Ирина Горбунова - На грани человечности Страница 22

   - Я-то ждал, Вайрика, что ты с порога спросишь: где Хью.

   - Верно, свои дела у него. Не обязан он дни и ночи напролёт обо мне одной думать.

   - Это ты правильно, Вайрика. Мужчины терпеть не могут, когда кто бы то ни было их чересчур к себе привязывает. - Миста одобрительно сжал локоть Суламифи. - Впрочем, и женщины тоже.

   Отсмеявшись наконец, Иммер поднялась с подушки и неожиданно вздохнула.

   - Вот матушка на том и сорвалась. На ревности своей всепоглощающей.

   - Заметил я: матушка к учителю в келью завернула, - сообщил Миста заговорщицки.

   - Всё душу растравляет, - вполголоса отозвалась Суламифь.

   - Зачем непременно - растравляет, - резонно возразил Миста. - Может статься, посудачить вздумала по-стариковски, о предмете каком-нибудь безобидном. Пожаловаться, к примеру, что в её семье право первородства предано. Старший-то сын брата её, даргена Экслинского, в дальние земли отбыл, от чрезмерных милостей королевских. Волей-неволей теперь младшая дочь наследовать будет. А Олем Северный, наследничек, уж к ней присватывался. Никого более, сказывают, в жены брать не желает.

   - Коль так не терпится Олемам с Эксли породниться, - предложила Иммер, - пусть новая наследница Эксли младшего Олема возьмет в мужья. Или ниже его чести - принять имя фер Эксли?

   К чему - по непонятным причинам - никак не могла привыкнуть Суламифь, так это к тонкостям элкорнского брака. Поскольку наследование велось равно по мужской и по женской линии, постольку "замуж выходила" - только младшая дочь за наследника рода. О наследнице, будущей Главе Дома, говорили: "взяла в мужья" младшего сына из другого клана. И тот принимал родовое имя и титул супруги. В делах наследования пол не играл никакой роли - имело значение лишь первородство.

   Но вот в клане даргенов Экслинских наследовать доведётся младшей дочери. Ибо наследника - старшего сына - родная тётка всё ж воспитала менестрелем.

   Тётку звали - Виальда. Вильда Крамольница.

   Вторая же тётка, младшая, была - Бариола. Матушка Бариола.

   - Сдаётся мне, сейчас вовсе не преподобная мать судачит, - отвлекшись от размышлений, только и отметила Суламифь.

   - Прости, Вайрика, - спохватилась Иммер. - Ты ведь сплетен не любишь.

   - Вы-то, друзья, по каким делам здесь? - поинтересовалась Суламифь. - Для того только, чтобы пересказать мне новую байку?

   - В том числе. А прежде того - на плац заглянули, позвенели мечами в охотку. - Миста расплылся в улыбке до ушей. - Может, хоть мне посчастливится - "превратить жир сестры Иммер в мускулы"? Матушка давно отчаялась в сем деле богоугодном. Ох, нетерпится ей видеть вокруг сплошь такие же вервицы, как она сама!

   Заинтересовавшись книгой на столе, он пригляделся - и кивнул уважительно-иронично.

   - Ты, Вайрика, всё Писание штудируешь? Как подобает аризианке праведной?

   - Должно мне завершить перевод Откровений святой Аризии, - пояснила Суламифь охотно. - Для миссии батюшки в Меран.

   - Вайрика все наречия ведает, какие только есть в мире, - с удовольствием вступила Иммер.

   - И - всех врагов своих милует, - с некоторым сомнением протянул Миста. И помрачнел. - Что ж, сестра, и впрямь ты исцелила Леру фер Тайлема? или слухи одни?

   Примерялась уже Иммер дёрнуть его за полу куртки - но осеклась. Взгляд землянки выражал лишь кротость и ясность.

   - Как же иначе?

   - Всё ж ты святая, Вайрика. - Миста усмехнулся - уже невесело - Увы, и святые не живут долго, если за спиною своей не следят.

   - Знаю.

   И вновь - лучезарный взор, щемящий душу... Не доверишься ведь даже друзьям, что назначение наблюдателя долгих сроков и не предполагает.

   Её же, не исключено, отзовут даже раньше времени. Как видно, не только в Академии Прогресса - даже здесь приходят к выводу, что наломала она дров изрядно.

   Пусть так. Плоды ошибок её падут не на подопечных - лишь на неё саму. И упрекнут её: кто в срыве миссии, кто в гибели неосторожной и безвременной - но уж не в убийстве.

   Достаточно одной сестры Гераны.

14.

   Какие неотложные дела привели её к эрихьюанцами - отдавала ли Бариола отчёт сама себе? Впрочем, обязана ли она отчитываться - перед кем бы то ни было? Официальный дружественный визит главы ордена к главе ордена, и точка.

   Отца Одольдо она застала в его апартаментах (произнести "келья" не поворачивался язык). И - в компании русоволосой красотки в богатом вооружении, с гербом шэммунов Вэндорских на кольчуге. Леди Ируандика, шэммуни-наследница - определила Бариола. Аппетиты нынче у Одольдо! Солидный богословский манускрипт, раскрытый на столе, диспут о сущности Пророков, коим захвачены собеседники... всё белыми нитками шито. Догадаться нетрудно: ближе к вечеру оппоненты благополучно сойдутся на мысли, что святой Эрихью и святая Аризия тоже были - мужчиной и женщиной. И, коль с самими Первопророками эдакий конфуз приключился, то нам грешным сам Единый велел... Тьфу, тьфу, Тьма Вековечная! Как это всё на Одольдо похоже. Рабочий кабинет с пышным альковом по соседству, свечи, книга, красивая женщина, белое вино в хрустальных чашах... Ценит он презренные наслаждения жизни.

   Однако, не наслаждалась ли некогда она сама - с ним вместе?!

   Лет двадцать назад Бариола застала Одольдо за тем же столом, с какой-то тогдашней красоткой на коленях. Что оставалось ей после, как только не окончательно порвать с ним? И вот, десятилетия спустя - Одольдо в том же кабинете, с новою пассией, может, уже тысячной по счёту. Отчего так больно до сих пор? Откуда неодолимое искушение метнуть шэммуни кинжал в спину, коварно, по-лимийски? Ох, срамница, была б ты аризианкой - из-под плетей бы живою не встала!

   Глубокий, звучный голос Одольдо (нисколько не изменившийся с годами, дорогой по-прежнему голос!) буквально спугнул кровожадные мысли Бариолы. Как догадался он об её присутствии? разве что по бессильному скрежету зубовному? Надолго ли ещё зубов хватит - сжимать намертво?

   - Мир тебе, сестра моя! - с неподражаемой елейностью приветствовал гостью отец настоятель. - Сие леди Ируандика фер Вэндор, ученица моя. Воистину достойная и благочестивая жена.

   И - возвёл горе янтарные бесовские глаза.

   (Да глубоко мне плевать, чья она там жена! Выставьте её против меня в поединке - и, Единый свидетель, муженёк её овдовеет в полминуты, будь он хоть сам король Торнский!)

   - У меня к тебе беседа конфиденциальная, брат мой. - Бариола испепеляюще вперилась в обольстительную школярку. - Потрудись оставить нас, юная дева.

   При слове "дева" лишь углами рта дёрнула прелестная воительница. Но малоприметное это движение о многом сказало Бариоле. Мол, от таковой же девы слышу, только, увы тебе, от старой; впрочем, коль сильно повезёт тебе, побыв наедине с батюшкой, ты перестанешь таковой быть; хотя едва ли возлюбленный мой польстится на эдакую вяленую рыбу - товар залежалый... "Дева" гибко выскользнула из кресла; удалилась величаво.

   Резануло душу чистосердечное восхищенье, каким проводил ушедшую отец настоятель.

   - Место освободилось, - иронично заметил Одольдо. - Можешь присесть, Бариола. Выпить не предлагаю - боюсь анафемы.

   - Дева не старовата ли для тебя, Одольдо? - едко уколола та, кивая на двери; кресло себе всё ж подвинула. - Поди, ей уж все шестнадцать?

   - Ну... - Одольдо выдержал паузу, - на мой взгляд, лишнее - требовать от женщины свидетельство об имяположении, прежде чем затеять с нею самый лёгкий флирт. Знаешь, даже ты... нет, тем более ты... была бы достаточно молода для меня, если бы...

   Он поднял на Бариолу глаза, в которых шутовство странно смешалось с мольбою.

   И - она отвела взор, с видом оскорблённой в святых своих чувствах. Почему-то приковала её внимание игра богатых перстней на холёной руке собеседника. И весь наряд его, столь пышного и изысканного, не по сану, покроя. Суетный блеск мирской. Даже знак Священного Пламени на груди - в две ладони шириной - отлит из червонного золота, каменьями изукрашен. Это ли не хула на Единого и Пророков Его?

   Хула. И вызывающая.

   Но - почему так больно и сладко замирает сердце при взгляде одном на этого галантного щёголя?

   - Как одет ты, духовный пастырь? - посетовала Бариола.

   - Полагаю, вполне благопристойно. Вот прими я столь высокую гостью в одной повязке на чреслах, подобно сарнийцу нечестивому в летнюю жару... Я-то не против, да годы уж не те.

   И руками развёл, комедиант, с таким смирением перед извечным порядком вещей, - и не найдёшь с ходу уничтожающий аргумент. Одно остаётся: катать желваки на скулах, потупив глаза.

   - Так я весь внимание, - возобновил беседу сам Одольдо. - Что за дело безотлагательное вынудило тебя, Бариола, прервать учёный диспут столь бесцеремонно?