Михаил Кисличкин - Солдат поневоле Страница 22

— Держите. — Илья протянул Ане свою армейскую фляжку.

Аня пила долго, мелкими глотками, несколько раз прерываясь, но не спеша возвращать емкость обратно. Видимо, налитый туда «спортбал», выдаваемый курсантам вместо обычной воды во время физических нагрузок, пришелся ей по вкусу. Илье самому нравился его кисловато-сладкий вкус, да и жажду он утолял лучше обычной воды, восстанавливая солевой баланс и не позволяя организму быстро терять влагу.

— Спасибо. — Она наконец вернула флягу, выпив больше половины.

— Да не за что. Я что хочу сказать, Аня. Перед тем как вас встретить, я вообще-то собирался устраивать ночлег. Я своих товарищей пока потерял, Тая ваша — не знаю где. Через час, может, чуть позже, будет совсем темно, за это время мы к деревне не дойдем. Можно попытаться выйти к ближайшей дороге, до нее километров пять, но я бы не стал рисковать, есть опасность залезть в дебри и не успеть до темноты. Не поймите меня неправильно, не хочу навязываться и ничего такого не подразумеваю, но я лично собираюсь до утра пробыть здесь. И вам это же советую. Как рассветет, мы быстро назад выйдем, навигатор у меня есть, так что можно сказать — не потерялись мы, просто задержались.

Аня смерила его долгим взглядом, потом посмотрела на неяркое осеннее солнце, висевшее низко над самыми кронами деревьев.

— Хорошо. Чем могу помочь? И может, будем на «ты»?

— С удовольствием, — ответил Илья. — Наломай пока побольше еловых веток для постелей, ночью, думаю, холодно будет. Октябрь все-таки. А я пока займусь костром и готовкой.

— У тебя и еда есть?

— А как же? Я же говорил, у нас с товарищами тут все серьезно затеяно.

— Ну, ты прямо как рыцарь из сказки.

— А ты как красная шапочка. Только до бабушки не дошла.

Когда стало окончательно темно, костер уже ярко горел, а вокруг царила почти домашняя атмосфера, если только этот термин применим к ночному лесу. В комплект экипировки входил индивидуальный котелок, а невдалеке, у края болотца, Илья набрал в него немного воды. Сначала довел ее до кипения, бросил обеззараживающую таблетку, потом добавил в кипяток нарезанные отборные белые грибы из Аниной корзинки, а затем, когда они успели провариться, к ним прибавились «макароны по-флотски» и соль из индивидуального пайка. Хлебали похлебку долго, передавая по очереди друг другу небольшую пластиковую ложечку, входившую в паек. Вкусно было необыкновенно! У Ани поднялось настроение, голос стал звонким, и Илья пару раз ловил на себе краем глаза ее оценивающий взгляд. Похоже, всю историю она стала воспринимать как приключение, даже про Таю уже говорила без раздражения, с некоторым беспокойством — как она там, волнуется за нее, поди.

Костер сменил яркое пламя на легкий красный отсвет от нагоревших углей, и они, наговорившись вволю, стали устраиваться спать. Всяких глупостей с часовыми и ночным бодрствованием Илья решил не устраивать. Нет смысла, не авантюрный роман, где за каждым кустом враги. Просто свернулись калачиком по разные стороны мерно горевшего костра, нагребая под себя и сверху побольше лапника и постарались уснуть. Илья провалился в сон почти мгновенно.

Но ненадолго. Проснулся он от того, что было холодно. Причем очень холодно, может, около нуля градусов. Посмотрел на часы — без десяти два. До рассвета еще долго. Ноги заледенели невыносимо, костер почти не горел. Он встал, сделал несколько приседаний и кинул сухого лапника в слабо тлеющие угли. Когда пламя взметнулось, он глянул в сторону своей спутницы и увидел, что она не спит, а лежит на еловых ветках в позе эмбриона, слегка постукивая зубами и зябко кутаясь в военную куртку Ильи.

— Иди ко мне, — просто сказал Илья.

Она встала и, не говоря ни слова, подошла и легла рядом, обняв за шею и прижавшись всем телом. Ее губы были сладкими, пахнущие костром волосы мягкими, а бедра, когда синие джинсы и камуфляжные штаны Ильи были их общими усилиями отброшены в сторону — теплыми… Это было хорошо. Это было лучше, чем с Иркой. Это было лучше, чем могло быть с кем-нибудь когда-нибудь еще. Это было настоящее. Холода не стало, как по волшебству, и Илье хотелось бы, чтобы эта ночь продолжалось вечно…

А потом они лежали вместе, обнявшись, и смотрели на звезды. Небо было черным-черным, усыпанным россыпью лучистых точек.

— Красиво, — прошептала тихонько Аня.

— Угу. — Говорить Илье не хотелось, ему казалось, что даже негромкий голос может разрушить волшебство момента.

— Знаешь, я может глупость говорю, но мне всегда хотелось, чтобы там, наверху, у этих звезд тоже кто-то жил. Честно-честно. Представляешь, лежим тут мы и смотрим вверх на них, а они, где-то там, тоже смотрят вверх на нас. И мы как бы все вместе, хотя и не видим друг друга, и не знаем, а вроде бы взглядами соприкоснулись. И нет одиночества…

— У нас его и так нет. — Илья сильнее обнял Аню и нашел губами ее губы.

— Нет, правда. — Она легонько отстранилась от него и посмотрела ему прямо в глаза. — Вот что ты сейчас думаешь?

— По поводу звездных жителей? Ань, я, наверное, не романтичный человек. Я этих инопланетян никогда не увижу, и дел у меня с ними никаких не будет. Я про другое думаю. Я тебя, кажется, люблю очень, вот ведь какая штука, Аня…

— Не говори про любовь. Не надо. Не надо сейчас говорить об этом, может быть, потом, если оно, это потом, будет… Сейчас просто люби. — Аня снова крепко сжала его в объятиях, и им стало не до слов…

Рассветало долго. Сначала чернильная тьма начала потихоньку сереть на востоке, потом в небе отчетливо проявился синий оттенок, а обступивший костер темный мир стал быстро расширяться в видимых границах и обретать черты. Пора было идти.

Завтракать было нечем, но вот чайный брикет и плитка шоколада от съеденного вчера пайка у Ильи оставались. Так что чай с утра им попить удалось. Илья решил сначала дойти до Толстовки и довести Аню до дома, а уже потом связываться с командованием и, если не получится, идти на вчерашний пункт сбора. Пара-тройка часов опоздания, по его мнению, роли уже не играли. Однако начальство нашло Илью быстрее. Не успели они отойти от места ночлега и трех километров, как рация у Ильи заработала, и капитан Липатов, едва услышав голос Ильи, высказал ему все, что о нем думает. Потом, правда, выслушав сбивчивые оправдания (Аня с любопытством прислушивалась к этому диалогу), Липатов немного смягчился и, узнав точное местоположение курсанта, приказал ему двигаться к той самой деревне Толстовка, где пообещал «горячую встречу».

Расстались на опушке, метрах в ста от околицы. Илье не хотелось, чтобы кто-либо видел их вместе, а потом задавал всякие дурацкие вопросы, тем более если это будут «отцы-командиры». Твердо пообещав увидеться в следующие выходные (когда у первого взвода по графику была увольнительная), Илья попрощался с Аней и, дав изрядный крюк вокруг деревни, вышел к ней с другой стороны. Там его уже ждала машина.

Глава 8

Военно-бытовая

Вопреки ожиданиям, после инцидента никаких особых вопросов у начальства к Илье не возникло. Про встречу с Аней Илья умолчал (вопросов службы это не касалось, а о личном трепаться не стоило), в остальном же рассказал полную правду. Раскрылось два парашюта, снесло ветром, поскольку не было возможности выйти из леса до темноты и связаться с начальством — принял решение заночевать. Дальнейшее известно. Тем более что другие курсанты его взвода, прыгавшие вместе с Ильей, видели его в небе под двумя куполами. Начальство в лице куратора взвода Липатова, майора Ванина, руководившего парашютной подготовкой, и тихого, незаметного ФСБшника из первого отдела, до сего времени бравшего у курсантов подписи под приказами и читавшего нудные инструктажи по секретности, послушало, взяло письменную объяснительную, да и успокоилось. Парашюты, крепко запутавшиеся в кронах деревьев во время приземления, привезли в тот же день, что и Илью, только ближе к вечеру.

Откровенно говоря, он должен был рассказать о встрече с Аней. Был приказ, требовавший сообщать о контактах с местным населением во время выполнения заданий за пределами части. Илья даже под ним подписывался. Вот только делать военную карьеру Илья не собирался, и на состояние своего личного дела, как и на мнение высокого начальства о своей персоне, ему было откровенно наплевать. Не узнают — хорошо. Узнают — тоже ничего страшного, пусть придумывают «ужасное» наказание или выговор объявляют. Да пусть хоть трибунал собирают, наплевать. Он, Илья, о своих личных делах рассказывать не будет и точка. Чем дальше, тем сильнее, особенно после встречи с Аней, Илья чувствовал злость на тех, кто, не спрашивая его мнения, единым решением перечеркнул его старую жизнь. Хотя никого из тех, с кем он встречался ежедневно, Илья винить не мог. Кто виноват? Офицеры — преподаватели, инструкторы? Нет, конечно, они только выполняли приказ. Командующий частью полковник Васнецов? Тоже, вероятнее всего, нет. Те, кто задумали проект, были рангом повыше, кто-то из той самой властной элиты, для которых судьбы людей были лишь немногим ценнее использованных презервативов. Ну что же, раз так, то ладно. Ваша сила. Илья не жалел о принятом решении, он был вполне уверен, что в случае отказа его бы действительно закатали куда Макар телят не гонял и все было бы еще печальнее. Но злость, злость на то, что его жизнь по мановению властной руки резко перечеркнули, она осталась. Деньги, обещанные льготы, интересная учеба и жизнь — это все ничего не стоит без свободы. А свободу у него, не виновного ни в каких преступлениях, забрали, грубо и цинично, предложив взамен выбрать из двух видов рабства — откровенным рабством работы по суду Комитета полезности или более интересным и странным его аналогом — в неком армейском проекте. Ну что же, он выбрал. Но если кто-то думает, что деньгами и псевдовозможностью выбора он добился от Ильи лояльности, то он крепко ошибается. Стараться учиться как можно лучше, приспосабливаться к обстоятельствам, раз уж они возникли, вести себя достойно Илья будет. Это прежде всего в его собственных интересах. Быть верным присяге, которая должна была состояться в ближайшее время, — да. Выслуживаться перед начальством — никогда. Они отдельно, а он отдельно.