Скотт Вестерфельд - Вторжение в Империю Страница 22

– Вероятно, мы могли бы выразить нашу озабоченность в более символической форме, – предложил сенатор Верин. – Дадим всем знать о том, что столь бдительно обнаружила сенатор Оксам, и выдвинем эту тему на дебаты.

– И тем самым дадим Отцу нашему Воскрешенному возможность ответить, – добавил сенатор Уат.

Оксам повернула голову к Уату и в упор посмотрела на него своими сверхъестественно синими вастхолдскими глазами.

– Отец наш Воскрешенный не вышел к нам с символическим жестом, – возразила она. – Нас ни о чем не проинформировали, с нами никто не проконсультировался, нас даже не предупредили. Наша Империя просто-напросто шагнула к войне, наши соотечественники подвергнуты опасности, а военным предстоят большие испытания.

Заканчивая высказывание, Оксам посмотрела на третьего из присутствующих парламентариев, сенатора Ану Маре, чья откровенно секуляристская родная планета находилась в самом центре подвергавшихся опасности нападения риксов регионов. Сотрудники Аны помогли в составлении схемы. Конечно, наиболее доходные статьи родной планеты Маре не были затронуты законодательной программой Оксам.

– Верно, люди поставлены под удар, – проговорила сенатор Маре. Взгляд у нее был несколько рассеянный – как будто она слушала вспомогательную аудиосистему. – И к тому же Император действовал намеренно скрытно. – Она склонила голову к плечу, взгляд ее стал острым. – Поэтому я не согласна с предложением уважаемого Верина превратить нашу реакцию на происходящее в символический жест, обычную декларацию намерений. Думаю, такой шаг ни к чему. Всякие законопроекты символичны по своей сути – риторика, подписи, предположения, намерения, – по крайней мере до голосования.

Оксам почувствовала, как спало напряжение в зале. Уат и Верин с облегчением решили, что законопроекты в действительности не пройдут. Программа Оксам представляла собой брошенную перчатку, блеф, сигнальный огонь для остальных членов Сената. Замысел был очерчен, как зеркальное отражение намерений Императора, как обнаружение его обратной стороны, как подобие гипсового слепка. Оксам могла бы выступить с пространной речью, обнародовать результаты анализа, проведенного Найлзом, привести доказательства намерений Империи – но ее выступление не услышали бы и не заметили. А вот законопроекты, поддержанные мажоритарной партией, всегда вызывали большой интерес. Оксам давно поняла, что в умно завуалированную правду верят скорее, чем в высказанную открыто.

– Верно, – сказал Уат. – Этот билль послужит сигналом.

Верин кивнул.

– Вороньим карканьем!

Несмотря на то, что они с Маре в итоге и ожидали именно такого эффекта, Оксам немного расстроилась из-за того, что остальные сенаторы так быстро сдались. Она думала о том, что после определенных доводок законопроект мог и пройти. Но Оксам была одной из самых молодых в Сенате, и к тому же ее называли Чокнутой Сенаторшей. Лидеры секуляристской партии порой ее недооценивали.

– Итак, я могу рассчитывать на вашу поддержку? – спросила она.

Трое старых солонов переглянулись. То ли они решили переговорить друг с другом по личным каналам, то ли просто-напросто слишком хорошо друг друга знали. Как бы то ни было, за счет своей повышенной эмпатической чувствительности Нара Оксам четко определила мгновение возникновения согласия. Ее сознание словно обволокло прохладной пеленой тумана.

Первой кивнула сенатор Маре. Она взяла серебряную чашу предложений и поднесла ее к губам. Затем она передала чашу Уат, а ее верхняя губа стала красной от налипших на нее микроустройств, которые теперь старательно диагностировали ДНК, составляли слепок с зубов, слушали голос, чтобы затем переслать все собранные данные на искусственный интеллект, отвечавший в Сенате за безопасность. Эта программа отличалась жуткой параноидальностью. Через несколько секунд после того, как содержимое чаши допил Верин, схема законопроектов Оксам превратилась в обычный экран заседания фракции Партии Секуляристов.

Теперь схема окрасилась в более спокойные и торжественные тона предложенного законопроекта. Она выглядела изящно и красиво.

Через пять минут, когда Нара Оксам шла по одному из широких коридоров в секуляристском крыле, вход куда был разрешен только сенаторам, с огромным наслаждением слушала шум волн политики и власти и ощущала, как у нее в крови бушует победа, поступило сообщение.

Воскрешенный Император, правитель Восьмидесяти Планет, приглашал сенатора Нару Оксам на аудиенцию. Со всем приличествующим уважением, но безотлагательно.

Александр делал все, что мог, чтобы помешать имперцам.

Арсенал Легиса-XV, конечно же, оставался для гигантского разума недоступен. В такой близости от риксов было крайне рискованно подсоединять к планетарной инфоструктуре компьютерное оборудование, ведавшее контролем над оружием. Всевозможные физические средства защиты и аварийные шунты не давали Александру возможности применить столичное оружие класса «земля-космос» как против самой «Рыси», так и против отправленного со звездолета десанта. Но Александр все же мог принять участие в сражении.

Он передвигался по дворцу и следил за ходом событий глазами камер наружного наблюдения, и слушал звуки через систему слежения за движением, и наблюдал за действиями имперских десантников, когда те прорвались в зал Совета. Александр переговаривался по интеркому с двумя боевиками-риксами, уцелевшими после первой атаки, делился с ними разведывательными данными, вел их, помогал в противоборстве со спасателями.

И вот теперь сложившаяся ситуация стала напоминать игру. Жизнь заложников для Александра утратила значение. Спасатели прибыли слишком поздно. Подданные Империи уже не сумеют истребить гигантский разум на Легисе-XV, не разрушив всю инфоструктуру планеты.

Риксы одержали победу.

Александр заметил, что во дворец прибыли подразделения местной полиции, намеревающиеся оказать поддержку десантникам. Вскоре прихвостней Империи должно было стать в несколько сот раз больше, чем риксов. Однако гигантский разум увидел возможность спасительной уловки. Он транслировал приказы, использовал одного из боевиков для отвлекающего маневра, и при этом дал хитрые инструкции второму.

Александр обезопасил себя. Его нельзя было изъять из инфоструктуры Легиса-XV, как нельзя было выкачать из биосферы планеты кислород, но он не забывал о том, что защитники Империи просто так не сдадутся. И все же гигантский разум возлагал большие надежды на единственного бойца, находившегося под его командованием. Этот боец еще многое мог сделать.

Доктор Вехер почувствовал, как чьи-то руки очищают его глаза от геля.

Он опять закашлялся, и его рот снова наполнился солоноватым сгустком. Вехер выплюнул остатки геля, провел кончиком языка по зубам. Возле него по полу разлилась зеленая лужица.

Тяжело дыша, он запрокинул голову, чтобы посмотреть, кто рядом с ним.

На него смотрела женщина-десантница. Лицевая пластина ее шлема была поднята. Орлиный профиль… Необычное лицо для десантника – гармоничное, даже красивое в этом полумраке. Они находились под небольшой полусферой статического поля.

Десантница (в звании капрала – Вехер успел разглядеть знаки отличия) прищелкнула языком, и прозвучал ее синтезированный голос:

– Сэр, лечите.

Она указала на лежавшего на полу человека.

– О… – выговорил Вехер, начавший соображать более или менее ясно – теперь, когда его легкие очистились от этой мерзости.

Перед ним, на руках у окровавленного старика-офицера, лежала Дитя-императрица. Она была скована судорогой. По подбородку Императрицы стекала струйка слюны, глаза вытаращены и остекленели. Кожа была бледна – бледна даже для воскрешенной. Вехер обратил внимание на то, что Императрица прижимает правую руку к груди, и подумал: «Сердечный приступ».

Но это было невероятно. Симбиант ни за что не допустил бы, чтобы с Императрицей произошло что-либо опасное, типа сердечного приступа.

Вехер порылся в ранце и вытащил чемоданчик со всем необходимым для оказания первой помощи. Он закрепил детектор на запястье Императрицы, включил прибор, а сам приготовил инъекцию с аналогом адреналина. Через секунду браслет детектора раздулся, стал похож на маленькую металлическую кобру, и в кровеносные сосуды Императрицы вонзились две крошечные иголочки. Синестезический диагностической экран показал параметры пульса и артериального давления, а детектор быстро провел целый ряд проб крови – на яды, на наличие микроустройств и антител. Пульс оказался необычайно частым. Значит, не инфаркт, не остановка сердца. Результаты всех проб крови были отрицательны.

Вехер замер, держа в руке шприц. Он не знал, как быть. Из-за чего Дитя-императрица в таком состоянии? Он протянул руку и большим пальцем приподнял по очереди веки Императрицы. В одном глазу лопнул кровеносный сосудик, алело пятнышко. В горле у Императрицы заклокотало, на губах появились пузыри.