Альфред Ван Вогт - Крылатый человек Страница 24

— Он получил порцию газа, и поэтому ему придется несколько месяцев проваляться в постели.

— Но это больше, чем осталось до выборов.

— Да, больше. И это означает, что я вновь одержу победу на выборах, так как претендентов, кроме Кента, нет.

Гросвенф молчал, обдумывая новость. Приятно было услышать, что Мортон не уйдет со своего поста. Но как насчет недовольных, которые поддерживали Кента? Пока он раздумывал, Мортон продолжил:

— Я хочу просить вас, как о личном одолжении, мистер Гросвенф. Я убедил мистера Йеменса, что было бы неразумным продолжать линию Кента в его нападках на вас. В интересах сохранения мира я бы хотел, чтобы вы хранили молчание. Не предпринимайте попыток закрепить свою победу. Если вас начнут спрашивать, просто скажите, что происшедшее было просто несчастным случаем, но сами таких разговоров не заводите. Вы обещаете мне это?

— Конечно… Но я хотел бы внести предложение.

— Какое?

— Почему вам не приходит в голову один ловкий ход — назвать своим преемником Кента?

Мортон взглянул на Гросвенфа сузившимися глазами, что указывало на его замешательство. Наконец, он сказал:

— Никак не ожидал от вас подобного предложения. Сам я не очень беспокоюсь о замалчивании морального облика Кента. А вообще-то, такой шаг может уменьшить напряженность, — но он все еще не был сам в этом уверен.

— Ваше мнение о Кенте, кажется, совпадает с моим? — предположил Гросвенф.

Мортон мрачно улыбнулся.

— На борту имеется много других людей, которых я предпочел бы видеть в роли директора, но ради сохранения мира я последую вашему совету.

После этого они расстались. Гросвенф ушел с более смешанными чувствами, чем он выказывал, ибо, хотя завершение атаки Кента было неудовлетворительным, у него все же сложилось впечатление, что выдворяя представителей химического отдела из своего помещения, он выиграл стычку, а не битву. И все же это было лучшим исходом стычки, которая могла закончиться очень плохо.

Глава 7

Икстль неподвижно распластался в кромешной тем ноте. Время в вечности тянулось медленно, а пространство было бездонно черным. Сквозь его необъятность холодно смотрели туманные пятнышки света. Каждое — он это знал — было скоплением ярких солнц, уменьшенных бесконечным расстоянием до размеров светящихся крапинок тумана.

Там была жизнь, распространявшаяся на мириады планет, бесконечно вращающихся вокруг своих родительских солнц. Точно так же жизнь зародилась когда-то из первобытного Хаоса старого Глора и текла, пока космический взрыв не уничтожил его собственную могущественную расу и не выбросил его тело в глубины интергалактики.

Он жил, и это была его личная победа. Пережив катаклизмы, его почти неуничтожимое тело поддерживало себя, хотя и постепенно слабея, с помощью световой энергии, проникающей сквозь пространство и время. Его мозг все пульсировал и пульсировал в той же старой цепи мыслей — один шанс на дециллион за то, что он снова окажется в галактической системе, а тогда даже еще меньший шанс за то, что он попадет на планету и найдет ценный гуул.

Биллион биллионов раз его мозг перебирал бесчисленные варианты. Теперь это уже стало частью его самого. Это было похоже на бесконечную картину, крутившуюся перед его мысленным взором.

Вместе с тем отдаленным светом, долетающим в черную пучину, они создавали мир, в котором он существовал. Он почти забыл о том чувствительном поле, которое создавало его тело. Века назад оно было более обширным, но теперь, когда его мощь испарилась, никаких сигналов не поступало к нему дальше, чем за несколько световых лет.

Он почти ни на что не надеялся, и тут его коснулись первые сигналы приближающего корабля. Энергия, плотность, вещество! Смутное чувство восприятия вошло в его вялое сознание. Сама мысль об энергии и веществе стала отступившей куда-то мечтой. Отдаленный краешек его сознания, немного более чуткий, наблюдал за их появлением, за тем, как тени давно забытого выступили из окутавшего его тумана, борясь с погруженным во мрак сознанием измученного эфемерностью существования.

И потом новое, но более сильное и острое послание с отдаленной границы его поля. Его вытянутое тело выгнулось в бессмысленном конвульсивном движении. Четыре руки изогнулись в стороны, четыре ноги слепо задергались, бессмысленно брызжа силой.

Его полные изумления вытаращенные глаза перефокусировались. Почти пропавшая способность видеть возвращалась. Та часть его нервной системы, которая контролировала поле, предпринимала первые и еще несогласованные действия. Огромным усилием он перебросил ее волны с биллионов кубических миль не подававших признаков жизни, направив их на попытку установить область сильнейшего стимулирования. Даже пытаясь найти ее изо всех сил, он переместился на большое расстояние. И тут он впервые подумал об «этом», как о корабле, летящем от одной галактики к другой. Он пережил мгновения дикого страха, что корабль пройдет за границей его чувствительного поля, и контакт с ним будет потерян навсегда, прежде чем он сможет что — ни — будь сделать.

Он позволил полю еще немного расшириться и почувствовать шок толчка, еще раз получив безошибочное подтверждение присутствия незнакомого вещества и энергии. На этот раз он прильнул к ним. То, что было его полем, стало пучком всей энергии, которое только могло собрать его слабеющее тело.

Этот пучок связал его с мощью энергии, излучаемой кораблем. Энергии оказалось больше — во много миллионов раз, чем ему требовалось. Ему пришлось отклонить ее от себя, разрядить ее в пространство и темноту. Но подобно чудовищной пиявке, он протянулся на четыре… семь… десять световых лет и истощил огромную мощь корабля. После бесчисленных лет, когда он кое-как перебивался на скудных источниках световой энергии, он не осмелился даже попытаться справиться с этой колоссальной мощью… То, что он позволил себе получить, дало шок, который вернул его тело к жизни. Осознание им открывшейся возможности наполнило его жестким напряжением. В безумной поспешности он отрегулировал свою атомную структуру и понесся вдоль пучка. На далеком расстоянии от него корабль — хотя его энергия иссякла, он моментально вернул ее мощь — проплыл вдоль него и начал удаляться. Он удалился на целый световой год, потом на два, а потом и на три. В глубоком отчаянии Икстль понял, что корабль куда-то уйдет, несмотря на все его усилия. И тут…

Корабль остановился мгновенно. Одно мгновение он плыл со скоростью многих световых лет в день. А в следующее — он завис в пространстве, мгновенно затормозив. Он все еще находился на огромном расстоянии от Икстля, но больше не удалялся. Икстль мог догадаться о случившемся. Находящиеся на борту корабля могли узнать о его вмешательстве и намеренно остановили корабль, чтобы выяснить, что случилось. Их метод мгновенного сбрасывания ускорения указывал на чрезвычайно развитую науку, хотя Икстль и не мог решить, какой техникой ускорения они пользовались. Существовало несколько возможностей. Сам он намеревался остановиться, превратив свою огромную скорость в электронный механизм внутри своего тела. При этом процессе должно было быть весьма незначительное количество энергии. Электроны в каждом атоме будут слегка замедляться — совсем чуть-чуть — и эта микроскопическая скорость преобразуется в движение на макроскопическом уровне.

Он находился именно на этом уровне, когда внезапно почувствовал близость корабля. А потом произошла целая вереница событий, следовавших одно за другим слишком быстро для того, чтобы их можно было успеть обдумать. На корабле включился непроницаемый для энергии экран. Концентрация такого огромного количества энергии автоматически отключило реле, которое он установил в своем теле. Это остановило и его в долю микросекунды, прежде чем он успел осознать случившееся. Если считать в расстоянии, то это произошло чуть дальше тридцати миль от корабля.

Икстль мог видеть корабль в виде световой точки, блестевшей впереди в темноте. Его экраны все еще работали, что означало при всех возможностях, что те, внутри, не смогли его обнаружить, и что он не может больше надеяться сам достичь корабля. Он решил, что чувствительный прибор, находящийся на борту корабля, Почувствовал его приближение, классифицировал его как летательный снаряд и включил защитный экран. Икстль приблизился, насколько возможно, к почти невидимому барьеру. И оттуда, прочно отделенный от предмета своих вожделений, с жадностью смотрел на корабль.

Он был меньше чем в пятидесяти ярдах, круглое чудовище с металлическим телом, усыпанный, как бриллиантами, бесконечными рядами сверкающих световых точек. Космический корабль плавал в бархатной черноте, блестя, как огромный драгоценный камень, неподвижный, но живой, до краев наполненный жизнью. Он нес в себе ностальгию и живое напоминание о тысяче далеких планет и неукротимую, бьющую через край жизнь, которая достигла звезд и рвалась дальше. Но несмотря на происшедшее, он нес в себе надежду.