконец его взгляд уперся в Зорова.

– Я знаю не больше тебя, – упреждая его вопросы, поднял руку Зоров. Мы очутились черт-те где, Дальвира и Ольгерн исчезли… и исчезла, точно растаявший ком дыма, Дверь. А у меня с пальца испарилось кольцо Алзора.

– У меня тоже, – хмуро сообщил Рангар, рассматривая свою руку, будто видел ее в первый раз.

– Значит, назад дороги нет… – пробормотал он скорее утвердительно, чем вопросительно.

Пошевелилась, приходя в себя Лада. Рангар вложил мечи в ножны и опустился возле нее на одно колено.

– Как ты, малыш? – с тревогой спросил он, бережно приподнимая и усаживая Ладу.

Некоторое время ее глаза казались мутными и ничего не выражали, но постепенно муть рассеялась в них, и они обрели прежнюю ясность и синеву весеннего неба.

– Где… мы? – слабо прошептала она.

– В мире, который Дальвира назвала Преддверием. О нем ничего не известно. Кстати, сама Дальвира и Ольгерн Орнет исчезли. Вот такая, к демонам, ситуация, малыш. – Рангар пытался говорить спокойно, но чуткое женское сердце ощутило тщательно скрываемую мужем тревогу.

Лада напряглась, пытаясь придать голосу нормальный тон и тембр, ибо понимала, что то, что она собиралась сказать, только усилит тревогу Рангара и его брата. Но и молчать она не могла. Не имела права.

– Когда мы проходили Оранжевую Дверь и вокруг все вдруг стало черным и красным… я ощутила мысль Ольгерна Орнета… короткую и яркую, как вспышка. Она содержала только одну фразу… странную и страшную. Он сказал, что его убил оборотень. Я не могу понять, что это значит.

– Я тоже… – медленно проговорил Рангар, и глаза его сталисто блеснули. – Но кто бы он ни был, этот оборотень, он попробует остроту моих клинков.

– Перед самым переходом маг незаметно сказал мне, что должен сообщить нам – только тебе, Рангар, и мне, – нечто важное, – произнес Зоров, нахмурясь. – Почему-то он не захотел посвящать в это наших женщин.

– На Коарме маги-мужчины относятся к женскому полу несколько… гм… свысока. Даже к своим коллегам: волшебницам, колдуньям и чародейкам. Дальвира в свое время играла там роль могущественной чародейки… но даже тогда не удостоилась особого авторитета среди магов-мужчин.

А Лада – вообще обычная женщина, знакомая только с азами магии. Мы же с тобой, брат, – иномиряне, представители сил, превосходящих магическую мощь Коарма. Я думаю, дело в этом.

– Не знаю… – покачал головой Зоров. – Я говорил Ольгерну, кто такая Дальвира и что ее могущество еще выше нашего… И все-таки…

– Все-таки он ей не доверял. Вспомни – Ольгерн голосовал против Дальвиры, – сказал Рангар.

– Чепуха! Никто из нас не знает Дальвиру лучше меня. – Зоров от волнения перешел на русский язык, и Лада лишь беспомощно следила за его мимикой. – Она же плюс-Посланница! К тому же она минимум дважды спасала жизнь мне, да и вы с Ладой обязаны ей многим!

– Я знаю, – опустил голову Рангар. – Я преклоняюсь перед Дальвирой и бесконечно благодарен ей за то, что она сделала для нас двенадцать лет назад. Просто… есть в этой истории нечто темное и непонятное. Однажды… все те же двенадцать лет назад… я уже столкнулся с загадочным убийством. Тогда убийцей оказался человек, на которого я меньше всего подумал бы.

Рангар отвернулся и пробормотал на всеобщем языке Коарма:

– Тухлое дело… Помнишь, Ладушка, как погиб Долер Бифуш?

– Да. Ты потом рассказывал мне, кто его убил.

– Тогда Долер тоже хотел сообщить мне нечто очень важное… об убийце!

– Но ведь тогда Бифуш… точнее, тот, кто владел его телом, остался с нами.

– Ты хочешь сказать, что Дальвиру постигла участь Ольгерна? – задумчиво спросил Рангар. – Что ж, очень даже может быть. Но в таком случае есть еще кто-то, кто убил их обоих!

И от этих слов морозом обдало души трех заброшенных в Неведомое людей.

Поев и сделав по два-три маленьких, растянутых глоточков воды из фляги (еду и особенно воду единогласно решили расходовать исключительно экономно из-за абсолютной неопределенности ситуации), трое спутников с немым, но очень красноречивым вопросом взглянули друг другу в глаза.

– Надо решать, куда будем двигаться, – с наигранной бодростью произнес Зоров, однако во взоре его, которым он обвел горизонт, бодрости не было и в помине.

Собственно говоря, горизонта как такового в этом мире не существовало. Унылая серая плоскость по мере удаления плавно загибалась вверх, где незаметно переходила в такое же унылое серое небо. Создавалось впечатление, что они находятся на внутренней поверхности громадного серого пузыря. Выбрать какое-то приоритетное направление в этом мире было задачей неизмеримо более сложной, чем та, которую некогда решал и так и не решил бедный осел Буридана.

– Ну и куда? – Рангар бросил на брата хмурый взгляд. – В условиях полного равноправия сторон света или вовсе отсутствия таковых? Или, как выразились бы на Земле, в условиях полной двумерной изотропности?

– Не язви, – проворчал Зоров, почесав затылок посконным русским жестом. – Давай вначале проведем, так сказать, инвентаризацию всего, что у нас есть – от воды и продовольствия до оружия и одежды.

Инвентаризация едва ли оставила много места оптимизму. Особенно это касалось воды и еды. Несколько брикетов сушеного мяса и два десятка лепешек у Рангара и двадцать пять кубиков концентрата у Зорова. Одного такого кубика человеку хватало на сутки, но при наличии воды. А вот ее-то, прямо сказать, было маловато: всего восемь литров. Меньше чем по три литра на человека.