Генри Олди - Куколка Страница 25

– Хорошо, – кивнул Лючано. Он все больше смущался под наглым взглядом Николетты. Казалось, брюнетка сейчас плюнет на свои же рекомендации, затащит новенького в номер и подвергнет насилию в особо извращенной форме. – Умоюсь, и бегом к Пульчинелло…

– К кому?!

Удивление ей шло – румянец, блеск глаз…

– Я так назвал своего «овоща».

– А-а. Зря. Лучше не давать им кличек. Сантименты, цветы сердца, а он – раз, и сварился. Впрочем, дело ваше. Да шевелитесь, в конце концов! Жорж зол на вас со вчерашнего вечера. Только и ждет повода.

При ближайшем рассмотрении на лице женщины, под слоем макияжа, обнаружились едва заметные морщинки. И кожа под глазами с намеком на дряблость. Арена не прошла даром для Никки. Значит, мчимся будить «коллегу», с которым и виделись-то пару раз?! Спасаем брата-семилибертуса от тайных ужасов?

«Или у нее на меня виды?»

– Прошу простить мою выходку.

Он поставил стул, который, как выяснилось, до сих пор держал в руках. Стул мигом оседлала Николетта, широко расставив ноги. В распахнутом кимоно отчетливо белела грудь гладиаторши – маленькая, с яркой вишенкой соска. Это сильно мешало продолжать разговор в непринужденном тоне.

– Ничего, бывает. Кстати, застегните ширинку.

– М-м… За неглиже извиняюсь отдельно. Скажите, почему вы решили меня предупредить?

«Если ответит: «Из любви к ближнему,» – не поверю!»

– Не хочу доставлять удовольствие этому гаденышу Мондени. Как мотив, уважительный?

– Еще бы, – рассмеялся Лючано. – Спасибо!

– Поторопитесь. Забавная у вас татуировка. Где кололи?

– В тюрьме.

– Интересный вы человек…

Николетта встала и, виляя бедрами, пошла прочь по коридору.

«В душ, в душ! Желательно – ледяной…»

Гладиаторий словно вымер.

По дороге не встретилось ни единой живой души.

Спускаясь в подвал, Лючано обнаружил, что забыл-таки надеть рубашку. Кормилец, голый по пояс? А что? Правилами стриптиз не возбраняется. По крайней мере, Мондени ни о чем подобном не говорил.

– Здорово, приятель!

Сегодня Пульчинелло удивил. «Овощ» не сидел, а лежал на койке, отвернувшись лицом к стене. Нажав кнопку раздатчика, Лючано получил две банки «замазки», извлек ложку с миской и задумался: сразу брать пучок моторика, или сперва…

Пульчинелло сел на кровати.

Лючано споткнулся на ровном месте – настолько внезапно это произошло. Однако, заняв привычную, тупую и покорную позу ожидания, «овощ» снова застыл, уставясь в одну точку. В его поведении крылось что-то космическое, невозможное для человека.

«Он, небось, всегда так садится, – успокоил маэстро Карл. – Просто, малыш, ты впервые застал сей процесс. Валяй, не тяни резину…»

Коррекция не потребовалась: «овощ» сам открыл рот, едва в поле зрения объявилась ложка с «замазкой». Голоден? Или с прошлого раза в его пустой голове отложилось что-то полезное? Вряд ли… Ест – и ладно. Сунешься без спросу – а тебя бац по носу!

«Ты, малыш, и не лезь, куда не надо, – маэстро Карл сегодня был на редкость разговорчив. – Лезь, куда надо. Работай с базовой моторикой, а остальное не трогай…»

«Тут без нас уже потрогали, – бесцеремонно вклинился Добряк Гишер. – Вон, рожа!.. И рука. Ослеп, что ли?»

Действительно, со вчерашнего дня у Пульчинелло добавилось «украшений». Ссадину на лбу Лючано заметил не сразу: ее, падая, закрывала прядь волос. Синяк под левым глазом слабо выделялся на смуглом лице. Вдоль правого предплечья тянулись четыре длинные царапины. Следы ногтей?

Когтей?!

Тарталья уловил еле ощутимый запах лекарств. Антисептик со стимулятором регенерации; скорее всего – солдатский «коктейль»-универсал, оптимум для быстрого заживления ран. Значит, помощь блондину оказали.

Но кто его бил?

Проклятье, что здесь вообще происходит?!

«Замазка» в миске кончилась. Лючано отнес посуду в автомойку; прихватив по дороге салфетку, подсел к «овощу».

– Ну-ка, пробуй сам. Это салфетка, Пульчинелло. Ей вытирают губы. Смотри на меня. Смотришь? Хорошо. Запомнил? Теперь ты. Бери…

Он вложил салфетку в пальцы Пульчинелло. Тот медленно, с усилием повернул голову. Уставился голубой, бездонной пустотой: что это нам дали? Чудилось, от напряжения пустота темнеет, превращаясь в черноту космоса, насквозь прошитую звездной канителью. Вторая рука «овоща» осторожно, словно боясь причинить вред, гладила Лючано по плечу.

Теперь, когда Тарталья был обнажен по пояс, сомнений не осталось: Пульчинелло влекла татуировка, и ничто иное. Со вчерашнего дня она разрослась. Змеи-щупальца добрались до груди, осваивая новые пространства, сползли к локтю, явно вознамерясь в ближайшее время взять и этот хрупкий рубеж.

«Они меня скоро всего опутают! Говорят, некоторым женщинам нравится. Николетте, в частности. Вопрос в другом: понравится ли это мне?!»

Пульчинелло, не интересуясь терзаниями кормильца, ласкал татуировку. Это занятие доставляло ему удовольствие. Словно «овощ» дорвался до невинного, на первый взгляд, но запретного наслаждения: вдосталь наковыряться пальцем в носу или поскакать босиком по лужам.

«Так думают о ребенке, малыш. Не обольщайся!»

Пальцы Пульчинелло скользили по змеям, на миг задерживались в области центрального «кубла» – и двигались дальше. Гладь Лючано красивая женщина, а не безмозглый «овощ», было бы гораздо приятнее. Сюда бы Ирасека, любителя мужчин – вот бы порадовался…

Задумавшись, он прозевал момент, когда блондин поднес салфетку к лицу и стал неуклюже тыкать ею в губы. Тарталья смотрел на чудо, как завороженный. Неужели «овощ» все-таки поддается обучению?! Вскоре остатки «замазки» исчезли с лица Пульчинелло, а салфетка превратилась в лохмотья.

– Молодец! – он забрал мусор у подопечного и отправил в утилизатор. – Гений! Если б ты еще сумел пожаловаться на обидчиков…

Лючано коснулся царапин на предплечье.

– Но ты ведь не ябеда, верно?

Вспомнились измочаленные костяшки пальцев лысого громилы.

– А может, били не только тебя? Ты тоже бил? Да?

Блондин вздрогнул, как от пощечины. Замотал головой, вскочил, продолжая трястись. Лючано отшатнулся, но Пульчинелло не собирался нападать на него. «Овощ» кружил по камере, выставив перед собой руки – прикрываясь от невидимых ударов, уклоняясь, атакуя в ответ.

– Ты дрался? Ты хочешь мне показать?!

Разумеется, блондин не ответил, но начал двигаться быстрее. Страх оледенил сердце Лючано. Пустоглазое существо с лицом дебила танцевало так, что взгляд не успевал следить за ним. Казалось: враг Пульчинелло находится здесь! Просто он движется еще быстрее, скользя между мгновениями…

Тарталья вжался в угол. Удары «овоща» были сокрушительны: попадешь под такой – реанимация обеспечена. Вот блондин присел, раскорячась, вцепился в кого-то, с натугой поднял и бросил через себя. Извернувшись, упал сверху, орудуя локтями. Снова вскочил – схватил, бросил, упал. Вскочил. Схватил, бросил… упал…

Его заклинило, с ужасом понял Лючано. Он не может остановиться. Будет повторять фрагмент боя до бесконечности, пока не откажет сердце. Надо что-то делать! Остановить, вывести из безумной круговерти…

Он потянулся к пучку моторика.

«Осторожней, малыш!»

«Вижу, маэстро.»

Мерцающие нити «овоща», каких он не встречал у других кукол, были натянуты до предела. Они ярко светились, будто лучи контрольных лазеров. В придачу нити зримо вибрировали на манер басовых струн. Низкий инфернальный рокот звучал сильнее, чем в прошлый раз. Ворс шевелился, каждая ворсинка топорщилась на особицу; нити уходили в темную глубину безусловных рефлексов, исчезая. У Лючано не возникло ни малейшего желания выяснить, куда же они все-таки ведут. Ишь, гудят! – точь-в-точь агрегаты в лаборатории «электро-Гассана».

Ну их в черную дыру…

Это было легче сказать, чем сделать. Басы расходились в разные стороны под всевозможными углами, пересекались друг с другом, связывая пучки в чудовищных, невообразимых сочетаниях. Фактически они образовывали комплекс дополнительных пучков, чье назначение оставалось загадкой. Миновать их, корректируя обычную моторику, было крайне сложно. Так, тянем, ослабляем, правим; движения замедляются…

Давай, баклажан!

Гораздо медленнее, чем раньше, но «овощ» все равно повторял треклятую комбинацию: присел, схватил, бросил… Нет, не годится! Надо сбить его с ритма, вытолкнуть из колеи; сломать рисунок движения. Лючано начал косвенную коррекцию: чтобы Пульчинелло, приседая на бросок, потерял равновесие и упал. Ничего не получилось. Как хорошо раскрученный волчок, «овощ» обрел устойчивость; он наворачивал оборот за оборотом, не желая заваливаться набок.

На миг отпустив нити, Тарталья перевел дух. Движения Пульчинелло начали вновь ускоряться. Проклятье! Неужели все насмарку?! Позвать ланисту? Пусть вкатят идиоту дозу снотворного, заряд из парализатора, наденут смирительную рубашку, спеленают стасис-полем…