Марти Бурнов - Достигая прозрения Страница 21

— Может, не стоит его сейчас отвлекать? — шепотом спросил Аркадий Петрович. Его вообще здорово пугало, что по звездным дорогам их поведет человек с такой беспечной манерой пилотирования.

Иван Никифорович кивнул.

— Селф всегда был трусом и засранцем. Да и Джетти этот… — откликнулся Нэйб. Он откинулся в кресле, повернулся к ним и, заложив руки за голову, изучающе осмотрел землян. — Вот вы смогли бы спокойно поворачиваться к ним спиной?

Аркаша покраснел. В словах Нэйба ему померещился скрытый намек. Появилось жгучее желание навсегда избавиться от воспоминаний об этом Джетти. Аркаше стало стыдно, он уже был почти рад, что Джетти и Селф остались на другой планете.

— Они могли выждать момент и запросто вышвырнуть нас в открытый космос, — Нэйб усмехнулся и вернулся к вводу курса. — Да и задница мне еще дорога.

С этим сложно было не согласиться. Во всех отношениях.

Спустя некоторое время, Нэйб закончил колдовать над панелью управления, снова откинулся в кресле и вытянул ноги. Иван Никифорович ждал этого момента и тут же накинулся на него с расспросами:

— Не могли бы вы, многоуважаемый, немного просветить нас… рассказать о вашей системе координат. А то, признаться, совершенно не имеем представления, где находимся. Знаете, это несколько удручает… хотя, должен сразу предупредить: астрономия не мой конек.

— Да нет ничего проще, — Нэйб принялся очень быстро вводить какие-то команды. — Надеюсь, здесь имеется "Астрономия для дошколят".

Аркадия Петровича возмутила эта шутка. Он шагнул было вперед, чтоб защитить профессора от подобных унизительных высказываний, но Иван Никифорович жестом остановил его.

— Вот! — радостно воскликнул Нэйб.

На мониторе появилось изображение звездного неба, по которому прыгали забавные разноцветные существа, похожие на Колобка, с ручками и ножками, и пели какую-то песенку про детей, конфеты и Вселенную.

— Вы изволите издеваться?! — не удержался Аркадий Петрович.

Нэйб покосился на него скорее насмешливо, чем обиженно.

— А что? В детстве мне очень нравились Хрюмлики.

— К-кто?..

— Ну, эти… — Нэйб указал на колобков. — Особенно Рюлик. Это розовый. Он такой жадный.

— Немедленно прекратите! — воскликнул, побагровев от такого оскорбления, Аркадий Петрович.

— Ну, ладно… ладно, сейчас промотаю, — Нэйб нажал кнопку и изображение сменилось трехмерной схемой. — Вот!

Иван Никифорович и Аркадий Петрович долго рассматривали схему. Иван Никифорович не раз принимался протирать очки, но оба так ничего и не поняли.

— Видите ли, любезнейший… не очень-то понятно… — начал совершенно обескураженный профессор.

— Я же вам говорил, Хрюмлики — гораздо интереснее, — Нэйб злорадно покосился на Аркашу. — Ну ладно, сейчас попробую объяснить…

Аркадий Петрович и Иван Никифорович вытянулись в струнку, как нерадивые студенты перед кафедрой строгого профессора.

— Эта сфера… — Нэйб лениво развалился в пилотском кресле, — … и есть наша Вселенная. Конечно, сферой она изображена чисто схематически. На самом деле, ее форма никому не известна, а по последним данным она еще и аморфна, так как находится в постоянном движении, видоизменяясь и взаимодействуя с другими Вселенными.

— А полосы? — робко поинтересовался Аркадий Петрович, за что чуть не получил подзатыльник от профессора, которому не хотелось перебивать Нэйба.

— Полосы — это так называемые витки. Можно сказать, скопления галактик. Приблизительно по полмиллиарда в каждом.

Профессор поперхнулся и Нэйб протянул ему фляжку, что крепилась к пилотскому креслу.

— На данный момент, — продолжил Нэйб, — считается, что витков тринадцать. Но может оказаться, что их и больше. Кажется, что четкой границы между витками нет, но все же она имеется. Галактики разных витков слегка различаются между собой некоторыми свойствами…

— И неужели люди уже побывали везде?.. Во всех этих витках? — вновь не удержался Аркадий Петрович.

— Люди… — Нэйб усмехнулся. — На сколько я знаю, вы — первые люди, которые покинули пределы Земли…

— А как же… а кто же тогда вы?! — на лбу Аркадия Петровича выступила испарина.

Иван Никифорович вновь судорожно протирал очки.

— Я — виллирианец, — гордо заявил Нэйб, — как и наш император!.. Хотя… вам это мало о чем говорит.

— Но позвольте, — начал было Аркадий.

— Нет уж! — оборвал его Нэйб. — Давайте-ка я вам про Вселенную дорасскажу, чтоб вы больше не доставали меня расспросами.

Нэйб достал коробочку с хаашем. Весь этот цирк немного раздражал, он чувствовал, что уроки астрологии для дошколят — не его призвание, но эти люди были ему нужны и надо было завоевывать их доверие и симпатии.

— Скажите, а далеко ли наша Земля отсюда? И от этой планеты, на которую мы направляемся… мы хоть в пределах одного витка? — профессор увлеченно рассматривал схему, сказанное Нэйбом он осмыслил, хоть вся эта информация и упорно отказывалась складываться воедино у него в голове.

— В масштабах этой схемы — мы рядом. В одной точке, практически, — усмехнулся Нэйб. — Но об этом потом. Так вот… витки-витки-витки… их тринадцать. Это я уже говорил, кажется?..

— Да, — робко ответил Аркадий.

Нэйб жестом попросил не перебивать. Было видно, что под воздействием голубого порошка, мысли его и без этого путаются. Он недоуменно посмотрел на потолок, затем на пол, а потом продолжил:

— Изучено, и то не до конца, только два витка: наш — шестой и соседний — седьмой, на схеме, они расположены в центре, вот здесь, — Нэйб потянулся пальцем к монитору и от чего чуть не вывалился из кресла, вцепившись второй рукой в подлокотник. — В пятом и восьмом — бывали наши исследователи, но информации об этом пространстве крайне мало… в четвертом и девятом — тоже были исследователи, но ни один не вернулся. Никто! Ни одна живая душа, не испытав Прозрения, не способна на это!

Дальше Нэйб на некоторое время потерял нить рассуждений, вскочил и принялся ходить по каюте, взмахивая руками и выкрикивая что-то нечленораздельное.

Аркадий с Иваном Никифоровичем стояли, прижавшись друг к другу. Они пытались осознать всю глубину произошедшего с ними. Своими объяснениями, Нэйб породил больше вопросов, чем дал ответов. Но спрашивать его сейчас о чем-то еще, они не решались. Переглянувшись, они решили подождать, пока виллирианец успокоится. Учитывая дикие нравы этих загадочных обитателей Вселенной, не хотелось его раздражать.

С трудом собравшись с мыслями, Нэйб продолжил рассказ. Он рассказывал об огненных квазарах и зловещих черных дырах, о загадочном центре Вселенной, скоплениях антиматерии и еще о многих невообразимых вещах.

Земляне слушали его, затаив дыхание, и ни разу не осмелились перебить вопросами, число которых выросло, казалось, до бесконечности.

Лекция об устройстве Вселенной сильно потрясла Ивана Никифоровича и Аркадия Петровича. Они были готовы внимать Нэйбу практически вечно. Но тот предложил продолжить в другой раз, сославшись на необходимость уделить внимание кораблю. Он отправил их спать, объяснив, как добраться до кают.

Аркадий Петрович хотел было попросить проводить их, но потом постеснялся. Они и без этого, наверное, выглядели полными болванами и невеждами в глазах Нэйба. Поэтому ему хотелось хоть что-то сделать самостоятельно.

Иван Никифорович, наверное, и вовсе не задался этим вопросом. Посвящение в тайны космоса, которые он совсем недавно и не мечтал постигнуть, так подействовало на профессора, что он не переставая что-то тихо бормотать, покорно шел следом за Аркашей.

Несколько раз он порывался вернуться в рубку, но Аркаша останавливал его. Им обоим требовался отдых.

— Аркашенька! Дружочек, да понимаете ли вы, что нам с вами выпало узнать? Да ведь ради этого и жизнью пожертвовать не жалко! — внезапно остановился Иван Никифорович. — Вот взгляните, — он бросился к стене узкого коридора, которым они шли. — Вот что это, по-вашему?

— Стена. Просто стена из белого материала… кажется, он называется "пластик".

— А вот и нет! — глаза профессора торжественно блеснули из-под очков. — Это чудесное творение рук человеческих. Это часть удивительной машины, способной преодолевать неимоверные расстояния в ледяном космосе! Подумать только, мы сейчас посреди далекого космоса и летим к другой планете!

— Да, профессор, конечно, — Аркаша смутился. Он воспринял вопрос Ивана Никифоровича буквально. Глубина проникновения в суть вещей и явлений — это именно то, чего ему всегда не хватало. Лишь музыка являлась для него исключением.

— Мы должны немедленно все здесь осмотреть! — профессор запахнул поплотнее халат и решительно направился вперед.

— Иван Никифорович, да вам отдохнуть бы надобно! — кинулся ему вслед Аркаша.