Айзек Азимов - Лаки Старр и большое солнце Меркурия Страница 22

Как это ни странно, маленький марсианин волновался, хотя и был уверен, что сумеет выбраться из беды… и на процессе показать Лаки одну или две штучки.

Послышался новый голос:

— Бигмэн!

Все посмотрели наверх. Это был Певераль, который шел по пандусу, спускавшемуся с верхних уровней.

— Великий Космос, Бигмэн, вы здесь, внизу? И Кук? — затем, почти обиженно: — Что здесь происходит?

Казалось, никто не может вымолвить ни слова. Взгляд старого астронома остановился на распростертом теле Уртейла, и с мягким удивлением он спросил:

— Умер?

Бигмэн был шокирован: Певераль, казалось, потерял всякий интерес к событию. Даже не дождавшись ответа на свой вопрос, он снова повернулся к Бигмэну.

— Где Лаки Старр?

Бигмэн открыл рот, но не смог произнести ни звука. Наконец он чуть слышно прошептал:

— Почему вы спрашиваете?

— Он все еще в шахте?

— Ну…

— Да или он на солнечной стороне?

— Ну…

— Великий Космос, отвечайте, он на солнечной стороне?

— Я хочу знать, почему вы спрашиваете об этом.

— Майндс, — нетерпеливо сказал Певераль, — облетал на маленькой ракете участок, где размещаются его кабели. Он иногда это делает.

— Так что же?

— Я хочу знать, с ума он сошел или действительно видел там Лаки Старра?

— Где? — сразу же вскричал Бигмэн.

Доктор Певераль неодобрительно поджал губы.

— Так, значит, он все-таки там. Тогда все ясно. Так вот, ваш друг Лаки Старр, очевидно, попал в беду с механическим человеком, с роботом.

— С роботом!

— И, если верить Майндсу, который не спускался вниз, а ждет поисковой партии, Лаки Старр мертв!

14. ПРЕЛЮДИЯ К СУДУ

Лаки, согнувшись, лежал в безжалостных объятиях робота и уже ждал скорой смерти. Но поскольку она не пришла сразу, в нем вспыхнула слабая надежда.

А что если робот, в растерзанном уме которого еще жила врожденная память о недопустимости человекоубийства, окажется не способен нарушить закон, столкнувшись напрямую с подобной ситуацией?

Потом он подумал, что это невозможно, так как ему показалось, что хватка робота постепенно становится еще крепче.

Он закричал что было силы:

— Отпусти меня! — и взмахнул свободной рукой, которая болталась, касаясь пальцами черной грязи. Это был последний шанс, самый последний и, увы, такой слабый шанс.

Он поднял руку к голове робота. Он не мог повернуться и посмотреть — голова его была плотно прижата к груди робота. Рука его скользнула по гладкой металлической поверхности черепа два раза, три раза, четыре раза. Он убрал руку.

Больше он ничего не мог сделать.

Затем… Было ли это его воображение, или действительно хватка робота стала слабеть? Неужели большое Солнце Меркурия наконец-то приняло его сторону?

— Робот! — закричал он.

Робот издал какой-то звук, похожий на скрип ржавого механизма.

Его хватка действительно слабела. Теперь следовало ускорить события и напомнить механизму Главные Законы Робота.

— Ты не можешь нанести вред человеческому существу.

Робот прохрипел:

— Я не могу… — вдруг запнулся и неожиданно упал.

Однако он продолжал так же крепко, мертвой хваткой, держать Лаки.

— Робот! Отпусти меня!

Толчками робот ослабил хватку. Не совсем, но ноги Лаки освободились, и он мог двигать головой.

— Кто приказал тебе разрушать оборудование?

Он больше не боялся дикой реакции робота на этот вопрос. Он знал, что сам довел позитронный ум до полного распада. Но на последних стадиях перед окончательным разрушением робот, может быть, еще вспомнит хоть что-то из Второго Закона. И Лаки повторил:

— Кто приказал тебе разрушать оборудование?

Робот издал неясный звук:

— З… З…

Затем, так некстати, отказал радиоконтакт, и рот робота дважды открылся и закрылся, словно в этой ситуации крайней необходимости он пытался говорить обычным способом.

Затем не последовало ничего.

Робот был мертв.

Но теперь Лаки, освободившийся из-под гнета реальной близости смерти, был в смятении. У него не хватало сил окончательно отделить от своего тела конечности робота. Его радиопередатчик был помят в крепких объятиях металлического человека.

Он знал, что прежде всего необходимо восстановить силы. Для этого нужно уйти от прямых лучей большого Солнца Меркурия, и побыстрее. Это означало, что он должен добраться до тени, отбрасываемой ближайшим склоном, той тени, до которой он не смог добраться во время дуэли с роботом.

Превозмогая боль, он подогнул под себя ноги и стал медленно передвигаться в сторону тени, таща за собой тяжелого робота. Еще раз. Еще раз. Лаки казалось, что этот процесс длится вечно. Вселенная мерцала над ним.

Еще раз. Еще раз.

В ногах уже не было силы, и он вообще их не чувствовал. Робот весил, наверное, тысячу фунтов.

Даже при низкой силе тяжести на Меркурии эта задача была свыше его слабеющих сил, и им двигала одна лишь воля. Сначала в тени очутилась голова. Свет померк. Он подождал, тяжело дыша, затем с усилием, чуть не надорвав мышцы бедер, он толкнул себя вперед еще и еще раз.

Он был в тени. Одна из ног робота находилась все еще на солнце, рассылая отражения во все стороны. Лаки, посмотрев через плечо, смутно отметил это. И, почти с благодарностью, он забылся.

Были краткие периоды, когда к нему вновь приползали ощущения.

Затем, значительно позже, он спокойно лежал, сознавая, что лежит на мягкой постели, и пытался эти краткие периоды воскресить. В памяти всплывали люди, которые подходили к нему, движение в ракете, голос Бигмэна, пронзительный и взволнованный. Чуть лучше он помнил, как над ним хлопотал врач.

Потом снова провал, после которого он слышал вежливый голос Певераля, осторожно задававший ему вопросы. Лаки помнил, что отвечал связно, так что худшее к тому моменту было уже позади. Он открыл глаза.

Доктор Гардома хмуро смотрел на него, все еще держа в руке шприц.

— Как вы себя чувствуете? — спросил он.

Лаки улыбнулся.

— Как я должен себя чувствовать?

— Я полагаю, как мертвый, — после всего, что вам пришлось вынести. Но у вас замечательный организм, так что вы будете жить.

Бигмэн, который нетерпеливо вертелся на задворках поля зрения Лаки, наконец-то стал хорошо виден.

— Нечего благодарить за это Майндса. Почему этот тип с грязью вместо мозгов не спустился и не выручил Лаки, когда увидел ногу робота? Чего он ждал? Он оставил Лаки умирать?

Доктор Гардома отложил шприц и мыл руки. Стоя спиной к Бигмэну, он сказал:

— Скотт Майндс был убежден, что Лаки мертв. Его единственной мыслью было ни к чему не прикасаться, чтобы никто не мог обвинить его в убийстве. Майндс помнил, что однажды он уже пытался убить Лаки и что другие об этом не забыли.

— Как он мог думать о подобных вещах? Робот…

— На Майндса давят, и в последние дни он сам не свой. Он позвал на помощь; это лучшее, что он мог сделать.

— Отнесись к этому спокойнее, Бигмэн, — сказал Лаки. — Мне не угрожала опасность. Я переспал ее в тени, и сейчас все в порядке. Что слышно о роботе, Гардома? Его спасли?

— Он здесь, под Куполом. Но мозг его разрушен, изучать его нельзя.

— Очень плохо.

Врач повысил голос:

— Ну, хорошо, Бигмэн, пойдемте. Пусть он поспит.

— Эй, — возмущенно начал Бигмэн.

Лаки тут же сказал:

— Все в порядке, Гардома. Дело в том, что мне хотелось бы поговорить с ним с глазу на глаз.

Доктор Гардома заколебался, потом пожал плечами.

— Вам надо поспать, но даю вам полчаса. Потом он должен уйти.

— Он уйдет.

Как только они остались одни, Бигмэн схватил Лаки за плечо и восторженно потряс его. Он проговорил полузадушенным голосом:

— Глупая обезьяна. Если бы жара не прикончила этого робота как раз вовремя — как в фантастических фильмах…

Лаки грустно улыбнулся.

— Это не совпадение, Бигмэн, — сказал он. — Если бы я ждал такой же концовки, как в фантастическом фильме, я бы умер. Мне пришлось перехитрить робота.

— Как?

— У него прекрасно отполированная коробка с мозгом. Она отражает большую часть солнечных лучей. Это значит, что температура позитронного мозга достаточно высока, чтобы нарушить его работу, но не достаточно — чтобы он прекратил работать вовсе. К счастью, большая часть меркурианской почвы состоит из сыпучего черного вещества. Мне удалось мазнуть черным его голову.

— Что это дало?

— Черный цвет поглощает тепло, Бигмэн. Он не отражает. Температура мозга робота быстро увеличилась, и он умер почти сразу. Впрочем, этого все равно долго бы ждать не пришлось… Ну, ладно, не стоит об этом говорить. А что происходило здесь, пока меня не было? Если что-нибудь вообще происходило?